И что самое невероятное, все эти люди собрались здесь потому, что захотели познакомиться именно с ним.

И он совсем не удивился, когда его попросили что-нибудь сыграть. В центр гостиной выкатили «Стейнвей», подняли крышку рояля.

Дэнни еще раньше предвидел, что в этот поздний час, после концерта, который потребовал от него полной самоотдачи, ему уже не удастся сыграть что-либо из серьезных классических произведений на должном уровне. А потому он приготовил небольшую jeu d'esprit [47].

Прежде чем сесть к инструменту, он произнес краткую речь.

— Дамы и господа, — начал он, — я бы мог до бесконечности благодарить всех, кто помогал мне в моей жизни. Поэтому простите, если я назову только двоих. Во-первых, это мистер Харок, который верил в мою звезду и поддерживал меня все это время…

— Прошу прощения, мой дорогой мальчик, — пошутил импресарио, — это ты меня поддерживал все это время.

— И если Ленни не возражает, ему я бы выразил свою признательность, сидя за роялем.

Дэнни начал играть фортиссимо первые аккорды вступления фортепьянного концерта, который он исполнял сегодня вечером. А потом сразу же перешел к джазовому попурри на тему мелодий из «Вестсайдской истории» Леонарда Бернстайна.

Публика пришла в восторг и не отпускала Дэнни от инструмента.

— А что теперь играть? — спросил Дэнни простодушно. — У меня иссякли мелодии.

Бернстайн улыбнулся и предложил:

— Может, вы и с другими поступите точно так же, как только что обошлись со мной?

Дэнни кивнул, снова сел за инструмент и почти полчаса выдавал импровизации на музыку из «Моей прекрасной леди» в джазовой обработке, а также на темы известных песен Коула Портера, Роджерса и Харта и еще Ирвина Берлина. В конце концов он взмолился, чтобы его отпустили.

Чуть позже тем же вечером к нему подскочил какой-то проворный тип, похожий на чиновника, и, размахивая перед ним визитной карточкой, стал нашептывать ему на ухо, что неплохо бы записать на пластинку все те импровизации, которые он исполнил сегодня.

Как только этот человек отстал от него, к Дэнни приблизилась весьма элегантная брюнетка и заговорила приятным голосом:

— Мистер Росси, я получила огромное удовольствие от вашего выступления. Надеюсь, нам с Джеком удастся как-нибудь заманить вас к себе, чтобы вы пришли и поиграли в Белом доме.

Борясь с усталостью и будучи немного навеселе, Дэнни сначала просто вежливо кивнул и сказал:

— Это очень мило. Большое спасибо.

И только когда эта особа грациозно повернулась и удалилась прочь, до него вдруг дошло, что он разговаривал с супругой самого президента Соединенных Штатов Америки.

10 марта 1959 года

После окончания университета я надеялся найти себя — в метафорическом смысле, а не буквально — в море.

И вот я здесь, рассекаю воды Атлантического океана на корабле Военно-морских сил Соединенных Штатов. Вообще-то зная о том, что почти все мои предки безупречно служили на флоте, я вначале решил не ходить туда, чтобы не спотыкаться на каждом шагу, идя по их стопам.

Но когда мне неожиданно пришло уведомление из армии о трехмесячной подготовке, я запаниковал и понял: мне совсем не хочется ближайшие два года своей жизни месить ботинками какое-нибудь болото. И потому записался во флот. Я подумал: что плохого может случиться на корабле? Там хотя бы не надо лазать по горам.

Однако я выяснил, что ошибался. Жизнь моряка может быть невыносимой. Кстати, мой бывший сосед по общаге, старина Ньюол, ныне расквартирован в Сан-Франциско — там новоиспеченный лейтенант ожидает отправки на какой-нибудь корабль с большим количеством парней на борту, которым он сможет орать свои приказы, пока они будут плавать по тропикам. Я же подумал, что пора по-настоящему вкусить того, что называется «жизнью без привилегий». Вот почему я нахожусь здесь как простой хороший парень, военнослужащий рядового состава.

В общем, после учебки меня определили на «Санта-Клэр», плавучую базу эсминца, в качестве рядового матроса. Наша задача — сопровождать военный корабль «Гамильтон», то есть быть ему чем-то вроде океанской няньки. С самого начала в мои обязанности вошли две вещи. Первое — содержать «Санта-Клэр» в полном порядке. Иными словами, без конца драить палубу. И второе — исполнять функции футбольного мяча для нашего боцмана, который почему-то невзлюбил меня с первого взгляда. Из-за чего — совершенно непонятно. Я ведь и словом не обмолвился, что окончил Гарвард или что вообще учился в университете. (Кто-то потом сказал, что он посчитал меня «вызывающе вежливым», — как хочешь, так и понимай.)

Однако этого парня буквально преследовало единственное желание — вывести меня из равновесия. И если я не находился при исполнении одного из многочисленных заданий, которые давались сверх нормы, или не нес дежурство, стоя на вахте, он обычно грубо врывался к нам в каюту и всякий раз отнимал у меня книгу, что бы я ни читал в тот момент, обзывая ее «фуфлом».

Как-то раз я подумал, что надо бы его как-нибудь проучить.

Однажды за ужином в кают-компании я вскользь упомянул, что хочу пораньше вернуться к себе и почитать, после чего поспешил в свою каюту и расположился там с… Библией. И конечно — кто бы сомневался? — через пару минут он влетел туда и, даже не посмотрев, что за книгу я читаю, вырвал ее у меня из рук со словами: «Матрос, кончай засерать себе мозги!»

Тут-то я ему и сообщил в присутствии еще двух парней, что все это время я обогащал свою душу Священным Писанием.

Единственное, что он смог сказать, это «О!», после чего вернул книгу на мою койку и вышел прочь.

Эту битву я выиграл, будьте уверены. Но войну, к сожалению, проиграл.

После того случая этот малый стал ездить на мне вообще круглыми сутками. В какой-то момент я пришел в такое отчаяние, что уже хотел было свалить в самоволку. Но, увы, мы тогда находились в тысяче миль от ближайшего берега. Все же некоторые преимущества у армейской службы на суше имеются — как ни крути.

Если это и есть настоящая жизнь, то я уже сыт ею по горло. И если после службы на флоте я еще останусь в живых, то ноги моей на палубе больше не будет.

Как-то раз, убедившись, что мой «приятель» находится в другой части корабля, я отправился повидаться с помощником капитана, чтобы просить о переводе на другое место службы. Я не стал говорить об истинной причине такой просьбы, просто сказал, что, на мой взгляд, у меня есть другие таланты, которые могли бы лучше послужить военно-морскому флоту.

«Какие?» — спросил он.

«В самом деле, какие?» — подумал я про себя.

И ляпнул первое, что пришло в голову, а именно будто у меня сильная тяга к писательству. И похоже, это произвело на него впечатление. Поэтому, к огромной досаде боцмана, которому так и не удалось заставить меня выпрыгнуть в море, я был переведен в нашу информационную службу.

Здесь я являюсь чем-то вроде редактора и журналиста и пишу для различных ведомственных газет военно-морского флота, а также отсылаю наиболее интересные статьи в Вашингтон для более широкого распространения.

Оказалось, это вполне симпатичная работа. Если не считать того случая, когда одно мое сообщение для телеграфного агентства было подвергнуто цензуре со стороны капитана. Я-то решил, будто это хорошая история. В ней было все — волнение, переживание, удивление и прочее, включая даже забавные моменты. Но начальству почему-то так не показалось.

На прошлой неделе, когда темной ночью мы входили в Средиземное море, стоял густой туман. (Драматическое начало, не правда ли?) И в этом мраке, полном опасностей, мы столкнулись с другим кораблем. Никто не пострадал, руки-ноги у всех остались целы, хотя в ближайшем порту захода все-таки пришлось провести кое-какие ремонтные работы.

Самое очаровательное во всей этой истории было то, что мы, оказывается, столкнулись с собственным эсминцем. Я подумал, что этот рассказ будет представлять некоторый интерес для читателей.