— Вот его и будем отыгрывать, — подтвердил Олег. — Лагеря у них по реке стоят не ахти как укреплённые. В лучшем случае — окопы да пулемётные гнёзда. Подскочили на мотоциклах вдоль берега, развернули «ногу», десяток мин кинули по площадям — и ходу. Пока они опомнятся, пока начнут рыскать — мы уже далеко.

Он посмотрел на бывших пленников, грузивших последний ящик.

— У этих мотив был, а теперь и зубы появились. Будем гонять фрицев по всему берегу, как зайцев. Не дадим им спокойно копить силы. Каждый разорённый лагерь, каждая потопленная баржа — отсрочка для удара по станице.

К Олегу подошел парнишка, невысокий, почти тщедушный на вид. В руках он нес винтовку — не автомат, а именно длинную, с массивным оптическим прицелом, тускло блеснувшим в свете угасающих углей. Снайперская. Он молча встал рядом, ожидая, пока Олег закончит разговор.

Тот кивнул в его сторону, не представляя по имени.

— Следующим рейсом дядя Саша подбросит еще четыре мотоцикла. Одиночки. Под снайперские пары. Задача у них будет такая же, как у минометчиков — не давать спокойно жить. Только тише и точечней. Охотиться на офицеров, расчеты, связистов.

Он снова развернул карту, показав на несколько новых отметок, сделанных химическим карандашом.

— Кроме тех точек, что смогли засечь с «мессера», обнаружили еще две. Вот здесь, и здесь. Похоже, тоже перевалочные базы. Техника, палатки, солдаты. Пока в обороне не окопались, думают, что их не нашли.

Самолет прилетел ещё раз уже под утро, когда небо на востоке начало светлеть. Всё повторилось: низкий гул, черный силуэт на фоне зари, тяжёлое приземление на кочковатую полянку. Но на этот раз основным грузом были мотоциклы. Четыре одиноких «железных коня», выкаченные по трапу и сразу отведенные в сторону. И люди. Еще десяток бойцов, вышедших из темноты фюзеляжа и потягивающихся после тесноты.

Я смотрел, как они разгружаются, отмечая знакомые лица. В основном, ребята из опытных, те, кто уже успел повоевать и выжить. И вдруг среди них я увидел Андрея. Он стоял здесь, в полной экипировке, с автоматом на груди.

Я подошел к нему, протянул руку.

— Не рано тебе под пули лезть? — спросил я тихо, без упрека, просто констатируя факт.

Он взглянул на меня, и пожав плечами, ответил ровным, бесцветным тоном.

— Рано не бывает, бывает поздно.

Я молча кивнул, отпустил его руку.

Выгрузились быстро, самолет сразу же развернулся, и через минуту уже растворился в светлеющем небе, а я медленно обвел взглядом разросшийся лагерь. Картина резко изменилась. Из укрытия для беглецов это место превратилось в хорошо организованную, хоть и импровизированную, военную базу.

Основная активность кипела у катера. Его силуэт теперь выглядел грознее. На носу, позади штатной пушки, смонтировали миномет. Еще один такой же стоял на корме. По бортам, у рубки, установили два пулемета на треногах, прикрытые привезенными стальными щитами с узкими смотровыми щелями. Бойцы возились вокруг, проверяя сектора обстрела, укладывая ленты. Слышались отрывистые команды, лязг металла. Катер на глазах превращался в плавучую огневую точку.

На берегу, в тени деревьев, аккуратно встали четыре армейские палатки серо-зеленого цвета. Возле одной из них, побольше, уже развернули походный стол, на котором лежали карты и радиостанция. Это был командный пункт. Три другие, поменьше, видимо, отводились под жилье. Над всеми палатками и площадкой с мотоциклами растянули маскировочные сети, для надежности накидав поверх хвороста и веток.

Люди распределились по своим делам без суеты. Прибывшие бойцы помогали оставшимся беглецам — а теперь уже добровольцам — осваивать оружие. У кромки леса двое копали окоп для секрета. Семеныч, сосредоточенно хмурясь, изучал устройство правого пулемета под присмотром одного из «спецов». Даже те, кто еще вчера казался едва живыми, теперь двигались с новой, целеустремленной энергией. Месть и возможность действовать стали лучшим лекарством от апатии.

Я прошелся между палатками, кивая знакомым, обмениваясь короткими взглядами. Всё было готово, или почти готово, к началу «пиратства». Оставалось дождаться темноты. Или, возможно, не дожидаться. Олег, наверное, уже строил планы на первый рейд. Надо обсудить моё участие, ведь у меня оставался свой, воздушный козырь — планер.

Закончив с основными делами, решено было перекусить. Под пологом командной палатки столов больше не было, поэтому продукты с самолета разложили прямо на большом куске брезента, расстеленном неподалеку на траве. И запах шёл оттуда одуряющий. Свежий, плотный хлеб из станичной пекарни, крупные луковицы, вареные в мундире картофелины, несколько головок чеснока, толстые ломти порезанного сала, кусок сливочного масла, завёрнутый в пергамент, и даже несколько палок душистой домашней колбасы. Усевшись вокруг брезента, бывшие пленники делили хлеб, с жадностью откусывали колбасу, и на их серых лицах появлялись улыбки.

Я же не чувствовал голода. Взяв с брезента корку хлеба и кружку горячего чая из термоса, подошёл к Олегу. Он стоял у стола, упираясь руками в карту, и что-то помечал карандашом. Рядом, на ящике из-под патронов, дымилась консервная банка, исполнявшая роль пепельницы.

Отпив глоток чая, я задал вопрос, который вертелся на языке с момента их прибытия.

— Сказали Ане про Ивана?

Олег оторвался от карты, посмотрел на меня и покачал головой.

— Нет. Не сказали. — Он бросил карандаш на карту. — И не скажут пока сам не решишь.

— А случайно не проболтаются?

— Никто почти не знает. Иван ведь не должен был с той группой идти, всё решилось в последний момент. Поэтому в списках его нет. Для всех он числится на периметре, а там сам знаешь какая чехарда бывает, тем более сейчас.

Я кивнул, отвел взгляд в сторону, где у катера возились люди. Хлеб во рту внезапно потерял вкус.

— Понял, — тихо сказал я, больше себе, чем Олегу. — Значит, будем искать.

Олег хмыкнул, снова взяв в руки карандаш.

— Будем. Но сначала — дадим фрицам понять, что спокойной жизни у них на этой реке больше нет. Это тоже поиск, Василий. Самый действенный. Встряхнём их, как следует, — может, и нужная информация всплывёт.

Он был прав. Пассивное ожидание сводило с ума. Активные действия, даже самые отчаянные, давали хоть какую-то иллюзию контроля. И шанс. Пусть призрачный.

Помолчав, я спросил:

— С чего начнем?

Олег ткнул карандашом в точку на карте, обозначавшую наше нынешнее укрытие.

— С разведки. Надо понять, что у них там сейчас творится после вчерашнего погрома. Где стоят, куда переместились, что по воде идет.

— Планер? — предложил я.

— Нет, — Олег покачал головой. — Мессер. Нестеров уже готовится. Пройдет по руслу насколько топлива хватит, отснимет всё на камеру. И если заметит что-то плавающее — баржу, катер — сразу по рации наведет нас. Только вот… — он поморщился. — Чтобы подойти вплотную, идеально было бы их не спугнуть. Форму бы раздобыть, да на абордаж пойти под видом своих.

Мысль была дерзкой, но имела смысл. Немецкий катер, немецкая форма.

— Семеныч! — крикнул я, и тот, оставив пулемет, быстрым шагом подошел к палатке.

— Чего надо?

— Немцев дохлых с катера куда дели?

Семеныч нахмурился.

— Так выкинули.

— Жаль, — пробормотал я. — Форму надо было снять, пригодилась бы…

— Так мы и сняли. В рубке сложили, в углу. Только она вся в крови, дырявая.

— Что в крови не страшно, отстираем. — обрадовался Олег, — А дыры… Ну, издали не заметно, что прострелянная.

— Ну и отлично, — подвел итог я.

Семеныч кивнул и быстро зашагал к катеру.

Мы снова застыли над картой, вглядываясь в изгибы реки и редкие отметки. Олег обвел карандашом большой участок вокруг нашего укрытия.

— Место здесь идеальное для базы, — сказал он, — но не для засады. Тут можно спрятать хоть три таких катера, отдохнуть, перегруппироваться. А вот для засады нужно что-то другое искать.

Я кивнул, но взгляд мой всё равно упрямо скользил по карте ниже по течению, туда, где река делала широкую петлю.