Не было ничего удивительного в том, что потерпевшие не обращались в милицию. Объяснялось это тем, что за каждым из потерпевших были кое-какие грешки и нарываться на неприятности со стороны правоохранительных органов никому из них не хотелось.

Однако сотрудники милиции не теряли времени даром и вскоре накопили компромат на Япончика и его людей. Вскоре вся бригада была арестована.

Состоялся суд. Сам Вячеслав Иваньков получил 14 лет строгого режима. Правда, отсидел он только десять. Все остальные члены его бригады тоже попали на нары. Единственным, кто сумел избежать наказания, был Отари. Его участие во всех преступлениях, совершенных бандой Япончика, доказано не было.

Поезд прибыл в Ригу рано утром. Оказавшись в городе, Отари, Каратаев, Черкасов, Бродский и Попов сняли номера в гостинице. Теперь им предстояло установить место жительства «прибалтийского Корейко», как они называли между собой свою будущую жертву, некоего гражданина Самовича.

Самович был типичным цеховиком, владельцем нескольких подпольных мастерских, в которых в те далекие времена дефицита шилась различная одежда, начиная с джинсов и заканчивая замшевыми куртками.

Выяснить место жительства Самовича большого труда не составило, тем более что Каратаев получил наводку от одного из конкурентов Самовича – такого же цеховика, как и он.

Началось деление по ролям. Они распределились следующим образом: все члены бригады, кроме Отари, будут выступать в роли налетчиков. Они не должны брезговать ничем, в том числе и применением силовых методов. Отари же должен играть роль спекулянта из Грузии, который хочет выйти на Самовича, чтобы заключить с ним договор о закупке оптом большой партии курток и джинсов для последующей их перепродажи у себя на родине.

Когда все было готово, команду постигло разочарование. Как выяснилось, в своей рижской квартире Самович давно уже не жил. Он со всей семьей перебрался в загородный коттедж, оформленный на имя жены, а потому найти его было довольно трудно. Где искать этот коттедж и подпольные мастерские, никто не знал.

В Риге бригада находилась уже пять дней, а результата пока не было никакого. Тогда и пришла в голову Отари мысль попробовать найти Самовича через рижские комиссионки. Он стал появляться в различных комиссионных магазинах, приглядываясь к тряпкам, пытаясь вычислить продукцию, произведенную в мастерских Самовича.

Наконец в одном магазине Отари повезло. Он наткнулся на несколько похожих замшевых курток. На каждой из них красовался лейбл «Made in Italy», нетрудно было догадаться, что все эти вещи не что иное, как местный «самопал». Отари попытался получить информацию о поставщике курток от продавцов и приемщиков, но те решительно отказались разговаривать с Отари, послав его непосредственно к директору магазина.

Делать было нечего – пришлось идти к директору. Это был типичный прибалт – голубоглазый и светловолосый, говоривший с таким сильным акцентом, что некоторые слова Отари приходилось переспрашивать.

Директору магазина Отари понравился. Он ни минуты не сомневался в том, что перед ним спекулянт из Грузии. Причем человек достаточно солидный. Последнее было видно по манере Отари одеваться, по качеству его одежды.

Отари сразу начал разговор с главного. Он признался, что вычислил куртки, которые, по его мнению, являются местной продукцией, и рассказал о том, что ему необходимо выйти на производителя, чтобы заключить с ним выгодные сделки по продаже курток в Грузии.

По ходу разговора с лица директора сползало привычное полусонное выражение, а в рыбьих глазах засветился неподдельный интерес. Выслушав Отари до конца, он сказал, что может познакомить Отари с производителем курток, но ему бы тоже хотелось иметь с этого дела процент. Отари вытащил из бокового кармана пять тысяч рублей в банковской упаковке, протянул директору и сказал:

– Остальные пятнадцать тысяч вы получите после того, как мы заключим сделку с этим человеком.

Директор явно не ожидал столь счастливого поворота событий. Сумма в пять тысяч в те времена была очень большой – столько стоили новенькие «Жигули».

Спрятав деньги в стол, директор взял листок бумаги и быстро написал на нем адрес и имя человека, в подпольных мастерских которого производились пресловутые куртки. Отари взял листок. Радости его не было предела – на нем была записана фамилия Самовича и адрес его загородного дома.

Когда подельники Отари узнали о том, сколько стоит маленькая бумажка с адресом Самовича, они попытались наехать на Отари, поскольку деньги были общаковскими и распоряжаться самовольно такой суммой Отари не имел права.

– Отари, как ты мог отдать такие деньги? – рычал Каратаев.

– Ничего, что вы так волнуетесь? – спокойно отвечал Отари. – Поверьте мне на слово – мы получим гораздо больше. После того как мы потрясем нашего Корейко, навестим и этого директора и ты, – Отари показал на Каратаева, – сможешь сам, лично, взять у него пять тысяч, а может, и больше...

Присутствующие недоверчиво переглянулись, но наезжать на Отари перестали.

К загородному дому Самовича Отари и его спутники прибыли рано утром следующего дня. Дом находился в небольшом чистеньком поселке, до которого надо было километров пять ехать по идеально ровному и прямому, как стрела, шоссе.

Поселок считался элитным, поскольку здесь строили себе дачи то ли члены Союза писателей, то ли Союза композиторов. Оттого и расположился поселок в престижном месте, практически на берегу Рижского залива. Рядом были изумительные песчаные пляжи, а к самому поселку примыкал густой еловый лес.

Каждый дачный участок был обнесен высоким деревянным забором. От ворот отходили маленькие тропинки, вливающиеся в асфальтированную дорожку, которая, извиваясь, петляла по всему поселку.

Найти дачу Самовича большого труда не составило. Практически все дачи в поселке были деревянные, старой постройки, и лишь коттедж Самовича был выстроен из добротного красного кирпича и покрыт черепицей, что придавало ему сходство со сказочным пряничным домиком. Участок был обнесен забором из металлических прутьев, что тоже было нетипично для этого поселка. За забором перед коттеджем стояли две машины: белая «Волга» и синяя «триста сороковая» «Вольво».

– Кучеряво живет наш Корейко! – язвительно заметил Каратаев, не спуская глаз с «Вольво».

– На тачки можешь даже и не глядеть. Машины брать не будем, – твердо сказал Отари, – только засветимся с ними!

Отари специально выбрал роль грузинского коммерсанта. Ведь придется взять на себя функции разведчика – войти, определить, есть ли в доме посторонние. Иначе может случиться облом: ввалится туда его бригада, а там человек пять мордоворотов из личной охраны или просто друзья Самовича. А это совершенно ни к чему.

Отари войдет в дом первым, и это ни у кого не вызовет подозрений – пришел коммерсант обсудить будущую сделку. Потом уж ворвутся ребята, Самовича поучат уму-разуму, а в качестве заложника свяжут и вынесут самого Отари.

Если же в доме у Самовича будет кто-нибудь посторонний – операцию придется отменить. Отари выйдет минут через десять и предупредит своих сообщников.

Отари подошел к калитке и нажал кнопку звонка. Из динамика послышалась прибалтийская речь. Тогда Отари заговорил по-русски:

– Мне бы товарища Самовича, – сказал он с подчеркнуто грузинским акцентом.

– А кто его спрашивает? – ответил женский голос на плохом русском языке.

– Это его партнер будущий, из Тбилиси приехал. Мне его адрес дал... – и Отари назвал фамилию директора комиссионного магазина.

– Минуточку, сейчас вам откроют, – ответил тот же женский голос.

Через несколько минут из коттеджа вышел высокий парень лет тридцати с русыми волосами.

– Вы Самович? – спросил Отари.

– Нет, я его зять, – ответил парень. – Проходите, он вас ждет.

Пройдя, Отари оказался в уютном холле. Он вел в большую гостиную, обставленную изящно и со вкусом. Внимание Отари привлекла массивная горка с фарфором. Опытным взглядом он определил, что весь фарфор – старинный. Кузнецов, Гарднер, старый Попов... Хорошее вложение капитала! Да и картины, развешанные по стенам, выглядели недешево.