— Я в Доме Воплей.

— Где-где?

— Ну это, в лаборатории выращивания. Красный сектор. Смотрите на пол, идите по красной линии. Она заканчивается как раз снаружи, а там я. Хотел убежать, а меня пытались схватить. Насилу вырвался. Я…

Дальнейшие его слова утонули в грохоте стрельбы и многоголосых воплях. Затем все оборвалось.

Малой! Сигом…

Микрофон мертво молчал.

Впереди по полу тянулись красные линии.

Мы рванули с места.

«Улей».

Воскресенье, 29 августа, 15.55.

Остаток времени на Часах вымирания:

68 часов 5 минут (время местное).

Через очередные двойные двери мы ворвались во внутренний крытый дворик, густо засаженный экзотичными растениями и деревцами в керамических горшках. Но вся эта безмятежная красота — листья, горшки, изразцовый пол — была не менее густо забрызгана кровью. Пол усеян гильзами, всюду валяются тела, странно похожие друг на друга: кряжистые, рыжеволосые, в хлопчатых штанах и майках. Что характерно, ни при одном из трупов нет оружия. Окинув взглядом пространство двора, я обратил внимание, что пули попадали погибшим в спины, как будто их напропалую расстреливали во время бегства.

Дворик запружен был людьми — все теми же, рыжеволосыми. Отчаянно теснясь, они скопом пытались пролезть в распахнутую дверь с табличкой «Барак № 3». Позади неровной цепочкой растянулось с десяток охранников, безжалостно паля безоружным, вопящим беглецам в спины. Один стоял особняком — стриженный под полубокс детина с глумливой ухмылкой. Он удерживал верткого подростка — видимо, это и был наш сигом. Малой, вереща, пинал верзилу по ногам, но того это, похоже, только забавляло.

Мальчишка все же вырвался и что-то выхватил из кармана — кажется, камень размером с яйцо, — которым, подпрыгнув, с воем попытался ударить охранника по черепу. Тот в ответ как ни в чем не бывало осадил забияку на землю, как муравьишку. Все это длилось считаные секунды, пока мы влетали во двор. Каким-то образом, несмотря на стрельбу и вопли, охранники нас услышали и, повернувшись, вскинули оружие.

— Рубим! — рявкнул я.

Проще сказать, чем сделать. С теми рыжими сзади и Малым впереди исход перестрелки был в целом под вопросом, а мы находились как раз под стволами. Пришлось врезаться и с ходу затевать рукопашную.

Банни ринулся сбоку и покатился пушечным ядром, сгребая и сшибая неприятеля, как чучела. Возможно, это спасло всем нам жизнь: сбитые с ног охранники, вскакивая, мешали друг другу. Некоторые выронили оружие. Мы со Старшим за это время успели выстрелами в упор уложить крайних и теперь занялись расстрельщиками вблизи, по отдельности. Старший, рубанув одного из них в челюсть прикладом своей М-4, другому заехал в горло стволом.

Я кинулся к Малому, который в это время опять схватился с верзилой. Один из охранников, подавшись к нам, вскинул к плечу винтовку — шаг разумный, находись я на два-три шага подальше, но я был слишком близко. Схватив ствол, я задрал его к потолку, рукояткой пистолета саданул охранника в кадык и пинком в живот опрокинул его на пол. Но тут махнул прикладом его товарищ и ударом — да таким, что чуть не сломал запястье — вышиб у меня пистолет. Пришлось, крутнувшись, разбить ему колено боковым ударом ноги, а когда тот, ахнув от боли, просел, рубануть другой рукой по горлу.

Тем временем Банни вырвал винтовку у еще одного из палачей и, отшвырнув ее, схватил гада за волосы и, удерживая, смачно угостил двумя быстрыми молодецкими ударами в нос — тук-тук. Тот превратился в податливый мешок с костями, который Банни не замедлил запустить в пару его товарищей. Этим он стремился расстроить их ряды (каковой прием мы, кстати, с ним отрабатывали во время тренировок). С кроликом Банни роднит разве что проворство, а так он силен как бык и много лет занимался дзюдо, поэтому толк в разбалансировке знает. Старший, в свою очередь, — смертоносная гроза на ближней и средней дистанциях, мелькающая ногами и руками с минимальным усилием и максимальной эффективностью. Карате он практиковал с детства, но не на показушных соревнованиях — никаких тебе там тройных тулупов-пируэтов черепашек-ниндзя; исключительно сломанные кости, шары наружу и смятые кадыки.

Один из недругов набросился на меня с армейским ножом. Нож я вежливо забрал и одним движением вернул — точнее, ввернул — обратно, в самое нёбо. Вот так, отдыхай.

От ярости и боли закричал сигом: верзила схватил его за волосы и ткнул кулаком в лицо. Из носа у мальчугана хлынула кровь, колени подогнулись — он бы упал, если бы детина не удерживал в кулачище его темные вихры. Но и в таком положении Малой продолжал размахивать камнем. Молодец пацан, стойкий.

Между мной и верзилой находился еще один охранник. Однако настроение у меня было не танцевальное, так что я, перехватив его удар, просто сломал наглецу руку и, наступив ему на ботинок, въехал коленом в пах, достав аж до самого таза. Наглец упал, пора было взяться за верзилу.

Увидев, что я приближаюсь, тот дернул мальчугана на себя и схватил лапищей за шею, думая использовать его как щит.

— Сейчас ему башку оторву! — крикнул он с ярко выраженным австралийским акцентом.

Я выщелкнул лезвие своего неразлучного ножа.

— Отпусти ребенка, сейчас в грязь тебя втопчу, — сказал я спокойно, но твердо.

Вокруг моя команда «Эхо» уже заканчивала разбираться с его людьми. Охранник (на бирке значилось «Картерет») для удобства защиты приподнял Малого над полом. Лицо у мальчика из распаленно-красного постепенно становилось лиловым от удушья.

— Урод, убьешь мальчика — лучше тебе не станет. Он у тебя единственная монетка, на которую можно что-то поменять. И то пока.

— Да пошел ты!

Я уже собирался на него наброситься, как вдруг сигом — побитый, полузадохнувшийся, — выбросив в мою сторону ноги, с судорожной силой качнул их назад и угодил обеими пятками верзиле прямо по яйцам. Глаза у охранника сделались как чайные блюдца, он засипел горлом, словно кухонная раковина. Схватив Малого за рубашку, я вырвал его у верзилы из лап. Последний попятился назад и полетел, бездыханный, на пол от моего хука справа.

Я рывком развернулся, чтобы продолжить драку, но махать кулаками уже не было смысла. Изрядно потрепанные Старший с Банни, стоя в бойцовских позах, тяжело переводили дух, однако никого из охранников уже не осталось на ногах. А большинство и в строй-то вряд ли когда вернется.

Ко мне шаткой походкой приблизился сигом. Лицо у него книзу от носа было все в крови. При этом он от души выхаркнул кровавый сгусток в лицо Картерету.

Странный это был момент. Несмотря на жестокую перестрелку и сцену массового убийства вокруг, в этом жесте мальчугана ненависти было едва ли не больше, чем во всей сегодняшней бойне. Мальчик задыхался от слез.

— Сигом? — спросил я.

Он, размазывая слезы, кивнул.

— А ты… Ковбой?

— К твоим услугам.

Продолжая отирать окровавленными кулаками слезы, Малой повернулся к открытой двери, где успели исчезнуть последние из уцелевших рыжеволосых людей.

— Их надо спасти, — сдавленно произнес он.

— Охранники еще есть?

Малой покачал головой.

— Не знаю… Я уже раньше слышал, как тигровые гончие рычат в здании.

— Ах вот они как называются, — сообразил Банни. — Мы их уже положили, обоих.

— Двоих? А остальные шесть?

Бог ты мой.

— Давай-ка по порядку, — терпеливо сказал я. — Что это за люди, которых расстреливала охрана?

— Это Новые Люди.

— Так почему охрана хотела их всех перестрелять?

Мальчуган лишь пожал плечами.

— Улики, наверное, спрятать. Я даже не знаю.

— Улики? — переспросил Банни. — Чего?

— Того, что здесь вытворяют Отто с Альфой. Та фигня в компьютерах — это только часть их дел.

При нас были пластиковые наручники, которыми Старший с Банни сковали стонущих стражей здешнего порядка по рукам и ногам.

Я жестом указал на дверь, куда скрылись Новые Люди.