— Ёбаный хер.

А по другому то, что я там увидел, было и не описать. Четверо храмовников перекрыли улицу. Выставили перед собой стену из четырёх тяжелых, башенных щитов и неторопливо шли вперёд. В серых лучах холодного дневного солнца поблёскивали два клевца, один пехотный топорик и ещё одно оголовье кистеня. Всё рассчитано на пробитие тяжелой брони или нанесения тяжелого заброневого урона. Я мысленно прикинул наш арсенал. Два дуэльных арбалета. Фальшион. Бастард. Мизерикорд, всё ещё торчащий из икры трупа. И последний оставшийся на руках «подарочек». И при этом их четверо. Говёный. Предельно говёный расклад.

За строем храмовников показались рога тяжелого арбалета. Стрелок, засевший на полуразрушенной мансарде, потеряв нас из виду, спустился вниз, и теперь, судя по характерному лязгу, вновь взводил своего ручного монстра. Рядом показалась ещё одна капеллина. Второй стрелок, тот, которого окатило ворохом огненных капель, всё-таки выжил. Сюрко на нём дымилось. Лицо было перемазано сажей. Одна рука согнута и прижата к телу. Судя по всему там капли прожгли стёганку и добрались таки до плоти. Вторая же крепко сжимает фальшион. Полный ярости взгляд устремлён в нашу сторону. Несмотря на полученные увечья этот говнюк собирался довести дело до конца. Ёбаные фанатики.

Я повернулся. Бросил короткий взгляд в сторону Альберта и Айлин. Они успели уйти довольно далеко. Но до ратуши преодолели лишь половину пути. Значит, нам все ещё нужно как-то выиграть для них время. Проходили сейчас аккурат под старой каменной аркой, перекинувшейся над дорогой между домами. Когда-то там было что-то вроде узкого прохода, соединяющего верхние этажи, но деревянная надстройка давно сгнила и обрушилась. А по каменной ползли тонкие змеи трещин. Взгляд упал вниз. На изъеденные зельем, оплавленные камни мостовой. В звенящей пустоте черепушки начали зарождаться намётки какого-никакого плана.

Рука сама собой легла на эфес меча. Губы растянулись в хищной, полубезумной улыбке. Я ведь сам хотел крови. Сам хотел рвать зубами тех, кто покусился на моё. Похоже вселенная услышала моё желание. И свою жажду крови теперь я смогу утолить сполна. И, чёрт побери, утолю.

— Когда я скажу «беги» — беги к арке, — бросил колдунье, вытаскивая меч из ножен и делая шаг вперёд навстречу храмовникам.

Решение нашей проблемы было простым, примитивным, основанным на куче «но» и слишком уж легко читаемым. Вот только других у меня сейчас не было. Впрочем, быть может, сейчас и настало то самое время простых решений?

Я шагнул навстречу храмовникам, стараясь не поскользнуться и не упасть. Голова все ещё звенела. Тело покачивало. Ткнул в их сторону мечом и обдирая глотку хрипло заорал:

— Что, сучьи дети? Не хватило? Ну давайте ублюдки! Хорош там сиськи мять! Подходи на раздачу!

За спинами храмовников вновь сухо щёлкнул арбалет.

Что-то ударило в плечо, заставив мир вновь покачнуться, а меня отступить на шаг назад. Левую руку пронзила вспышка острой, нестерпимой, пульсирующей боли. Боли, которая тут же начала разливаться по всему телу липким отвратительным, обессиливающим ядом.

Я скосил глаза и посмотрел вниз. Из-под наплечника торчало чёрное древко бронебойного болта. Он пробил кольчугу, стёганку и добрался до мышц плеча. Ушёл неглубоко, но вполне достаточно, чтобы левая рука повисла вдоль тела бесполезной, плетью, причинявшей лишь боль. Синдромом штурмовика эти ублюдки явно не страдали.

Здоровая рука сунула меч в ножны, ухватилась за древко болта и силой рванула его назад. Руку пронзила новая вспышка боли. Мир перед глазами покачнулся и сузился до небольшой полоски, прямо передо мной. Послышалось мерзкое чавканье плоти. Древко подалось. Сначала на палец. Затем на дюйм. А после — выскочило из раны. Рубашка, пропитавшаяся кровью и потом тут же прилипла к телу. Рукав гамбезона начал набухать и тяжелеть. Но боль, раздиравшая плечо, стала чуть тише и уже не мешала двигать рукой.

— Приготовься, — бросил я Сюзанне, благоразумно спрятавшейся за небольшой мусорной кучей. Покачнулся, шагнул вперёд и швырнул болт в сторону наступающих храмовников, — Хуй сосите, уроды сраные! Меня так просто не убить! Хотите нас взять — придётся побегать!

Храмовники меня услышали. И восприняли мои слова как руководство к действию. Четвёрка тяжелых пехотинцев, перешла на лёгкую трусцу, продолжая держать щиты перед собой. Стрелок и покалеченный чуть поотстали, не сразу сообразив, что именно происходит. Рядом со мной послышался тихий щелчок арбалета. А толку? Оно и лёгкие то доспехи с трудом пробивает… Черный росчерк пронёсся над улицей. Послышался глухой удар. Древко застряло в одном из башенных щитов, заставив храмовников на мгновение притормозить.

— Бежим! — крикнул я Сюзанне и сам тут же припустил вверх по улице. Настолько, насколько вообще позволяло ноющее плечо, гудящая голова и мир, качающийся прямо у меня под ногами.

Колдунья сорвалась с места и с удивительным проворством рванула вперёд. Я постарался не отставать. Дыхалка моментально сбилась. В горле застрял ком. Рот снова наполнился липкой, вязкой слюной, перемешавшейся с кровью. Рубашка, пропитавшаяся потом прилипла к спине. В голове зазвенело сильнее. Но останавливаться было нельзя.

Позади, уже совсем рядом, раздавались топот, лязг железа и сбивчивое, хриплое дыхание. Храмовники наседали нам на пятки. Тяжелая броня и попытки удержать строй мешали им ускориться и догнать нас, но и оторваться от них у нас никак не выходило.

Кровь стучала в виски. Ноги заплетались и скользили по мокрым камням. Попадали в глубокие, мутные лужи, поднимая в воздух тучи грязных брызг. В голове крутилась одна единственная мысль. «Не останавливаться. Нельзя останавливаться. Нельзя падать. Если эти ублюдки нас догонят посреди улицы, то просто сомнут. Измочалят до состояния фарша. И никакие доспехи им это сделать не помешают. С клевцами то».

Позади раздался щелчок. Я нырнул в сторону, едва не завалившись на бок. Над самым ухом что-то просвистело, вспарывая густой, влажный воздух. Просвистело и ударилось в кучу мусора, взметнув в воздух облачко серо-коричневой пыли. Грёбаный стрелок никак не уймется.

Арка маячила всё ближе. Сюзанна уже вбежала под неё. Развернулась и уставилась на меня, расширившимися от испуга глазами. Или на что-то за моей спиной. Мать твою, ну что же ты тупишь!

— Верх! Камень! Давай! — рявкнул я, стараясь не сбивать дыхание.

Пот, успевший пропитать подшлемник, потёк на лицо, заливая глаза. Я непроизвольно моргнул. Оступился, зацепив ногой обломок какой-то сгнившей деревяшки. И чуть было не растянулся на мостовой. А когда открыл глаза, колдунья уже замахивалась, сжимая в кулаке последнюю бомбу. Бросок. Удар. Треск разламывающейся глины. Огненное пятно начинает глодать истрескавшийся камень. Вниз осыпается сноп огненных искр. Прямо на меня.

Прыжок вперёд. Раненое плечо вновь раздирает нестерпимо-яркая вспышка боли. Мир крутится, меняя местами низкое, свинцовое небо и мокрые чёрные камни мостовой, в щелях между которыми уже видны первые признаки разрастающихся водорослей. Лёгкие горят. Плечо горит. В голове нарастает неприятный, обессиливающий гул. Но тело всё ещё помнило тренировки. Руки и колени сами упёрлись в твёрдую землю. Затормозили вращение и в следующий миг оттолкнулись, выбрасывая меня вверх. Я вскочил на ноги. Выдохнул. Сплюнул. И окинул взглядом улицу.

Айлин с Альбертом уже стояли возле ратуши. Маг прислонил девушку к стене и навалился на створку старой, массивной двери, пытаясь её открыть. Та натужно скрипела проржавевшими петлями, но всё-же медлено подавалась, обнажая чёрное нутро давно заброшенного дома. Арка над нашими головами горела. Жидкость попала в трещины и вспыхнула прямо в них. Раскаляющийся камень натужно стонал и скрипел. То тут, то там вниз осыпались струйки мелкой крошки и отваливались небольшие куски, разбиваясь о мостовую. Стена щитов храмовников, маячила совсем рядом.