Вел меня на допрос не обычный конвоир-вертухай и даже не корпусной, который постоянно дежурил на этаже, где находились камеры, а какой-то оперативный работник, в накинутом бушлате без погон, должность и звание которого были скрыты. Оперативник шел молча, открывая ключом-вездеходом двери и отсеки.

Наконец мы вошли в широкий коридор со сводчатыми потолками. Это были следственные кабинеты Бутырки. Дежурного, который обычно сидел и вызывал заключенных к следователям или адвокатам, на его привычном месте за столом не оказалось. Более того, практически все следственные кабинеты были открыты и тщательно вымыты шнырями – зэками, которые оставлялись для уборки помещений. Мы подошли к одной из дверей. Оперативник приоткрыл ее и слегка подтолкнул меня внутрь.

В следственном кабинете горела тусклая лампочка. За столом сидел мужчина в пальто, в темной водолазке, в черной кепке. Я всмотрелся в его лицо и с удивлением узнал Андрея.

– Андрей, ты?! Какими судьбами! Что ты здесь делаешь? – бросился я к человеку, который еще совсем недавно был правой рукой Сильвестра.

Андрей медленно поднялся.

– Садись, Санек, – сказал он, – базар есть.

Я понял, что что-то произошло.

– Как ты попал сюда? – задал я первый пришедший мне в голову вопрос.

– А чего ты лохом прикидываешься? – ответил Андрей. – Ты что, не знаешь, что за бабки можно все? Дал лавэ, вот и провели меня к тебе на свидание. Поговорить надо. Ты в курсе, что творится?

– Я по ящику слышал – Вадика грохнули... Славку арестовали... Он же наверняка не имеет никакого отношения к убийству Вадика! – сразу высказал я свое мнение о причастности Славки к убийству.

– Обычное дело – бандитские разборки, – пожав плечами, бесстрастно сказал Андрей. – Отстрел ваших пошел, да и наших тоже. Ты в курсе, что завалили Культика, Дракона, Двоечника, еще нескольких ребят?

– А кто это сделал? Ты в курсах? – поинтересовался я.

– Об этом-то я и пришел с тобой поговорить. Но прежде всего я хочу знать, что тебе накануне взрыва говорил Иваныч, куда вы ездили, с кем встречались?

– Встречались с коммерсантами, с одним жуликом, – начал припоминать я. – Потом он должен был в банк подъехать, что-то там насчет нефтяного бизнеса выяснить... Да ведь ты же был там в тот день... С курганцами, – внезапно вспомнил я.

– При чем тут курганцы, – поморщился Андрей, – я их просто на место встречи с Сильвестром привез и тут же практически смотался. Если б я знал, что через несколько минут Иваныч погибнет...

Я не знал – верить мне Андрею или нет. С одной стороны, он действительно всегда верой и правдой служил Сильвестру, а с другой – он все-таки приехал в одной машине с людьми, которых я подозревал в убийстве моего шефа.

– Санек, что тебе Иваныч про этот банк говорил? Зачем он туда ездил? – прервал мои невеселые размышления Андрей.

– Я не в курсе, Андрюха, – ответил я, – совершенно не в курсе.

– А где бабки? Ты же знаешь, где бабки! Говори! – Лицо Андрея стало злым.

– Какие бабки? – невинно спросил я.

– Общаковские! Все ищут общаковские деньги! – почти прокричал Андрей.

– Я не знаю, где они, – спокойно сказал я.

– Послушай, – Андрей поднялся во весь рост, – ты знаешь, что ты приговорен? Приговорен всеми.

– Приговорен всеми? – Я снова сделал вид, что слышу эту новость впервые.

– Тебя объявили крысой, – с каким-то мрачным удовлетворением сказал Андрей.

– Меня крысой? – Это была новость.

– Ясно за что. За общак. Говорят, ты общак взял.

– Я не знаю, где общак! Неужели ты думаешь, что Иваныч мне говорил, где он! – отрезал я.

– В то, что он тебе это говорил, я тоже не верю, – уже спокойно сказал Андрей, – но в то, что ты мог подсмотреть, подслушать или просто догадаться, где находится общак, я верю на сто процентов. Так что, Шурик, давай по-хорошему, говори, где бабки, и мы тебя выпускаем.

– Выпускаете? – не поверил я своим ушам.

– Ну, выкупаем, – поправился Андрей. – Какое это имеет значение? Выйдешь на свободу. А иначе – тебе кранты. Теперь вся твоя жизнь, твоя судьба зависит только от тебя, Шурик. Думай, Шурик, думай, принимай решение! Говори, где бабки? – снова повторил Андрей.

– Андрюха, – в который раз пытался объяснить ему я, – я не в курсе, ничего не знаю! Понимаешь? Я не знаю, где бабки! Более того, со мной в камере три хмыря из басманной группировки сидят.

– Я в курсе, – сказал Андрей.

Я понял, что Андрей владел полной информацией в отношении моего нахождения в СИЗО. А может быть, не случайно я оказался именно в той камере, где сидят мои враги? Я вспомнил разговор с ментами о возможности того, что Сильвестр остался жив.

– Послушай, – сказал я, – скажу тебе одну вещь. Ко мне приходили менты, опера. Они говорят, что Иваныч жив, что двойника завалили, что видели Сильвестра то ли в Одессе с Расписным, то ли в Вене...

– Ты что? – перебил меня Андрей. – Веришь этой пурге? Нет Иваныча больше. В земле он лежит. Экспертиза по зубам показала, что это он...

– Кто мог его убить? – спросил я Андрея.

– Разные слухи ходят... Может, чеченцы, может, воры за смерть Отарика, может, курганцы...

– А эти за что? – поинтересовался я.

– За то, что не рассчитался с ними, коммерческие структуры под себя взял. Они многие точки взяли под себя. Кстати, может, это «Белая стрела»... – увел меня Андрей в сторону от разговора о курганцах.

– Что еще за «Белая стрела»? – поинтересовался я. Некоторые слухи об этой мифической организации доходили и до меня, но я им, честно говоря, не верил.

– Секретная организация ментов, которая истребляет уголовных авторитетов, – пояснил Андрей. – Но дело не в этом. Где общак, Шурик? У тебя осталось две минуты, две минуты твоей жизни, – снова завел он старую песню.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, хотя уже заранее знал ответ.

– Через две минуты я уйду, и больше тебе на этом свете никто помочь не сможет, – злорадно сказал Андрей.

– Теперь я все понимаю – вы все стрелки на меня скинули и хотите меня крайним поставить. Кто-то из вас общак пригрел, а меня списать хотите по этому делу. Не выйдет! Я «маляву» на волю напишу братве! – разозлился я.

– Ладно, с тобой все ясно, – сказал Андрей. – Разговор окончен.

Но после этих слов, как ни странно, Андрей не стал вызывать конвоира, чтобы тот проводил меня обратно в камеру. Он сел за стол, вырвал из блокнота листок и стал писать какую-то записку. Потом свернул этот листочек, написал сверху имя, вытащил пачку сигарет и, сняв с нее целлофановую обложку, вложил в нее записку, тщательно запаяв концы на огне зажигалки. Таким образом получалась тюремная «торпеда» – запаянная записка, «малява», которую может прочесть только адресат. Андрей встал, не обращая на меня никакого внимания, приоткрыл дверь. В комнату тут же вошел тот самый конвоир, который привел меня сюда. От него попахивало спиртным. Андрей положил записку в боковой карман конвоиру и сказал:

– Все, спасибо тебе, Митрич, веди его обратно.

Конвоир молча кивнул головой. Я вышел из кабинета не прощаясь. Когда мы подошли к камере, конвоир приоткрыл дверь и сказал:

– Входи.

Я вошел. Но конвоир не спешил запирать дверь, он ее просто прикрыл и через кормушку назвал фамилию одного из моих сокамерников. Тот подошел к кормушке. Я увидел, как конвоир приоткрыл дверь и сказал:

– Выйди на минуту.

Тот вышел. Они общались минуты три-четыре. Наконец здоровый детина, мой сокамерник, вернулся обратно. Он молча подошел к окну, сел и, достав сигарету, закурил. Я продолжал за ним наблюдать. Очень странным показался мне такой резкий вызов сокамерника именно тем конвоиром, который только что сопровождал меня самого и который был явно подкуплен Андреем. Вдруг я увидел, как здоровяк достает «маляву», написанную Андреем, распечатывает ее и начинает читать. «Все ясно, – подумал я, – значит, у него есть связь. Кто этот здоровяк, откуда он? Почему Андрей именно ему передал „маляву“? Сто процентов, что текст касается меня... Значит, теперь я знаю, от кого мне ожидать первого удара».