Она краснеет и отводит взгляд. Через мгновение Бейли бормочет: — Прости.

Качая головой, я протискиваюсь мимо нее по пути на кухню. Она идет в ногу со мной.

— Итак, под каким предлогом она отшила тебя?

Мне очень приятно сообщить: — Ее мать была больна. Ей пришлось срочно вылететь из штата, чтобы навестить ее.

Боковым зрением я вижу, как вытягивается лицо Бейли.

— О. Полагаю, это объясняет, почему она оказалась в Техасе.

Я останавливаюсь как вкопанный.

— В Техасе?

Бейли кивает, небрежно пожимая плечами.

— Да. Я читал об этом в Drudge Report. Ее заметили в Техасе, в каком-то дерьмовом приграничном городке. Наверное, странно, когда за тобой всё время следят.

Она поворачивается и продолжает идти на кухню, но я прирос к полу, чувствуя себя так, словно взрывное устройство только что проделало дыру прямо в моей груди.

Виктория сказала, что была в Калифорнии, но на самом деле она была в Техасе.

Что, блядь, такого в Техасе?

Мне требуется всего секунда, чтобы вспомнить, как ловко она уклонилась от дальнейших вопросов о своей матери, попросив меня поцеловать ее. Знала ли она, насколько сильно это меня отвлечет?

Я еще несколько секунд стою в коридоре, борясь с внезапным, глубинным ощущением, что происходит что-то ужасное.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

Виктория

— Девочка, ты что, потеряла остатки своего затуманенного алкоголем разума?

— Дарси, просто выслушай меня…

— Нет! Ответ - нет! Это дурацкий план, а я не имею к дурацким планам никакого отношения! Понимаешь?

Дарси злится. Почему она злится, я не совсем понимаю – или comprentamento³⁵, как она исказила это слово в своем испано-английском переводе, – потому что я знаю, что это сработает. Она сама мне это сказала. Более того, она уже участвовала в моих махинациях с Паркером, так что я правда не понимаю, в чем проблема.

— Послушай, ты говорила мне – и не раз, должна добавить, – что помимо того, что ты первоклассная гадалка, твоя мать – жрица вуду, пользующаяся легендарным авторитетом в Новом Орлеане. Права я или нет?

Нахмурившись, Дарси кладет коктейльную луковицу между своими ярко-красными губами и жует ее. Очевидно, что ответ на мой вопрос – да.

— Ты говорила мне, что всё, что нужно, чтобы наложить на кого-то заклятие, – это прядь его волос?

Дарси допивает остатки своего коктейля «Гибсон». Я чувствую брешь в ее броне, поэтому бью в яремную вену.

— Ты говорила или не говорила всего несколько дней назад, я цитирую: «Зачем тебе друзья, если ты не можешь рассчитывать на их помощь в сокрытии тела»?

— Да, говорила! Но, подруга, тебе не стоит связываться с черной магией. Серьезно. Не стоит. Мой прапрапрапрадедушка однажды попросил у духов бессмертия, но забыл попросить о здоровье вместе с вечной жизнью. И знаешь, что произошло?

Широко раскрыв глаза, я подаюсь вперед.

— Что?

— То же самое, что случилось бы с любым человеческим телом столетней давности. Оно распалось. В живых остался только он. Ты помнишь Хранителя склепа из того старого шоу HBO «Сказки из склепа»?

Когда я киваю, она говорит: — Он выглядит так же. Этот человек – не более чем грохочущий мешок с костями. Моя мать держит его в кресле-качалке в гостиной. Ее новые клиенты думают, что он ненастоящий, а один из скелетов с Хэллоуина. — Дарси хихикает. — Пока он не встанет пописать. На их обувь.

Я пристально смотрю на нее.

— Это неправда.

Она смотрит на меня в ответ.

— Или правда?

— О, ради Бога! Давай, Дарси, ты должна помочь мне наложить проклятие на Паркера! Я легко могу раздобыть прядь его волос, и мы можем просто отправить ее по почте твоей матери. — Мне приходит в голову новая мысль. — Подожди, а заклинания срабатывают, если их накладывать издалека? Потому что, если нет, я вполне могу доставить ее сюда самолетом.

Дарси стонет, закатывает глаза и взмахивает обеими руками в воздухе, как будто теряет всякую надежду на разумный разговор.

Мы находимся в одном из моих любимых баров в городе, на террасе на крыше на пятьдесят четвертом этаже отеля Hyatt на Таймс-сквер, наслаждаясь захватывающим видом на городские огни. Дарси подобрала свой наряд с учетом своей помады – я не шучу, она сама так сказала – и надела потрясающее малиновое платье с глубоким вырезом, сандалии на высоком каблуке в тон, золотые серьги-кольца, такие большие, что задевают плечи, и охапку красных пластиковых браслетов. Все мужчины в баре пялятся на нее. Даже геи.

В моей сумочке звонит мобильник. Это Табби. Я игнорирую звонок и продолжаю приставать к Дарси.

— Я просто пытаюсь подстраховаться. Я попросила Табби поискать в интернете компромат на Паркера, я вскрою его домашний сейф, а ты можешь внести свой вклад, попросив свою мать сглазить его.

Дарси бормочет: — Ну и нечестивая троица у нас получилась!

Мой сотовый пискнул, показывая, что Табби оставила мне сообщение. Ранее она оставила сообщение, в котором говорилось, что в выходные, пока меня не было, она получила пищевое отравление, но чувствует себя лучше, и она увидится со мной завтра утром у меня в квартире. Я задаюсь вопросом, зачем ей звонить снова, но решаю, что это может подождать, пока мы с Дарси не закончим. Я перевожу телефон в беззвучный режим.

Когда я поднимаю взгляд, Дарси скрещивает руки на груди и смотрит на меня с разочарованным хмурым видом, как будто она директор школы, а меня только что вызвали в ее кабинет за то, что я бросила петарду в туалет для девочек.

— Это был папочка твоего малыша?

О-о-о. Я узнаю этот тон. Сейчас я получу словесную взбучку.

Когда я открываю рот, Дарси наклоняется вперед на своем стуле, тычет мне в лицо наманикюренным пальцем и говорит: — Нет.

— Что «нет»?

— Нет, ты не можешь просить меня об одолжении, когда… сколько лет я тебя знаю?

Понимая, к чему это приведет, я смущенно бормочу: — Восемь.

— Когда мы с тобой знакомы уже восемь долгих лет, все это время ты была моей лучшей подругой, ты решила сохранить в тайне тот факт, что у тебя есть ребенок.

Я опускаю взгляд, теребя ножку бокала для мартини. Я тихо говорю: — У меня был ребенок.

— Прошу прощения?

Я поднимаю взгляд на Дарси.

— У меня был ребенок. Прошедшее время. Я отдала ее на удочерение, когда она родилась.

Дарси моргает.

— Ты сказала, что собираешься навестить свою дочь.

— И я это сделала.

Через мгновение Дарси подсказывает: — Ты собираешься уточнить, или мне придется надрать твою задницу в платье от Armani?

Итак, поскольку она действительно моя лучшая подруга, кот уже вылез из мешка, я пью второй мартини, и мне нужна ее помощь, чтобы наложить проклятие на Паркера, я рассказываю ей всю историю, от начала до конца, ничего не упуская. Мне требуется еще две порции выпивки, чтобы справиться со всем этим.

В конце она смотрит на меня с открытым ртом, потеряв дар речи.

Наконец, с благоговением, тревогой и необычно мрачным голосом она говорит: — Срань господня, девочка. Не думаю, что когда-либо слышала что-либо настолько удручающее.

Я делаю большой глоток своего мартини.

— Итак … по сути, ты жила с восемнадцати лет как другой человек? Другое имя, выдуманная история, новое лицо? Никто не знает тебя настоящую?

Я пожимаю плечами.

— Боже мой. Ты как будто участвуешь в программе защиты свидетелей.

— Только с гораздо большим количеством денег.

Дарси усмехается.

— Черт. Я даже представить себе не могу, как тебе, должно быть, одиноко.

Это останавливает меня.

— Мне не одиноко.

Дарси долго и пристально смотрит на меня своими большими темными глазами, не мигая.

— Не привыкай к собственной лжи настолько, чтобы начать в нее верить.

Подходит официант и спрашивает, не хотим ли мы еще выпить. Мы обе отказываемся. Он уходит, и мы несколько минут сидим в тишине, прислушиваясь к смеху и разговорам вокруг. Ночную тишину пронзают сирены, доносящиеся с улицы далеко внизу, словно плач скорбящих. Снова и снова я отгоняю от себя слово, которое сверлит мой мозг.