На шее, в волосах, под воротом — они. Маленькие, зловещие, с блестящими чёрными крылышками. Всего два сантиметра длиной, легко раздавить рукой или между пальцами, но… От одной лишь мысли спина лакея покрывалась пóтом.

Яд. Мерзкая гнусь — сила Запретного Плода африда, которого другие называли Загрейн, — была смертельно ядовита. Стоит только Лормазу побежать куда-то не туда или сказать что-то не то, как мухи совершат укус, останавливая сердце невезучего слуги за секунды.

Загрейн обещал это с лёгкой улыбкой на губах. Без криков, пафоса или угроз. Рассказал почти спокойно, словно рецепт крабового салата, а потом хлопнул его по плечу, наказав поспешить.

Насекомые ползали под его рубахой, вызывая ужас, от которого Лормаз едва не подпрыгивал. Лицо его было бледнее мела, почти переходя в зелёное. Дышал он через раз, а сердце билось словно под уколом адреналина.

У калитки штаб-квартиры городской стражи стояли двое солдат в тяжёлых, местами ржавых кольчугах. Один зевал. Второй чесал пузо.

— Я от господина Ройма, — на грани обморока произнёс лакей, привычно шмыгнув носом.

— Мэр же заболел, — хмыкнул один. Слухи уже разлетелись по городу. В дом Роймов даже приходил лекарь. Обратно он ушёл с одним из «новой охраны» — щербатым мужчиной по имени Эрбо Олти, который постоянно хмурился. Лормаз считал, что лекарь уже мёртв, хоть и не был в этом уверен.

Тем не менее целитель успел сообщить, что Галвард Ройм на самом деле слёг с заразой. Не опасно, но неприятно, «и требует постельный режим!»

— Поэтому и пишет, — хрипло ответил лакей, не в силах выдавить улыбку, но продемонстрировав мятое письмо.

Его пустили, и через десять минут начальник стражи, Шорбун Тразз, толстяк с жабьими глазами, вскрыл письмо.

'Галвард Ройм, мэр города Худрос,

Главе городской стражи, капитану Шорбуну Траззу.

Приказ № 47/В

Да будет известно, что в период с сего дня и до окончания учений отдельного обособленного воинского подразделения, находящегося под прямым покровительством городского совета, вводится полный запрет на вмешательство городской стражи в действия частных лиц у причала номер три.

Предписывается:

Стражам не препятствовать перемещению людей и грузов в указанной зоне.

Не проводить досмотры и не требовать объяснений у лиц, находящихся вблизи причала.

Не вступать в конфликты с представителями упомянутого подразделения, даже если их действия покажутся подозрительными.

Нарушение данного распоряжения будет расценено как неповиновение воле городских властей и повлечёт за собой наказание по усмотрению мэрии.

Дано в Худросе,

в 12-й день месяца Ветров,

под личной печатью.

Галвард Ройм,

Мэр города Худрос'.

Изучив ровные буквы знакомого почерка, Шорбун Тразз хмыкнул, почесал затылок, пожал плечами и отдал соответствующие приказы.

Тем временем дом мэра больше напоминал перевёрнутый улей. Деревенские в плащах и трофейной городской форме (выкупить её у прачек не составило никаких проблем, о чём Ребис позаботился заранее) сторожили двери, калитки и окна. Двое ополченцев с открытой Аурой дежурили у парадного входа. Форпон Корс, любовник Энни Эланд, откровенно скучал, считая минуты до возвращения к любимой. Далкон Бёрт поигрывал ножом, направляя в него Ауру Атаки, и резал косяк, рассматривая широкие разрезы.

Внутри, в кладовке под лестницей, в темноте и чудовищной тесноте томились шестеро слуг, включая выжившего дворецкого; десять очнувшихся стражников со страшной головной болью; Исмария Ройм и её двое детей: девятнадцатилетний трусоватый Терн и двенадцатилетняя болезненная Эллин.

Еды и воды им дали впритык, возможность справить нужду не предоставили, посчитав, что «знатные лорды» могут и потерпеть пару дней. Мёртвого стражника и Жернова бросили в подвал, не желая тратить время и силы на решение ещё и этой проблемы.

Охранявший заложников Жаруб Вурус и его дружок Голб Корбок вдоволь поиздевались над пленными, но когда озверевший от вседозволенности Вурус вытащил из кладовки Эллин, потянув её в спальню, с третьего этажа спустился Загрейн.

Поток мух ударил Жаруба в лицо, опрокинув на пол. Парень громко заорал, Эллин вырвалась и оглушительно взвизгнула.

— Заткни её, — коротко указал Загрейн на девочку, после чего Голб трясущимися руками выполнил приказ, зажав девочке рот.

— Я ополченец! — крикнул Жаруб, но ему в глотку сразу набились насекомые, царапая гортань острыми лапками, жалом и жвалами.

Загрейн молчаливой тенью навис над Вурусом, одной рукой придавив к полу. Насекомые ползали по телу бедолаги, периодически покусывая его кожу. Парень испуганно взвизгивал, штаны отяжелели, промокли и завоняли.

— Я… — слова с трудом вылетали из окровавленного рта Жаруба, глаза бешено бегали, ища спасения в каждом лице, в каждом углу. — Я же… свой!.. Ты, чёртов Прóклятый!..

— Свой, — тихо, почти с сожалением, произнёс Загрейн, не обращая внимание на вторую часть фразы. — Будь иначе, я бы уже наполнил твои потроха моими созданиями.

Живой ковёр почти поглотил ополченца. Укусы становились чаще, сильнее. Вурус завизжал громче Эллин, начал царапать деревянный пол, пытаясь вылезти из потока гнуси, захрипел, закатывая глаза в судорожном припадке.

— Урок простой, — добавил Загрейн, наблюдая за агонией Жаруба. — Дисциплина или увечья. Выбор всегда за вами. — Он знал, что остальные слышат его. И каждое сказанное слово отпечатывается в их мозгу.

Хмыкнув, он остановил насекомых — они перестали двигаться, застыв на теле парня будто липкий панцирь, вибрируя крыльями от напряжения.

— Голб, — не оборачиваясь, сказал Загрейн, — уведи девчонку. Умой. Дай воды и еды. Потом верни обратно. Я прослежу, чтобы у тебя не возникло с этим сложностей, — добавил он с угрозой.

— Да… да… — закивал Голб, вцепившись в локоть Эллин и почти бегом потащив её вверх по лестнице. Девочка не сопротивлялась — она просто дрожала, зажмурив глаза и зажав уши.

Жаруб, не способный встать, ползком пытался добраться до наружной двери. Ногти на его пальцах были сорваны, но он не обращал на это внимания. Загрейн шагнул вперёд, наступив ему на ладонь. Сильно, до хруста пальцев. Жаруб снова заорал.

К месту наконец-то подошло несколько деревенских: знахарка Вияльди, отвечающая за порции алхимического яда для Галварда, кузнец Фусто Алеас, контролирующий охрану поместья, и Нара Отье, жена Сатора и мать погибшего Кероба. После того как с ней поговорил Ребис, она будто бы обрела новый смысл жизни.

— Я тебя не убью, — наклонился Загрейн, посмотрев на Вуруса словно на таракана. — Но твоя жизнь в качестве ополченца закончится сегодня. — Он странно ухмыльнулся и холодно добавил: — Зато теперь ты точно запомнишь границы. И другие тоже запомнят, глядя на твои руки.

— Пожалуйста… нет… — прошептал Жаруб. Слова Загрейна были для него страшнее, чем любой приговор. — Я ошибся… Ошибся! — кровь от расцарапанной гортани, дёсен, щёк и языка вырывалась из его рта с каждым звуком.

Загрейн опустил ногу ему на хребет, надёжно зафиксировав, после чего насекомые бешено заметались по телу Жаруба. Основная активность, однако, пришлась на руки. Если точнее — на большие пальцы, которые насекомые начали поедать, разрывая острыми жвалами и сразу же поглощая. Мухи впивались в плоть, вспарывая кожу клочьями. Жвала дробили ногтевые пластины, пробирались глубже, к сухожилиям. Кровь хлестала, но не успевала залить пол — рой поглощал её на лету, как пчёлы нектар, оставляя лишь липкие тёмно-красные пятна. Жаруб дёргался в немом крике, ведь рот его забили мухи, сделав это столь плотно и качественно, что заменили собой кляп.

Через несколько секунд от пальцев остались лишь окровавленные дыры с торчащими обломками костей. Без больших пальцев на руках Жаруб уже не мог держать в руках оружие, но всё ещё был относительно годен для более мирной деятельности, мог обслуживать самого себя, мог работать.

Загрейн присел рядом с изувеченным ополченцем, наклонился к его уху. Голос его был тих, но каждое слово резало как бритва: