Я молча встал. Оперативник вывел меня из кабинета. Отвел он меня в так называемую «клетку» для задержанных. Там я просидел до одиннадцати часов вечера. Никаких сведений о Сергее у меня не было. Где он сейчас, что рассказывает? А может, его уже арестовали, может, отвезли в тюрьму, как и Завадского? Или его, наоборот, выпустили? Всякие мысли бродили у меня в голове.

Где-то к полуночи неожиданно «клетка» открылась, и милиционер выкрикнул мою фамилию. Я вышел и в сопровождении милиционера направился в тот же кабинет.

– Вот, – сказал сидящий там человек, – подпишите, пожалуйста.

– Что это?

– Протокол допроса.

Я посмотрел на листок. В протоколе была записана наша беседа, которая велась сегодня днем, где я говорил, что никого не знаю, что наша встреча с Завадским у комиссионки, так же, как и на ипподроме, была чисто случайной, никаких дел мы с ним не ведем.

– Может быть, хотите что-то добавить? – спросил меня оперативник.

– Нет, ничего.

– Тогда напишите: «С моих слов записано верно» – и поставьте свою подпись.

Я выполнил указание, сделав на пустом месте страницы прочерк, чтобы туда ничего нельзя было приписать.

– А это еще зачем? – спросил оперативник.

– Да мало ли...

– Что, детективов начитался? – улыбнулся он.

Я промолчал.

– Больше не задерживаю. Но я советую вам все же подумать. – Он встал из-за стола и посмотрел мне в глаза.

– О чем подумать? – переспросил я.

– О том, что вам нужно все же сказать правду. Ведь все равно мы рано или поздно все узнаем о вас. Мы – не милиция и не уголовный розыск, мы – организация очень серьезная, и у нас большие возможности. Но вся информация, которую мы получим, будет уже использоваться против вас, и вас может ждать суровое наказание.

– Спасибо за предупреждение, но мне признаваться не в чем, – ответил я.

– Тогда вы пока свободны. Но знайте, что мы в любой момент можем вас вызвать. И еще вот что, – добавил комитетчик, – не вздумайте скрываться со своим Сергеем, потому что мы все равно найдем вас, если нужно будет.

Я вышел из здания отделения милиции. На пороге я неожиданно столкнулся с одетым в морскую форму отцом Сергея. Рядом с ним стояла заплаканная женщина. Они сразу бросились ко мне.

– Что случилось? Почему нас вызвали? – спросил отец Сергея.

Я попытался объяснить им ситуацию, сказал, что мы случайно оказались в этой злополучной комиссионке при задержании какого-то жулика, а нас теперь пытаются подвести под то, что мы чуть ли не его сообщники. Отец Сергея спросил:

– Но вы ни в чем не признались?

– Да нам не в чем признаваться!

Вскоре дверь открылась и появился Сергей. Он подошел к родителям. Отец начал ругаться, мать заплакала. Сергей отошел от них и взял меня за руку:

– Ну как дела, Даня?

– Ничего, нормально, – ответил я. – Ничего такого я не сказал.

– Меня тоже на Завадского кололи, – сказал Сергей. – Ладно, поехали!

– Куда?

– Домой.

Мы подошли к белой «Волге». Это была личная машина отца Сергея. До дома мы ехали молча, ни о чем не разговаривая.

...Прошло несколько дней. Нас еще пару раз вызывали на Кузнецкий Мост, в приемную Управления КГБ по Москве. Там нас опрашивал следователь. Но мы уже были подготовлены. Мы с Сергеем заранее разработали план нашего алиби: что мы случайно познакомились с Завадским, что никаких дел с ним не имели – так, иногда разговаривали на предмет радиотехники и консультировались о названиях тех или иных фирм и о технических характеристиках того или иного магнитофона или радиоприемника, не более того.

Конечно, мы не знали, сдаст или не сдаст нас Завадский. Но, судя по всему, он про нас ничего не сказал.

Через несколько месяцев состоялся суд. Он проходил в Краснопресненском районе. О суде мы также узнали от следователя, который сказал, что нам лучше на него явиться, так как в ходе судебного заседания может возникнуть необходимость нас опросить как свидетелей – ведь мы были внесены в их список.

Мы пришли. Краснопресненский районный суд находился в четырехэтажном кирпичном здании, рядом с зоопарком. Мы обратили внимание, что в тот день, когда слушалось дело Завадского, в суде было очень много народу.

Войдя в зал, мы сразу же увидели много знакомых. Мы узнали Отари, сидевшего в первом ряду, узнали еще нескольких ребят, которые постоянно толклись возле комиссионного, пару человек с ипподрома. Все близкие люди Завадского были здесь. Затем привезли самого Ленчика. Он был одет в спортивный костюм. Его сопровождали несколько милиционеров, поместивших Батю на скамью подсудимых. Мы сели невдалеке от него.

Завадский держался свободно и достойно. Он был даже весел, кое-кому подмигивал. Быстрым взглядом осмотрев присутствующих в зале, раскланявшись со своими друзьями и знакомыми, он заметил Сергея и меня и подмигнул нам – мол, ничего, ребята, всякое в жизни бывает!

Вскоре начался судебный процесс. Мы узнали, что, оказывается, Леонид Васильевич Завадский, по кличке Батя, или Ленчик, родился в Минске в 1947 году, что в поле зрения МВД он попал еще в семидесятые годы, когда занимался незаконными операциями Внешпосылторга. Он был судим, провел в местах лишения свободы около пяти лет.

В данном эпизоде следствие инкриминировало Завадскому две статьи – незаконные операции с валютой, 88-я статья УК, и спекуляция. Оказывается, этому мнимому хлопкоробу, который являлся сотрудником Управления госбезопасности Узбекистана и был специально командирован в Москву для выполнения задания по задержанию Завадского, Ленчик предлагал тот самый злополучный магнитофон, украденный у нас таксистом-мошенником.

Мы с Сергеем переглянулись.

– Вот видишь, – вздохнул Сергей, – бог нас с тобой уберег!

– В каком смысле? – не понял я.

– Если бы не похитил у нас этот таксист посылку, сейчас бы мы точно проходили по этому делу!

Теперь мне все стало ясно.

– Получается, тебе нужно было радоваться, а ты с ума сходил, – усмехнулся я.

– Кто же знал? Не все же такие умные, как ты.

Дальше суд заслушивал показания различных свидетелей, в основном оперативных работников того же Комитета госбезопасности, которые вели наблюдение за Завадским. Потом суду было предъявлено несколько фотоснимков, но те, на которых фигурировали мы на ипподроме и у комиссионного магазина, почему-то не были предъявлены. Значит, нас пока вывели из дела.

Потом были заслушаны показания других свидетелей – тех, кто оказался недалеко от комиссионного магазина во время задержания Завадского. Но они подтвердили только, что видели задержание. Кто кого задерживал, за что – они так и не поняли.

Потом суд удалился на совещание. Затем – приговор. Ленчика приговорили к восьми годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима.

Мы внимательно следили за реакцией Бати, когда судья зачитывал приговор. Нам казалось, что он сейчас расклеится, будет переживать. Но, напротив, Ленчик даже улыбнулся, поднял вверх руки и пожал их, как бы передавая последний привет той аудитории, которая пришла проводить его, пожелал всем доброго здоровья и успехов в работе – особенно судьям, следователям и оперативным работникам, которые вели его дело.

Видно было, что он просто издевался над ними и совершенно не боялся наказания.

Затем, еще раз подняв руку, он сжал кулак и поднял его вверх, говоря этим – мол, боритесь, держитесь, – и вышел.

После завершения заседания люди шли по коридору к машинам, обсуждая поведение Завадского. Каждый говорил, что он – молодец, герой, так хорошо держался. Мы слышали это со всех сторон.

– Крепкий парень! – услышали мы знакомый голос с кавказским акцентом. Это говорил Отари какому-то мужчине, спускавшемуся вместе с ним по лестнице.

– И когда он теперь выйдет? – спросил я.

– Где-то в 89-м году, я посчитал, – ответил Сергей. – Если, конечно, полный срок мотать будет.

– А если нет?

– Значит, раньше.