Этот урок я усваивал на собственном горьком опыте, причем слишком часто.

Я медленно пробираюсь к стойке администратора в передней части ресторана, кивая знакомым, пожимая нескольким руки, общаясь с толпой, но ни на секунду не упуская из виду интригующую женщину в белом. Ее и мисс Лафонтен подводят к овальному столу с банкеткой у дальней стены. Это лучший стол в заведении, от этого у меня начинает знобить под воротником. Сегодня вечером я специально попросил официантку усадить гостей «Лафонтен» за пятый столик у входа, хороший, но не самый лучший. Я отказываюсь быть одним из тех владельцев ресторанов, которые заискивают перед кулинарными критиками.

Независимо от того, насколько она мне нравится, если она не оставит нам хорошего отзыва, пока мы не потешим ее самолюбие, она может идти к черту.

Я подхожу к стойке администратора как раз в тот момент, когда возвращается Дженни, хостес.

— Мистер Максвелл! — За стеклами очков ее глаза кажутся огромными. Она моргает, как птенец. — Как поживаете, сэр?

У меня такое чувство, что она хотела бы сделать реверанс. Мне не нравится пугать персонал, но я признаю, что иногда это бывает полезно. Мои приказы редко подвергаются сомнению. Что делает эту ситуацию еще более странной.

— У меня все было хорошо, Дженни, пока я не увидел, как ты ведешь мисс Лафонтен к тридцатому столику.

Я смотрю на нее. Она сглатывает.

— О… я… да, мистер Максвелл. — Она снова начинает моргать, а затем торопливо говорит: — Я знаю, вы просили усадить мисс Лафонтен за пятый столик, но Виктория Прайс спросила, лучший ли это столик, и я ответила, что это очень хороший столик, а потом мисс Прайс сказала, что она настаивает на лучшем столике, иначе она скажет Глории Тартенбергер, что в ее салате был таракан, и тогда нас закроют, а вы по-настоящему разозлитесь…

— Прекрати.

Дженни захлопывает рот.

— Кто такая Виктория Прайс?

Дженни сглатывает.

— Дама с Дарси Лафонтен.

Мой взгляд падает на стол в задней части ресторана. Там сидит женщина в белом, пристально смотрит на меня, холодная как лед. Она поворачивает голову и подзывает официанта, но я успеваю заметить, как ее губы приподнимаются в легкой насмешливой улыбке, которая тут же исчезает.

— Ты хочешь сказать, что эта женщина угрожала позвонить начальнику отдела здравоохранения, если ты не предоставишь ей лучший столик в заведении?

Оглядевшись, Дженни наклоняется ближе ко мне и шепчет: — Она сказала, что Глория Тартенбергер была ее клиенткой, мистер Максвелл. Что они хорошие подруги.

Моя челюсть сжимается, когда я скрежещу зубами.

— И ты ей поверила?

На мгновение Дженни выглядит смущенной.

— Ну… да. Я имею в виду, она Виктория Прайс.

Она произносит это имя так, как будто оно говорит само за себя, но я понятия не имею, о чем она и кто эта женщина. Но я точно знаю, что никто не смеет давить на меня и моих сотрудников без последствий.

Независимо от того, насколько красивым и соблазнительным может быть этот человек.

— Я понимаю, что это новая должность для тебя, Дженни, но в будущем ты должна неукоснительно следовать моим инструкциям, иначе останешься без работы. Я понятно выразился?

Побледнев, Дженни кивает. Я оставляю ее, не сказав больше ни слова, и направляюсь обратно на кухню, на этот раз двигаясь быстро, проклиная себя за то, что поставил такую милую женщину на место хостес. Становится очевидно, что Дженни не обладает необходимой жестокостью. Если все, что нужно, – это несколько слов от какой-нибудь требовательной светской львицы, чтобы сбить ее с намеченного плана…

Я замираю на месте, увидев, как мой шеф-повар Кай, человек, который, как известно, ненавидит всё человечество, словно каждый из нас лично его оскорбил, подходит к столу Дарси Лафонтен, ставит тарелку с закусками на льняную скатерть перед ней и кланяется.

Он кланяется. Когда Кай выпрямляется, то улыбается, как клоун.

Что, черт возьми, происходит?

Я ловлю взгляд женщины в белом, Виктории Прайс, и взгляд, которым она одаривает меня, заставляет меня замереть на месте.

Боже. Я и не знал, что лед может обжигать так сильно.

— Тааак, — раздается голос у меня над ухом. Это Бейли, материализовавшаяся из воздуха, как Дракула. Она заглядывает мне через плечо на странную сцену за тридцатым столиком. — Похоже, ты ошибался насчет своей загадочной женщины.

Я не утруждаю себя ответом. Ее явно распирает от желания рассказать мне, так что я просто молчу и жду.

— Очевидно, ей все-таки не нравится трахаться. — Бейли вздергивает подбородок. — Твоя подруга, который сидит рядом с кулинарным критиком, – самая большая мужененавистница в стране. А может, и во всем мире. — Она улыбается. Ее голубые глаза сверкают. — Удачи в этом, босс!

Бейли поворачивается и уходит. Когда я снова смотрю на тридцатый столик, Кай склоняется над протянутой, украшенной драгоценностями рукой Дарси Лафонтен и целует ее.

А Виктория Прайс убивает меня взглядом.

Кто, черт возьми, эти женщины?

ТРИ

Виктория

Стройный шеф-повар с татуировками и копной светлых волос, склоняющийся над рукой Дарси, очарователен в своей неловкой, застенчивой манере и, очевидно, сходит из-за нее с ума, но я слишком занята, потягивая мартини и борясь со своими личными демонами, чтобы обращать на это внимание.

Я должна уйти. Должна плеснуть выпивкой в лицо этому ублюдку. Должна немедленно позвонить Глории Тартенбергер и сказать ей, что в этом заведении не только тараканы в салате, но и в воздухе витает очень подозрительный химический запах. Возможно, произошла опасная утечка газа? Она была бы здесь с приказом об отключении ровно через пять минут. После того, как я помогла ей пережить ее последний развод, она поклялась, что бросится под поезд ради меня.

Но я не ухожу, не расплескиваю алкоголь и не звоню никому. Я сижу рядом со своей подругой и слушаю, как шеф-повар разглагольствует о том, какая это честь для него, и как замечательно, что Дарси обедает здесь, и как он ждет не дождется, когда она попробует треску с ароматом хиноки и мидии с кокосовым карри, а я притворяюсь кем-то другим, а не стаей бешеных волков и серийных убийц с бензопилами, которыми я внезапно становлюсь.

Один взгляд на человека, который разбил мою душу пятнадцать лет назад, и всё вспоминается с яркой, тошнотворной ясностью: месяцы черной депрессии, чувство полной никчемности, приступы слез, которые выжимали из меня все силы и приводили мою мать в панику, т.к. она не знала, что делать с дочерью-подростком, которая почти впала в кому.

Паркер Максвелл был моей жизнью. Моей первой – и последней – любовью. И он бросил меня самым трусливым способом: письмом.

Он отправил его по почте.

Через два дня я узнала, что беременна. Больше я его никогда не видела.

То есть до этого момента. Стоящий в дальнем конце шумной, суетливой комнаты, такой же высокий и сильный, каким он всегда был. Такой же гламурный богатенький мальчик-квотербек-мечта, каким он всегда был.

Я бы с удовольствием выковыряла ему глаза своей столовой ложкой и подожгла. Вместо этого я безмятежно улыбаюсь, ни к кому конкретно не обращаясь, и допиваю остатки мартини.

— Ну разве не прелесть? — Дарси застенчиво смотрит на шеф-повара, который представился как Кай. Она высвобождает свою руку из его хватки и серьезно оглядывает его. — Если я не ошибаюсь, вы начинали свою карьеру в Pó с Батали?

Кай энергично кивает и сияет: — Совершенно верно. Вы знаете своих поваров!

У него отчетливый немецкий акцент. Один из его передних зубов слегка искривлен. Под белым поварским халатом на нем надеты устрашающие фиолетовые брюки из леопардовой кожи и оранжевые кроксы. Он не самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо видела, но он очарователен в своей маниакальной манере мальчика-эльфа. Я могу сказать, что Дарси тоже так думает.