— Это моя работа — знать. Можешь воспользоваться тем же трюком, что и я, когда впервые съездил в Пекин. Зарегистрируешься в «Отель де Крийон», прикинешься, будто у тебя простуда, а сам потихоньку улизнешь в аэропорт. Лететь всего два часа. Сможешь съездить туда, вернуться назад — и дело с концом.

Джордж никак не мог подобрать нужных слов. Все, что ему удалось пробормотать, это:

— Я… не знаю, что и сказать.

— Ничего не говори, — сказал Киссинджер и погладил его по руке. — Я и так в долгу перед тобой — за все годы, которые ты мне помогал.

Когда их военный самолет пошел на снижение в аэропорту Бен-Гурион, Джордж подумал: «Как мне донести до него мысль, что я не хочу туда лететь? Как сообщить ему, что мне нечего сказать отцу перед его смертью? Никак. Ибо это неправда. Я очень хочу увидеть отца, хоть в последний раз. Я должен».

Прохождение через таможню в Будапеште было простой формальностью. Если не считать того, что офицер, проверявший Джорджа, довольно долго рассматривал его красный дипломатический паспорт, а потом сказал:

— Добро пожаловать домой, доктор Келлер. Странно было вновь очутиться в родном городе. И хотя огни сияли ярче (а прилавки магазинов были полнее), чем в те мрачные времена, когда он отсюда сбежал, казалось, здесь мало что изменилось. Улица Ракоци осталась такой же, какой была всегда. Здесь и там ультрасовременные сооружения уютно расположились рядом со старинными зданиями.

Терраса «Хилтона» (отель «Хилтон» в Будапеште!) выходила на древние шпили собора Святого Стефана. Огромная гостиница «Дума-Континенталь», в которой остановился Джордж, была в точности похожа на любой современный отель из стекла и бетона, который можно встретить в Америке.

Он быстро снял номер в гостинице, принял душ и сменил рубашку. А потом сосредоточился на встрече, ради которой он сюда прибыл.

Перед отъездом Джорджа из Иерусалима Киссинджер предоставил ему подробную информацию о том, в какой больнице проходит лечение его отец, и даже дал номер телефона.

«И что теперь? — спрашивал он сам себя. — Надо ли мне позвонить в больницу и сообщить о своем приезде? Или просто пойти туда? Господи, это будет таким потрясением, что сразу убьет его на месте. Нет, благоразумней будет позвонить кому-нибудь из врачей, сказать, что я приехал, и спросить совета».

Через несколько минут он уже разговаривал с доктором Тамашем Роша, главным врачом городской больницы.

После того как врач в третий раз повторил, что это огромная честь для них — принимать у себя такого человека, как он, Джордж наконец потребовал точных данных о состоянии здоровья Иштвана Колошди.

— Ну что тут скажешь, — ответил Роша философски. — Трудно чем-то помочь в подобных случаях…

— Вы даете ему лекарства? — перебил его Джордж.

— Да-да, конечно. Самые новейшие — прямо из Швейцарии.

— Ему больно? — спросил Джордж.

— И да, и нет.

— Может, объясните?

— Это просто, доктор Келлер. Если давать ему сильную дозу, чтобы он ничего не чувствовал, он впадает в коматозное состояние и не может общаться. Ночью, конечно, мы помогаем ему, чтобы он спал хорошо.

— То есть, иными словами, для того чтобы иметь возможность разговаривать со мной, ему придется воздержаться от некоторых болеутоляющих?

— Уверен, ваш отец захочет, чтобы все было именно так, — сказал доктор Роша. — Когда он проснется, я сообщу ему, что вы приехали, и перезвоню вам. Это будет около пяти часов вечера.

— А с ним есть кто-нибудь сейчас? — спросил Джордж.

— Конечно. Миссис Донат практически живет в больнице.

— Кто это?

— Дочь товарища Колошди. Ваша сестра, доктор Келлер.

— О, — произнес Джордж, медленно опуская трубку. И подумал: «Еще одна очная ставка ждет меня в Будапеште».

Ему предстояло убить несколько часов, и он, призвав все свое мужество, решил пойти посмотреть на город, в котором родился. Вновь посетить места, которые помнили его как Дьёрдя Колошди.

Сначала он страшился выходить на улицы Будапешта, как пловец, которому трудно решиться окунуться в ледяную воду. Однако, оказавшись в городе и передвигаясь по нему, он почувствовал, как ему становится тепло и приятно. Он наслаждался тем, что повсюду слышится родная речь.

Господи, думал он, это было пятьдесят тысяч английских слов назад, когда я чувствовал себя так легко и просто.

Но эйфория закончилась, когда время приблизилось к пяти. Он вернулся в гостиницу, чтобы ждать звонка доктора Роши.

Звонок прозвучал около четверти шестого.

— Он проснулся, и я сказал ему о том, что вы здесь, — сказал доктор.

— И?

— Он хочет вас видеть. Ловите такси и приезжайте прямо сейчас.

Джордж схватил плащ и поспешил вниз, чтобы найти машину.

Это был вечерний час пик, и даже современный подземный туннель на улице Кошут Лайош не мог разгрузить движение и предотвратить пробки. Поездке, казалось, не будет конца.

Джордж медленно поднимался по больничной лестнице, пытаясь справиться с сердцебиением.

Здание воплощало собой чье-то представление о современной архитектуре — бесформенное стекло и серый камень. И в отличие от американских больниц, никакой суеты здесь не наблюдалось.

Он подошел к грузной пожилой женщине, возвышавшейся за письменным столом, и в мягкой форме изложил цель своего визита. Она тут же откликнулась, сняла трубку телефона, и через мгновение перед ним появился доктор Тамаш Роша — невысокий человек с одутловатым лицом, который подобострастно приветствовал Джорджа.

Пока они шли быстрым шагом по больнице туда, где в отдельной палате лежал его отец («Уверяю вас, у нас очень редко кто лежит отдельно»), доктор Роша нудно рассказывал, словно отчитываясь, почему его больница укомплектована лишь частично. И что он очень завидует тому, как развиваются медицинские технологии в ведущих странах Запада.

«Интересно, что этому парню от меня надо? — думал Джордж. — Подачки ждет? Может, он думает, стоит мне только заикнуться, и Конгресс пришлет ему оборудования на пару миллионов баксов».

Когда они повернули за угол и попали в узкий, слабо освещенный коридор, Джордж разглядел в отдалении силуэт женщины, которая сидела в одиночестве.

Что-то подсказывало ему, что это сестра, Марика. Но ведь она должна быть младше его на три года. А женщина, сидящая там, выглядела скорее пожилой. Они подошли ближе, и она посмотрела на Джорджа снизу вверх.

«Эти глаза, — подумал он. — Глаза моей сестры на лице незнакомой старухи».

— Марика? — неуверенно произнес он. — Это я, Дьюри.

Женщина продолжала его разглядывать — глаза ее сверкали, словно лазерные лучи.

— Марика, может, поговоришь со мной?

Они оба помолчали немного. Наконец она заговорила, едва сдерживая гнев:

— Тебе не надо было приезжать. Ты нам больше никто. Я говорила врачам, чтобы они не пускали тебя сюда.

Джордж посмотрел на доктора Рошу — тот кивнул.

— Да, — подтвердил он, — миссис Донат была настроена категорически против. Это ваш отец настоял.

Марика отвернулась.

— Хотите войти? — спросил доктор Роша. Джордж молча кивнул. Его голосовые связки парализовало.

Войдя в палату, он постоял минуту, глядя на иссохшую фигуру в белом одеянии, окруженную грудой подушек.

Старик ощутил его присутствие и просипел:

— Это ты, Дьюри?

Вопрос сопровождался мучительным кашлем.

— Это я, — сказал Джордж, все еще стоя неподвижно:

— Подойди поближе к кровати. Не бойся. Смерть не заразна.

Джордж, волнуясь, пошел к нему.

— Я оставлю вас наедине, — сказал доктор Роша, перед тем как выйти из палаты.

— Сядь, — скомандовал старик, указывая костлявым пальцем на деревянный стул, стоявший около кровати.

Джордж молча повиновался.

До сих пор он не смел смотреть отцу в лицо. Каким-то образом ему удавалось избегать его взгляда. Но теперь их глаза встретились и уже не могли оторваться друг от друга.