Он посмотрел на Маркуса:

— Если не попросите — я всё равно уйду. Не обижайтесь. Я не добровольная жертва.

— Никто не обижается, — сказал Маркус. — У нас у всех свои сроки годности.

Тишина стала густой. Только море шуршало под бортами, и вдалеке иногда мигал одинокий огонёк на берегу. Время сжалось до короткого отрезка, в котором уже не было смысла думать о том, что было до и что будет после.

Пьер провёл большой палец по металлу затвора — лёгкое, привычное движение, как жест успокоения. Затянул ремень на запястье. Почувствовал, как внутри всё входит в тот самый режим: внимание острое, но узкое; чувства приглушены, мысли короткие.

Ночь, берег, цель, — сказал он себе. Остальное неважно.

Катер вошёл в тень залива. Огни порта исчезли за спиной окончательно. Впереди была только темнота, в которой их ждали камни, берег и те, чьи имена пока значились только на карте и в чужих отчётах.

— По местам, — сказал Маркус. — Пошло.

И море будто стало ближе. Катер вошёл в залив почти неслышно.

Двигатели перевели на малый ход, гул стал глухим, вязким, как под водой. Впереди вырастала тёмная дуга берега: рваный бетон старого волнолома, обломки свай, чёрные туши перевёрнутых лодок. Луна чуть подсвечивала кромку, но этот свет скорее мешал, чем помогал — тени казались глубже, чем были на самом деле.

— Дальше пешком, — сказал Марио в общую линию. — Подходим под минимальным. Как только дам отмашку — на берег. Без фейерверка.

Катер чиркнул днищем по камням, чуть качнулся. Вода у борта зашипела, белые гребни волн тут же съела темнота.

— Пошли, — коротко сказал Маркус. — Штурм — вперёд, стрелки — держите дистанцию. Не болтать.

Первые прыгнули Трэвис с Михаэлем. Они спрыгнули с борта в воду по голень, мягко, без лишних всплесков, сразу отходя в сторону, давая место следующим. За ними, матерясь вполголоса, сиганул Джейк, придерживая автомат, чтобы не окунуть его целиком.

Вода оказалась тёплой, как суп. Пахло тиной, гнилью и соляркой. Берег был скользким: бетон, местами покрытый водорослями, где-то — просто осыпавшийся камень.

Пьер спрыгнул одним из последних. Нога соскользнула, он коротко выругался, но удержался, перенеся вес на вторую. Винтовку держал высоко, на ремне, ствол направлен вверх. Металл бронежилета тут же облепила тёплая вода, ботинки потяжелели.

— Парни, аккуратнее, здесь можно не только словить пулю, но и жопу сломать, — шепнул Джейк, когда его нога чуть не ушла в трещину.

— Жопа мне ещё пригодится, — отозвался Рено. — Давай без акробатики.

Карим выбрался на бетонный пандус, опёрся рукой о сломанную тумбу, огляделся. Старый порт был мёртв: ни огней, ни звуков. Пара чёрных силуэтов лодок уткнулись носами в берег, словно выброшенные кости. Шлюпочные кольца заржавели, цепи заросли солью.

— Местные сюда почти не ходят, — шепнул он. — Считают место проклятым. Тут во время войны пару катеров взорвали прямо у берега. До сих пор считают, что вода помнит.

— Пусть думают, — отозвался Маркус. — Главное, чтобы никто не решил сегодня вечером проверить, действительно ли тут призраки.

Катер тем временем отвалил на несколько метров, глуша звук. В темноте Марио был виден лишь как смутная тень в рубке. Он махнул рукой — мол, удачи, — и растворился в ночи. Корпус слился с волной, остался только еле заметный силуэт и тусклый отблеск на воде.

— Формирование, — тихо бросил Маркус. — Порядок по плану.

Он указал рукой, разделяя их невидимой линией:

— Пьер, Михаэль — наверх. Дэнни — в вади. Остальные — за мной. Карим, ведёшь.

Слившийся с тенью Карим кивнул и пошёл вперёд, почти не звуча ботинками по камню. Дорога от старого порта к внутренней части залива начиналась почти сразу: заброшенная бетонная полоса, местами крошившаяся в щебень. Песок и мусор глухо шуршали под ногами.

Пьер и Михаэль свернули чуть раньше, уходя вправо, в сторону тёмного склона. Там начиналась тропа — то ли козья, то ли просто протоптанная местными. Земля была сухой, камень — скользким от песка. Каждый шаг приходилось выверять, чтобы не посыпаться вниз каменной россыпью.

— Дистанцию держим, — тихо сказал Пьер. — Полосы не теряй.

— Я за тобой, — коротко ответил Михаэль.

Они поднимались почти молча. Дыхание выровнялось через пару минут, тело вспомнило, как это делается. Ночь притупляла картинку, зато обостряла слух: вдалеке тявкнула собака, ещё дальше зашёлся в кашле какой-то мотор. Где-то хлопнула дверь, донёсся короткий мужской голос, тут же утонувший в тишине.

Чем выше, тем сильнее становился ветер. Он шёл с моря, цеплялся за камень, рвал редкие кусты, трепал воротник. Пахло солью, пылью и старым дымом — где-то когда-то здесь уже что-то горело.

На вершине холма действительно оказалось кладбище. Несколько десятков низких могильных холмиков, кое-где — каменные плиты, кривые, в трещинах. Надписи выщерблены, многие — стёрты. Пара сухих деревьев стояли чёрными скелетами, ветви дрожали в ветру. Под ногами хрустели мелкие камни и обломки плит.

— Красиво, — вполголоса сказал Пьер. — Романтическое место.

— Для нас — удобное, — ответил Михаэль. — Мёртвым всё равно.

Они прошли между могил, выбирая точку с лучшим обзором. С холма открывался вид на деревню и склад: светлые пятна домов, мерцающие окна, тёмное прямоугольное тело здания на окраине. Чуть дальше — полоска берега и тёмное зеркало моря.

Пьер опустился на колено у одного из старых каменных надгробий, проверил линию горизонта. Надгробие закрывало силуэт от возможного взгляда снизу, при этом не мешая сектору. Камень был шершавым и тёплым — от дневного солнца он до конца ещё не остыл.

— Здесь, — сказал он. — Я вижу склад, дорогу и половину деревни.

Он обернулся к Михаэлю:

— Ты — выше по склону, левее. Перекроешь подход с той стороны.

Немец кивнул и ушёл в тень дальше, по хребту. Через минуту в наушнике коротко щёлкнул его голос:

— Занял. Сектор вижу. От деревни до вади — под контролем.

Пьер лёг, устроившись за камнем, разложил сошки, плавно опустил винтовку. Металл впился в плечо привычным весом. Он включил тепловизионную насадку и медленно провёл прицелом по ландшафту.

Мир стал другим.

Там, где невооружённый глаз видел только темноту и пятна света, тепловизор рисовал живую, пульсирующую картину. Дома были холодными прямоугольниками, земля — серой массой. Люди выделялись яркими пятнами. На улице ходили двое — один у входа в дом, другой стоял у какого-то забора. У склада, на площадке, мерцали несколько фигур — часовой у ворот, двое у цистерн, ещё один сидел на ящике, курил: свет от сигареты вспыхивал и гас.

— Вижу минимум четверых у склада, — тихо сказал Пьер в общую линию. — Один у ворот, два возле цистерн, один сидячий. Тепловизор показывает ещё одного внутри, ближе к воротам.

— Принято, — отозвался Маркус снизу. — Мы ещё в пути. Дорога чистая?

Пьер сместил прицел чуть в сторону, ловя линию вади, по которой должны были идти свои. Вади было тёмным разрезом в земле, прохладным по тепловой картине, как шрам. Движения в нём не было — ни людей, ни животных.

— Вади чистое, — сказал он. — С деревни туда никто пока не суётся.

На секунду он перевёл прицел на саму деревню. Там тоже шла жизнь: в одном доме теплился огонь — видимо, кухня; перед другим двое спорили, жестикулируя, их фигуры горели ярко на фоне прохладных стен. Где-то таксично лаяла собака — в прицел её тепловая фигура была бесформенным пятном, скачущим вдоль забора.

— Местные ведут себя как обычно, — добавил он. — Паники нет. Похоже, они ничего не знают.

— Идеально, — тихо сказал Карим. — Главное, чтобы так оставалось до конца.

Пьер проверил часы. Времени с высадки прошло минут двадцать. Этого хватало, чтобы штурмовая группа подошла к началу вади. Где-то там сейчас двигались свои — тени в тени, железо на плечах, дыхание, сдержанное до минимума.

Ночной воздух был сухим, но тяжёлым. Ветер шевелил воротник, приносил запахи: далёкий дым, немного навоза, немного рыбы, немного человеческой жизни. Здесь, наверху, всё казалось отстранённым, как чужой фильм на тихом звуке. Но Пьер слишком хорошо знал, что достаточно одного неправильного движения внизу, чтобы этот фильм внезапно стал его реальностью.