– А что, и такой базар уже идет? – поинтересовался я ради приличия.
– Базар идет самый разный, – сказал бородатый. – Мы владеем информацией.
– Так если вы владеете информацией, зачем же меня допрашивать? – невинно спросил я.
– А мы хотим уточнить кое-что, проверить наши знания. То, что мы тебя топить при даче показаний не будем, – гарантируем, – добавил голубоглазый опер.
– Что значит топить не будете? – поинтересовался я.
– Мы не будем тебя спрашивать о принадлежности к бандформированию, о происхождении твоего оружия, которое изъяли у тебя в ходе перестрелки на Мичуринском проспекте, о твоей деятельности в бригаде Сильвестра – нас это совершенно не интересует, – объяснил опер.
– А что же вас интересует? – спросил я.
Оперативники переглянулись, и бородатый сказал:
– Нас интересует многое, например – последние дни Сильвестра перед гибелью. С кем он встречался, куда ездил.
– Об этом говорить не буду, – отрезал я.
– Хорошо, – сказал оперативник. – Нас интересуют похороны. Ты же был на похоронах?
– Да, был.
– Вот, мы тебя засняли. – И оперативник вытащил фото, на котором я стоял рядом с Вадимом. – Нас интересуют вот эти товарищи. – И он вытащил другие фотографии. На них я без труда узнал солнцевских, Андрея, стоящего с ними, курганских...
– А вот этого товарища ты знаешь? – неожиданно спросил бородач и вытащил из папки еще одну фотографию.
– Кто это? – удивленно спросил я, вглядываясь в изображение.
– Посмотри внимательно! – настаивал бородатый.
– Нет, его не знаю. – Я отрицательно покачал головой.
– Ты что же, своего шефа не узнаешь? – насмешливо переспросил голубоглазый.
– Это Сильвестр? – Я даже подскочил на месте. – Он что, жив?
– Это мы у тебя хотим спросить. Давай, Саня, колись. Мы-то знаем, что он жив и что покушение на себя подстроил сам.
– А смысл какой? – растерянно спросил я, не зная, верить сказанному или нет.
– Ну, во-первых, ему необходимо было спрятаться от басманной группировки, которая его активно искала и приговорила, во-вторых, отойти от дел – ведь у него достаточно много недвижимости за границей, в Израиле, в Австрии, да и в России, ты это знаешь не хуже нас. А в-третьих, есть еще кое-какие причины. Может быть, он бабки захапал общаковские – ведь все сейчас ваш общак ищут, а никто найти не может! – Слова опера звучали на редкость убедительно.
– Я ничего об общаке не знаю и, честно говоря, не верю, что Сильвестр жив.
– А ты знаешь, что его уже видели в Одессе после похорон, причем в обществе Росписи? – вновь заинтриговал меня бородатый.
– Откуда я могу это знать? Я вообще два дня после похорон пил, а как только оклемался и на улицу вылез, вы меня задержали. Я не в курсе, что в городе творится, что делается. У вас же есть возможность проверить, он это или нет, опознание, в конце концов, провести... Ведь у него есть родственники, его брательник приехал... – Меня снова начинало трясти.
– Все это мы сделали, – уже доброжелательнее сказал бородатый. – Больше того, мы очень внимательно описали его зубки, которые он вставлял себе в Штатах, и направили технику, который этим занимался, так что сейчас ждем ответа. Зубки точно покажут, он это или не он. Но мы хотим от тебя это узнать. Ты же последние два года работал с ним вплотную, можно сказать, плечом к плечу. Он тебе что-то ведь говорил накануне гибели? Давай, Саша, вспоминай, вспоминай!
– Странные вопросы вы задаете! – покачал я головой. – Я думал, вы будете интересоваться, кто его убил или заказал это убийство, а вы спрашиваете, жив он или умер, говорил он со мной или нет... Что, неужели вы действительно верите в то, что Иваныч жив?
Бородатый внимательно посмотрел на меня и сказал, обращаясь ко второму оперу:
– Ты знаешь, а я ему верю. Не думаю, что он дурачком прикидывается.
– Хорошо, – сказал голубоглазый и вновь обратился ко мне: – Давай поговорим о тебе. Что тебе известно об ореховской структуре?
– Мне ничего не известно, – устало сказал я. – Сказал же уже, что после похорон два дня пил не просыхая.
– Где ты пил? – поинтересовался бородач.
– У Веры. – По крайней мере здесь скрывать мне было нечего, мало того, в случае необходимости Вера подтвердит каждое мое слово.
– Кто такая Вера? – спросил бородач.
– Моя девушка, – ответил я.
– Адрес, телефон? – Бородач приготовился записывать.
Я назвал адрес и телефон Веры, надеясь, что она не очень испугается, получив повестку.
– Дальше что? – продолжил бородач.
– Дальше – встречался со своими ребятами с Дальнего Востока.
– С Вадимом и Станиславом? – перебил русоволосый.
– Да, – нехотя подтвердил я.
– О чем говорили? – поинтересовался опер.
– Говорили, что разлад в Орехове произошел... – начал вспоминать я наш последний разговор.
– Это мы знаем, – подтвердил русоволосый. – А ты-то в курсе, что теперь в Орехове двадцать бригад? Как таковой ореховской группировки уже нет. Теперь двадцать независимых бригад. И уже началась война между многими – наследство делят: структуры, коммерсантов, – в общем, знаешь сам. Значит, – продолжил оперативник, – на сегодняшний день ты информацией не владеешь?
– Нет, – покачал я головой.
– К тебе ходит адвокат? – вдруг спросил бородатый.
– Да, – ответил я.
– Давай с тобой договоримся. Мы тебе поможем. Но помоги и ты нам. Дашь информацию, которую тебе даст адвокат, в основном по Орехову, кто записки тебе будет присылать, что будут спрашивать, что говорить, а мы тебе...
– А чем вы можете мне помочь? – перебил я опера. – Выпустите меня отсюда?
– Нет, этого не обещаем. У тебя нашли оружие, и за оружие годика два тебе светит. Мы гарантируем тебе сохранение жизни в стенах изолятора. Это в нашей силе.
– Это в каком смысле? – полюбопытствовал я.
– Понимаешь, от нас тоже зависит, в какой камере ты будешь сидеть. Хочешь – до конца будешь сидеть в одиночке, никто тебя не тронет, не захочешь – значит, как все, сядешь в общую. А там, извини, враги тебя могут достать. Врагов-то у тебя, Шурик, много, – развел руками голубоглазый опер и продолжил: – Теперь мы зададим тебе один вопрос, очень важный для нас, по которому мы сразу определим, согласен ты нам помогать или нет.
Бородач достал фотографию и выложил ее на стол.
– Знаешь ли ты этого человека? И если знаешь, то когда и где его видел?
На фото был изображен Александр Солоник. Я его узнал сразу, но говорить о своем знакомстве с киллером у меня не было никакого желания. Я покачал головой:
– Я его не знаю. Кто он?
– Будто не знаешь? – усмехнулся голубоглазый оперативник. – Разве Сильвестр не вызывал его из Кургана?
– Не знаю, – ответил я. – Сильвестр со многими встречался, всех не упомнишь. И на многих встречах я сидел в машине, не видел, с кем он говорил, и не знаю, о чем.
– Значит, ты не знаешь киллера Александра Солоника, который завалил Глобуса, Барона и многих других авторитетов? – жестко спросил бородатый.
– Нет, я его не знаю, – снова ответил я.
– Что ж, мы проверили твою искренность... – несколько разочарованно протянул голубоглазый. – Ладно, Саня, иди в камеру и думай. Захочешь с нами поговорить – вызовешь, позвонишь конвоиру, скажешь, чтобы люди с Петровки пришли, из нашего отдела, – оперативник назвал номер отдела, – и мы придем. Или через следователя это сделаешь. Разочаровал ты нас, Санек, очень разочаровал! – добавил на прощание опер. – Мы считали, что ты думающий человек, – помолчав, сказал он, показывая, что допрос окончен.
Меня снова отконвоировали в камеру.
Оставшись в одиночке, я стал раздумывать над всем тем, что услышал от оперов. Неужели действительно Сильвестр жив? Эта мысль не давала мне покоя. Неужели он провернул такой трюк? Может быть, Сильвестр завел двойника? Действительно, в последнее время некоторые встречи, как я начал припоминать, проходили в его отсутствие. Он как будто умышленно оставлял меня в машине, уходя на встречи с какими-то людьми. По-моему, несколько раз он встречался с какими-то артистами... Может, тогда он и завел себе двойника? Тогда логично будет предположить, что именно двойник взорвался в тот злополучный день, а настоящий Сильвестр отдыхает сейчас в полном здравии где-нибудь на морском побережье. А в это время меня подозревают во всех смертных грехах, включая убийство Сильвестра и похищение общаковских денег. Ничего себе шутки!