Красивые пляжи.

– Калалек, ты прав. Я могу понять эти карты, они имеют смысл. Вы, парамутаны, очень мудры и подчиняете весь мир вашим знаниям.

– Это правда! – закричал Калалек. – Я всегда это знал. Если ты понимаешь, расскажи мне побольше о странных обозначениях.

– Здесь место, где был сожжен город. С вами мы встретились, как ты сказал, здесь. В этом месте мы пересекли океан, почти у самого верхнего края карты. Да, здесь – ты видишь, где океан становится шире? Это Генагле. К северу эта земля простирается до Исегнета. А это все – Энтобан, к югу.

– Очень большая земля. – Калалек был потрясен.

– Да. И вся она принадлежит мургу.

Калалек с трепетом и восхищением склонился над картой, проводя пальцами по контурам континента, который был расположен к югу. Затем он провел пальцем вверх, к северу, к тому месту, которое могло бы быть большим островом.

– Это неверно, – сказал он. – Здесь лед и снег, которые не тают. Я не знаю никакого острова.

Керрик подумал о холодных зимах, которые из года в год становились все холоднее – снег каждую зиму проникал все дальше на юг, – и понял.

– Это старая карта, очень старая, или она сделана со старой карты. Здесь земля, которая теперь лежит подо льдом. Мургу когда-то ходили туда. Смотри, там даже есть одно из их обозначений – вот это красное, на земле.

Калалек посмотрел поближе и согласился. Потом провел пальцем к берегу, где они находились.

– Наши паукаруты здесь. А юг, если двигаться вдоль побережья, не так далеко. Ты видишь эту маленькую пометку? Она похожа на те, которые есть ближе к северу. Этого я не понимаю.

Керрик посмотрел на карту с сильным чувством отчаяния. Это было недалеко, на побережье, точно к северу от Генагле, где начинается море. Обе красные пометки были одинаковой формы.

– Там мургу, вот что это значит. Мургу совсем недалеко от нас. Мы бежали от них, а они здесь, они опередили нас!

Керрик был в отчаянии. Неужели нельзя никуда уйти от этих йилан? Разве они для того преодолевали этот долгий путь через холодное северное море, чтобы обнаружить, что здесь их поджидают йиланы? Это казалось невозможным. Они просто не смогли бы жить здесь, на севере, далеко от тепла. Одно обозначение находится сразу, где кончается нетающий лед. А другое – южнее от них… Он посмотрел на Калалека: тот в упор смотрел на него.

– Мы думаем об одном и том же? – спросил Калалек. Керрик кивнул.

– Да. Если мургу так близко, то мы здесь не в безопасности. Мы должны пойти туда, узнать, что обозначают эти красные контуры. Пойти как можно быстрее, до того как начнутся зимние бури. У нас мало времени. Калалек собрал карты, хмуро улыбаясь.

– Я хочу увидеть этих мургу, о которых ты говоришь. Думаю, это будет хорошее путешествие.

Керрик не разделял удовлетворение парамутана. Неужели он пришел так далеко лишь для того, чтобы снова начать битву? Ему на ум пришла поговорка йилан. Его тело стало корчиться, когда он вспомнил ее. «Неважно, как далеко ты заплывешь; неважно, сколько времени это займет – ты поймешь, что никогда больше не увидишь отца». Этому его научила Энге, и он сначала даже не понял ее смысла – даже после того, как она ему объяснила. Если ты в яйце – ты в безопасности, но, как только ты покинешь отцовское укрытие и выйдешь в море, ты никогда не обретешь этой защиты. Жизнь всегда заканчивается смертью. Неужели в конце путешествия его поджидала смерть?

Армун разделила с ним его отчаяние, когда он поведал ей о своем страхе.

– Ты уверен, что мургу здесь, так близко? Из-за этого мы оставили Арнхвита и пересекли океан, из-за этого?

– Я ни в чем не уверен. Вот поэтому я должен отправиться в место, обозначенное на карте, и посмотреть, что там.

– Но мы должны отправляться туда вместе.

– Конечно. Вместе. Всегда.

Калалек мог набрать на свой иккергак сколько угодно желающих. Теперь, когда охота на уларуака была закончена, нудная работа по разделке туши не вдохновляла. Морское путешествие было заманчивей. Калалек набрал команду, погрузил на борт припасы, и через день они снова были в море.

Керрик стоял у кормы и смотрел на линию берега, потом – на карту. Куда они плывут и что их там ждет?

Вайнти сидела на шее таракаста. В каждой линии ее тела, в посадке чувствовались сила и власть; живые поводья, которые росли ото рта чудовища, были крепко зажаты в ее руках. Животному надоело ждать. Оно повернуло к ней голову на длинной шее, шипя и щелкая своим острым клювом. Сильно натянув поводья, Вайнти таким образом управляла им. Оно целый день могло бы простоять на одном месте, если бы она этого захотела. Под отвесным берегом широкой реки последний уруктоп шел вброд к суше, чтобы присоединиться к остальным. Он еле передвигал своими восемью ногами, так как преодолел длинный путь по воде. Его подгонял единственный наездник, сидящий на его широких плечах. Когда уруктоп отдохнет, то сможет везти на себе нескольких фарги; они уже приплыли на лодке. Все шло, как было запланировано. На широкой равнине, раскинувшейся вдоль реки, все было в движении; фарги, прибывшие накануне, собирали свой лагерь, который разбили на ночь. Виноградные лозы с шипами, слегка увядшие на солнце, были свернуты кольцами; животные, излучающие свет, и огромные хесотсаны были связаны вместе. Все были готовы вскоре выступить в поход. Кампания была хорошо подготовлена.

Вайнти обернулась и окинула взглядом холмистую равнину и видневшиеся вдали небольшие горы за ней, мысленно перенеслась в долину, расположенную за этими горами, где прятались устузоу. Она пойдет туда, несмотря ни на какие препятствия; она найдет их. Все ее тело было напряжено от ненависти, губы поджаты так, что видны были зубы. Таракаст зашевелился, потому что она сильно сжала ногами его шею, но, резко потянув поводья, Вайнти заставила его замереть. Устузоу умрут, все умрут. Резким ударом она направила огромное, как гора, животное вперед, вниз по склону, к лагерю.

Меликеле отвернулась от фарги, за которой она наблюдала, когда увидела приближавшуюся Вайнти, складывая руки в приветствии низшей к высшей по званию, показывая сердечное гостеприимство. Она делала это искренне и не могла скрывать своего удовольствия при виде Вайнти.

Она больше не испытывала интереса к далекому Икхалменетсу и его эйстаа, которую она видела только издали. В этом городе она была не более чем простой фарги. Ее никто не знал, и она никому не была нужна, несмотря на ее способность хорошо говорить. Вайнти все изменила и разрешила Меликеле подняться по службе с такой быстротой, на какую она только способна. Вайнти вознаграждала тех, у кого были ум и послушание. Меликеле была послушной, оставалась ей и не хотела ничего более, как верой и правдой служить Вайнти.

– Все в полной готовности, – сказала она в ответ на вопрошающий жест… Вайнти грациозно соскользнула с животного-горы на землю и посмотрела вокруг, как шла подготовка.

– Ты молодец, Меликеле, – сказала она, сопровождая слова жестами.

– Я делаю то, что мне было приказано, высочайшая Вайнти. Моя жизнь в твоих руках.

Вайнти восприняла это как должное, потому что Меликеле говорила, подтверждая жестами силу признательности. Как бы она хотела иметь побольше преданных, как эта, йилан. Верности и ума сейчас трудно было и ожидать, даже от избранных последователей Ланефенуу. На самом деле это было сборище льстецов, отобранных больше для низкопоклонства перед эйстаа, а не по способностям. Ланефенуу была слишком сильной и независимой, чтобы допустить какую бы то ни было конкуренцию со стороны ее свиты. В глубине души Вайнти знала, что однажды между ними возникнут разногласия. Но этот день был далеко. Пока Вайнти всю свою силу и способности будет отдавать уничтожению устузоу, управлению городом Ланефенуу ничего не будет угрожать. Уничтожение! Ее конечности двигались от силы чувств и она громко заговорила: