Акотолп не ответила, но вместо этого повернулась к Вайнти за помощью; Вайнти молча сделала жест понимания и желания помочь до того, как Акотолп попросила об этом.

– Произошло то, о чем невозможно даже говорить, Укхереб, и Акотолп не решается тебе сказать об этом. Я хочу ответить на этот вопрос, если ты позволишь, так как я была частью того, что произошло. Вот что случилось…

Вайнти говорила обо всем, как это было на самом деле, ничего не выбирая и ни о чем не умалчивая, она рассказала ученой, к ее возрастающему ужасу, о разрушении далекого Альпесака. Когда она закончила свой рассказ, Укхереб издала крик боли, в тот же момент детским жестом прикрыла глаза рукой, чтобы ничего этого не видеть.

– Я даже не могу себе всего этого представить, о чем ты рассказала мне и какой невероятной силой надо обладать, чтобы все это пережить. Что же можно сделать?

Она медленно раскачивалась из стороны в сторону, и снова последовал тот же детский жест, на этот раз не выражающий никакой мысли, как будто все мысли были вымыты сильными течениями воды.

– Ваша эйстаа, наверное, уже знает об этих трагических событиях, существующих вне всякого понимания. Если ей уже сообщили об этом, то я должна буду с ней поговорить. Но ты, Укхереб, ты не должна волноваться из-за событий, которые уже произошли. Мы поговорим о другом, о предметах красоты, обсуждение которых уменьшит твою боль. Например, о горе, которая возвышается над этим островом, черная скала, самый пик которой покрыт снегом. Очень привлекательно. Снег всегда покрывает верхушку?

Укхереб выразила испуг:

– Неизвестно, что было в прошлом, а теперь снег на вершинах совсем не тает. Зимы у нас холодные и ветреные, лето – очень короткое. Вот почему я выразила двойную боль, узнав о разрушении в далеком Гендаши. Мы надеялись, что там можем спастись. Города умерли, а в Икхалменетсе становится все холоднее. Теперь там, где была надежда, поселился страх.

– Надежда не может быть разрушена – будущее будет светлым! – Вайнти произнесла это с таким энтузиазмом и с такой верой в счастье, что обе – Акотолп и Укхереб – сразу были согреты силой ее духа.

Конечно, она была счастлива. Смутные идеи превратились в хорошие планы. Детали вскоре прояснятся, и ей станет известно, что делать дальше.

Совсем не так дело обстояло с Энге. Так как она была Дочерью Жизни, то смерть, казалось, слишком часто была к ней близка.

Они покинули урукето на рассвете, их никто не видел, когда они спускались с плавника и легко соскользнули в воду со спины урукето. Но море было бурное, волны обрушивались на них и катились через их головы. Это было длительное и изнуряющее плавание к берегу.

Урукето остался позади и скрылся в утреннем тумане, и они оказались одни. Сначала они перекликались между собой, но это только сначала. А потом им понадобилась вся их сила, чтобы достичь манящих прибрежных песков. Энге, которая очень переживала за своих подруг, еле пробралась к берегу сквозь волнорезы, а потом нашла в себе силы, чтобы вернуться назад в волны и вытащить остальных, одну за другой, из воды, пока все не оказались на берегу, вытянувшись на песке под теплым солнцем.

Все, кроме одной. Энге безнадежно шлепала по воде вдоль берега, сначала в одну сторону, потом – в другую, в поисках той, которой уже не суждено было приплыть к берегу. Добрая Акел, сильная Акел, ее поглотил океан. К Энге подошли остальные и увели ее от берега, с нежностью дотрагиваясь до нее, выражая тем самым понимание и вынуждая ее отдохнуть. Но бесполезно. Море было пустынно, Акел исчезла навсегда.

Энге наконец нашла в себе силы, чтобы присесть, затем встать, усталыми движениями стряхнула с себя песок. К ее ногам с шумом подкатывали волны, превращаясь в пену, то там, то здесь выглядывали головы молодых эфенселе, которые с любопытством смотрели на нее и тут же от страха прятались, когда она двигалась. Даже этот восхитительный вид не смог проникнуть через тьму ее отчаяния. Однако он отвлек ее, вернул ее к действительности, заставил вспомнить о других, чья судьба зависела от нее: сейчас она была обязана позаботиться о живых, а не о мертвых. Она окинула взглядом весь песчаный берег до самого Йебейска на океанском побережье.

– Вы должны идти в город, – сказала она. – Вы должны смешаться с фарги и потеряться среди них. Вам следует действовать с большой осторожностью и всегда помнить об ужасных уроках, полученных в мертвом Гендаши. Многие наши сестры навсегда остались там, но их смерть все же несет некий смысл, если мы хорошо усвоили эти уроки. Усвоили то, как Угуненапса учила нас видеть правду, говорить о ней. Некоторые были слабы и не поняли. Но теперь мы видим, что Угуненапса говорила чистую правду. У нас есть знания – но что нам с ними делать?

– Поделись ими с другими! – сказала Эфен с радостью, думая о завтрашнем дне. – Вот наша миссия, и она никогда не потерпит неудачи!

– Мы не должны об этом забывать. Но мне надо все хорошо обдумать, чтобы знать, как лучше выполнить эту миссию. Я найду место для отдыха – и тогда подумаю. Там я буду ждать вашего возвращения.

Спокойными движениями, выражающими согласие и терпение, они слегка прикоснулись к большим пальцам. Затем повернула и во главе с Энге двинулась в сторону города.

В Дейфобене предстояло сделать очень много. Что касается Керрика, то ему, по всей видимости, следовало сделать больше, чем требовалось, когда город именовался Альпесак и когда эйстаа там была Вайнти. Керрик вспоминал далекие беззаботные, наполненные духотой дни и жалел о том, что очень многого не наблюдал, не замечал, не изучал того, как надо было управлять таким огромным городом.

Хотя сейчас он сидел на тропе эйстаа перед стеной амбеседа, куда сразу же начинают падать солнечные лучи, как только восходит солнце; он никогда бы не смог так управлять с этого места, как это делала она. Там, где у нее были бесчисленные помощники, ученые, фарги, – там он хотел видеть глупых примитивных саску. Если задание будет несложным, да еще повторить его несколько раз, если еще обучить, то тогда это задание будет сделано. Но никогда никому из них не удастся познать всю эту сложную схему внутренней жизни города, которая создавала единый комплексный союз. Он сам об этом очень мало знал, но по крайней мере он был уверен, что это было именно так. Каждое звено этой цепи каким-то образом зависело от всех других звеньев. А теперь город был смертельно ранен.

Было предусмотрено, что большая часть города могла восстанавливаться в результате самоизлечения – но не всегда это удавалось. Огромный участок растительности вдоль побережья, не тронутый огнем, просто порыжел и умер. Деревья, виноградные лозы, подлесок, стены и окна, склады и жилые помещения. Все умерло. И не было – абсолютно никакой возможности для Керрика как-то восстановить это.

Все, что можно было бы сделать, – это позаботиться о животных или о большей их части, по крайней мере. Гигантский ненитеск и онетсенсаст, обитающие на внешних полях, не нуждались в особом внимании, потому что они могли находить корм в обычных естественных болотах и джунглях. Олень и гигантский олень совершенно спокойно щипали траву, как это делали многие животные, употреблявшие в пищу мясо мургу. Других животных надо было кормить фруктами, и с ними не возникало никаких проблем. Но остальные были вне его понимания. И они умирали. Были и другие. Таракасты для верховой езды были норовистые, и к ним опасно было подходить. Йиланы ездили на них верхом, могли управлять ими, но Керрик этого делать не мог. Таракасты не щипали траву, они, по всей видимости, были плотоядными. Однако, когда им давали мясо, они кричали и втаптывали его в грязь. И умирали. То же самое происходило с оставшимися в живых уруктопами, которые жили на болотистых полях за пределами города. Эти восьминогие существа использовались для транспортировки грузов и перевозки фарги – по-видимому, другого применения для них не было. Они смотрели на него остекленевшими глазами, когда он приближался к ним, они не убегали от него и не нападали. Они отказывались от любой пищи, даже от воды, и в своем молчаливом беспомощном состоянии падали и исчезали один за другим.