Я откидываюсь на мягкую кожу банкетки, скрещиваю ноги и отбрасываю волосы с лица. Он наблюдает за всем этим с сосредоточенностью хищника, готовящегося к трапезе.

— Ну, мистер Максвелл, как упомянула Дарси, ваши трюфели отвратительны. Я не могу представить себе шеф-повара, столь явно преданного делу, как Кай…

— Раз уж мы ведем себя так официально, то шеф-повар Фюрст…

— …поскольку наш новый друг Кай не может взять на себя ответственность за их приобретение. Это ваших рук дело?

С легкой улыбкой Паркер повторяет: — Отвратительны? Интересный выбор слов.

Моя собственная улыбка становится шире.

— Вообще-то, это всего одно слово. И вы не ответили на вопрос.

— И вы не ответили на мой вопрос.

Я выгибаю брови.

— О? Что это был за вопрос?

Мускул на челюсти Паркера напрягается. Он, очевидно, знает, что я его разыгрываю, и ему это явно не нравится.

Хорошо. Пусть помучается. Такой красивый мужчина, как он, несомненно, привык к тому, что женщины падают к его ногам; вызов пробудит в нем интерес. А я хочу, чтобы он заинтересовался. Я хочу, чтобы он так заинтересовался, что у него глаза на лоб полезли.

— Виктория, — медленно произносит он. — Правильно?

Я посылаю ему самую милую улыбку, на которую способна, и на вкус она сладкая, как долька лимона.

— Для моих друзей я – Виктория. Для вас, мистер Максвелл, я – мисс Прайс.

Медленно Паркер повторяет: — Мисс Прайс. — Уголок его рта приподнимается. — Ваша репутация опережает вас.

Один-ноль в пользу команды Паркера.

Моя улыбка со вкусом лимонной дольки сморщивается еще больше.

— Спасибо, — говорю я, отмахиваясь от подколки. — И раз уж вы здесь, может быть, вы могли бы предложить что-нибудь для нашего следующего блюда, которое было бы не таким отвратительным?

— Конечно, — отвечает он тем же ровным тоном, что и я. — Салат сегодня вечером превосходный. В заправке как раз столько тараканов, сколько нужно.

Дарси зачарованно переводит взгляд с меня на него, ее голова поворачивается туда-сюда, как будто она смотрит матч Уимблдона.

— Вот и я! — радостно восклицает Кай, появляясь у нашего столика. В руках у него две тарелки. Он собирается поставить их передо мной и Дарси, когда замечает кусок вагю, лежащий в печальном состоянии на тарелке Дарси с закусками. Он в ужасе отшатывается, а затем поворачивается к Паркеру. Покраснев, Кай рявкает что-то по-немецки.

Это не похоже на комплимент.

Паркер улыбается. Это убийственная улыбка, такой я у него раньше не видела, и определенно не та, которую я хотела бы увидеть.

Он говорит: — Шеф. Тебе нездоровится? Если да, Хавьер может заменить тебя. Он вполне способен сегодня вечером порулить на кухне. Или в любой другой вечер, если потребуется.

Лицо Кая багровеет от угрозы. Его глаза выпучиваются. Он начинает брызгать слюной, но Паркер спокойно забирает две тарелки у него из рук и ставит одну перед Дарси, а другую передо мной. Он берет первую тарелку Дарси и передает ее Каю, агрессивно тыча краем в грудь невысокого мужчины, так что тому приходится сделать шаг назад, сжимая тарелку руками.

Немного порычав и пробормотав еще несколько слов по-немецки, Кай разворачивается и уходит.

Опасная улыбка все еще находится на лице Паркера. Когда он смотрит на меня, в его глазах тоже есть опасность. Это вызывает быстрое, леденящее покалывание у меня по спине.

— Дамы. Простите за вспышку гнева. Мой шеф-повар может быть немного … темпераментным.

Дарси говорит: — Все самые лучшие из них такие! — Она смотрит на свою тарелку и радостно шевелит пальцами. — О-о-о! Устрицы с фуа-гра! Если они так же хороши, как выглядят, мистер Максвелл, то всё прощается.

Без лишних слов она принимается за дело. Мы с Паркером молча смотрим друг на друга.

Обжигающая, пещерная тишина.

Наконец он говорит: — Я оставлю вас наедине с вашими блюдами, дамы. Если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, дайте мне знать.

Последний удар тишины повисает между нами, а затем Паркер поворачивается и уходит.

С набитым ртом Дарси говорит: — Девочка, не пялься в глаза злобному близнецу Брэда Питта, пока я пытаюсь сосредоточиться на своих устрицах. Это дерьмо отвлекает.

Поскольку я уже прикончила свой мартини, я протягиваю руку, беру ее бокал вина, и осушаю его одним глотком.

Дарси откидывается на спинку банкетки, сглатывает и прищуривает глаза.

— О, так вот оно что, да?

Я невинно спрашиваю: — Что?

— Ты его знаешь? Красавчик – бывший или что-то в этом роде?

Лицо, будь каменным. Будь гранитной плитой.

— Я никогда в жизни его раньше не видела.

Она фыркает: — Правда? Ты собираешься солгать своей лучшей подруге?

Вместо того, чтобы отрицать это, я уклоняюсь.

— Почему ты думаешь, что я лгу?

— Потому что твое непроницаемое лицо такое же дерьмовое, как трюфели.

Иногда я забываю, что под бродвейским шоу скрывается потрясающая мисс Дарси Лафонтен, она такая же зоркая и скрытная, как охотница за головами. Думаю, это у нее от матери, креольской гадалки из Нового Орлеана, которая читает по ладоням и хрустальным шарам и может рассказать вам всё, что вы хотите знать о себе через две минуты после знакомства.

После того, как она положит в карман ваши пятьдесят баксов, конечно же.

Я делаю долгий прерывистый вдох.

— Давай просто скажем, что наши пути пересекались однажды, в прошлой жизни.

Дарси изучает мое лицо.

— И, как я понимаю, ничем хорошим это не закончилось.

— Да, это так.

— И, судя по всей его речи «Мисс Виктория Прайс», я полагаю, он тебя не узнал.

— Нет, не узнал.

Наступает долгая, неловкая пауза.

— И это все, что ты собираешься мне сказать, я так понимаю.

Я отвожу взгляд к окнам в передней части ресторана. Снаружи, холодным нью-йоркским вечером, начинает накрапывать мелкий дождь.

Чувствуя прикосновение к своей руке, я поворачиваюсь и вижу, что Дарси пристально смотрит на меня. Через мгновение она говорит: — Ты никогда не узнаешь, насколько ты сильна, пока быть сильной не станет единственным выбором, который у тебя есть. Верно?

— Знаешь, Глория, — отвечаю я дрожащим голосом, — иногда я думаю, что хотела бы жениться на тебе.

Она смеется, сжимает мою руку и делает знак официанту принести еще выпивки.

— Дорогая, я бы сама хотела жениться на себе. По крайней мере, тогда я бы точно знала, что каждую ночь буду получать горячую штучку.

Я не могу удержаться и смеюсь. Громко и не стесняясь, точно так же как это сделала Дарси, когда мы встретились у двери и я сказала ей, что это место выглядит так, словно здесь проходит съезд белых девушек, страдающих анорексией.

Когда я наконец перестаю смеяться и бросаю взгляд в сторону кухни, то вижу Паркера Максвелла, который стоит в дверном проеме в полутени и смотрит на меня серьезным взглядом, словно пытается вспомнить, где он меня видел, или, может быть, раздумывает, не пустить ли мне пулю в лоб.

Я одариваю его своей самой неискренней улыбкой.

Он не улыбается в ответ.

Я уже могу сказать, что дальше будет только хуже.

Паркер

— Хорошо. Расскажи мне, что тебе известно о Виктории Прайс.

Я сжимаю тонкую руку Бейли. Она только что попыталась проскользнуть мимо меня на кухню, но мне нужно знать больше. И мне нужно знать это сейчас.

Бейли смотрит вниз на мою руку. Затем, изогнув брови, смотрит мне в глаза.

— Хорошо, Тарзан, я скажу тебе. Но убери свою гребаную руку от моей.

Она права; я перехожу границы дозволенного. Время от времени Бейли удивляет меня.

— Прости. — Я отпускаю ее и поднимаю ладони вверх, сдаваясь. — Глупый поступок.

— Подлый поступок. — Она делает ударение на первом слове.

Я киваю: — Согласен. Подлый. Приношу свои извинения.

Несколько секунд Бейли пристально смотрит на меня, чтобы понять, не шучу ли я. Я не должен извиняться больше, чем это необходимо. Разве я мудак?