— Что тебе известно, Генри? — тут же спросил он.

— Только то, что пишут в газетах. Не забудь упомянуть обо мне, когда будешь выступать с речью, ладно?

В 23.50 снова раздался телефонный звонок.

— Вот оно, — сказал Джордж Кэти, подходя к телефону, затем сделал глубокий вдох и поднял трубку. — Да?

— Джордж?

Это был Каспар Вайнбергер, министр обороны — и гарвардец выпуска 1938 года. Хорошая примета.

— Привет, Кэп, — еле слышно произнес Джордж.

— Послушай, Джордж, президент очень много думал о Госдепе… — Он сделал небольшую паузу, а потом объявил как можно мягче: — Он решил взять Шульца.

— О.

Наблюдая за несчастным выражением лица мужа, Кэти взяла его под руку.

— Надеюсь, ты понимаешь: ничего лично против тебя он не имеет, — продолжал министр обороны. — Просто Рону приятнее вести дела с калифорнийскими ребятами — ты понимаешь, о чем я. И я знаю: Шульц хочет, чтобы ты оставался на своем месте в качестве помощника госсекретаря.

Джордж не знал, что сказать.

Вайнбергер попытался утешить его.

— Послушай, Келлер, — жизнерадостно произнес он, — сколько тебе лет? Сорок шесть — сорок семь? Какие твои годы, ты уже и так забрался высоко, я тебя умоляю. Если Рейган пойдет на второй срок, уверен, он обязательно возьмет на этот пост тебя.

— Да, Кэп, спасибо.

Джордж повесил трубку и посмотрел на Кэти.

— Я проиграл, — тихо выдохнул он.

— Ты не проиграл, Джордж, — сказала она с глубоким чувством. — Просто ты пока еще не выиграл.

17 ноября 1982 года

Мне нравится заниматься подготовкой традиционной встречи выпускников, в том числе и сбором денег для нашего фонда, еще и потому, что теперь у меня появилась возможность попадать в такие места, куда при обычных обстоятельствах меня бы ни за что не пустили.

В Белый дом, например.

Ясное дело, оргкомитету хотелось, чтобы Джордж Келлер выступил с лекцией, которая стала бы заметным событием в числе других мероприятий недели. А поскольку я — его старинный друг по Гарварду, то мне и поручили уговорить его дать свое согласие.

Когда я позвонил в Государственный департамент, первым сюрпризом для меня стало то, что он сразу взял трубку. Вторым — то, что он пригласил меня в Вашингтон на обед. А третьим — то, что мы будем питаться не в одном из шикарных вашингтонских бистро, а в столовой Белого дома, поэтому он сможет провести для меня небольшую экскурсию по зданию резиденции президента со всеми прилегающими постройками.

Это было потрясающе. Мне даже удалось побывать в знаменитой Ситуационной комнате — она действительно производит сильное впечатление, ибо я ожидал увидеть совсем другое. Оказалось, это просто небольшая кабина без окон, где стоит стол и несколько стульев. Представьте себе — сколько важнейших исторических решений за последнее время было принято в этой прославленной телефонной будке!

Именно здесь Джордж предложил мне присесть и рассказать, что заставило меня проделать такой длинный путь в Вашингтон.

Я спросил его, что он думает о Гарварде.

Он в ответ спросил меня, что о нем думают в Гарварде. А если точнее, по-прежнему ли студенты и преподаватели считают его человеком, выполнявшим грязную работу для Киссинджера?

Я ответил как можно тактичнее, мол, хоть все и критиковали их с Генри довольно жестко во время войны, но это было почти десять лет назад. Более того, нам всем ужасно хочется, чтобы он выступил перед ребятами. Рассказал что-нибудь интересное, например, каково было вести полемику с Брежневым и его окружением.

«Ты для всех нас — настоящий герой, — сказал я ему. — И это бесспорно».

Он улыбнулся.

А потом я спросил, собирается ли он вообще приехать на сбор.

Он признался, что колеблется и еще не решил — боится, что почти никого не знает.

Я возразил, сказав, что зато теперь все знают его. Кроме того, многие из тех, кого я видел недавно, внешне так сильно изменились, что парни, наверное, не смогут узнать даже соседей по общаге. Я привел в пример Ньюола — он облысел и потолстел килограммов на десять.

Я не стал ему рассказывать, что у Дики в последнее время возникли небольшие проблемы с выпивкой (он якобы топит в вине свой кризис среднего возраста).

В общем, я всячески давил на него, добиваясь согласия приехать и выступить. И после еще нескольких лестных слов он с улыбкой сдался.

Он даже похвалил мои способности уговаривать. И сказал, что готов предоставить мне работу, когда только захочу.

Чуть позже он проводил меня к воротам Белого дома, где меня ожидало такси, чтобы везти в аэропорт.

Пока я летел в Бостон, то всю дорогу улыбался до самых ушей. Ведь я, Эндрю Элиот, добился дипломатического успеха в переговорах с одним из самых великих дипломатов в мире.

Вернувшись к себе в кабинет, Джордж Келлер обнаружил, что у него неожиданный посетитель — его жена.

Она сидела на кушетке, сжимая в руках кипу листов с какими-то текстами.

— Какой приятный сюрприз.

Она не стала отвечать, выжидая, когда он закроет за собой дверь.

— Ты — отвратительный вероломный негодяй!

— Что случилось? — хладнокровно спросил он.

— Зачем ты сотрудничал с этим клеветником, Томом Лейтоном?

— Кэтрин, не знаю, что на тебя нашло. Этот человек — уважаемый журналист из «Нью-Йорк таймс». И я как-то обедал с ним — всего однажды.

— Хватит заливать, Келлер. Один мой приятель из «Ньюсуик» прислал мне отрывки из его новой книги, которые они у себя печатают. Посмотри, какую гадость он пишет. И мне совершенно ясно, что «источник, близкий к Киссинджеру», на которого он постоянно ссылается, это не кто иной, как ты.

— Кэти, клянусь тебе…

— Джордж, я больше не в силах терпеть твою ложь. Ты знаешь, я никогда не питала особой любви к Генри, но для тебя он ведь был вторым отцом. А эта книга — сплошная его дискредитация. Неужели для тебя нет ничего святого?

— Кэтрин, ты бросаешься выводами, которые ни на чем не основаны. Может, обсудим все дома?

— Нет, Джордж, меня не будет дома. Я ухожу от тебя.

— Только потому, что я, по-твоему, беседовал с каким-то честолюбивым репортером?

— Нет, Джордж. Потому что это доказывает, какой же я была дурой, думая, будто смогу тебя изменить. Ты — эгоистичный негодяй, который не умеет любить и который никому не доверяет, даже чтобы самому принять любовь. Ну, достаточно веские причины я привела?

— Прошу тебя, Кэти, позволь мне объяснить тебе все!

— При одном условии.

— Скажи каком.

— У тебя есть шестьдесят минут, чтобы изложить обстоятельства по данному делу. Но если они меня не убедят, то ты подпишешь согласие на немедленный развод.

— Ты хочешь сказать, что уже советовалась с юристом?

— Нет, милый, — ответила она. — Ты так занят собой, что совсем забыл: я сама — юрист.

2 декабря 1982 года

Я снова женюсь.

Это решение не из тех, которые дались мне легко. Просто теперь, после семнадцати лет жалкой холостяцкой жизни, я пришел к пониманию того, почему на Ноевом ковчеге каждой твари было по паре.

Со времени крушения моего первого брака я даже думать не хотел о повторной женитьбе. Одна беда — мне одиноко, особенно когда приближается Рождество. Поэтому я окончательно решил снова жениться. И к тому времени, когда в июне соберется мой курс, я хочу сообщить всем радостную весть.

И теперь мне всего-то осталось — найти жену.

Выбор у меня богатый и разнообразный.

Во-первых, это Лора Хартли, с которой я долго встречался, пока жил в Нью-Йорке. Правда, на мой взгляд, она чересчур деятельная, еще бы: ответственный редактор одного знаменитого женского журнала. Вообще-то я восхищаюсь женщинами, которые делают карьеру, и уверен, Лора далеко пойдет. Наверное, поэтому она в свои тридцать девять еще не замужем. Должен сказать, работа ее так увлекает, что, даже когда мы лежим с ней в постели, она ни с того ни с сего вдруг вскакивает — и давай записывать какую-нибудь мысль для своей колонки или статьи. И порой это сильно портит мне настроение.