Шоркус раздражённо махнул рукой. Мозес хохотнул и выбежал наружу. Беззаботное детство, когда смерть кажется неимоверно далёкой, даже когда она так близко.

Миг спустя жрец осознал себя в одиночестве, в компании мёртвого тела и жаровни. Мало было ему горячего солнца днём, так теперь ещё и мучиться жаром ночью⁈

Пот уже пропитал его одежду, заливал глаза под кустистыми бровями.

Он покосился на мертвеца. Взгляд его перебрался на меч. Даже мальчишка сказал, что его нужно вынуть, но нет!..

— Нужно было настоять, — насупился Милегер. — Чёрт бы побрал эту дуру Энни и её нового хахаля! Это уже не её сын, просто кусок мёртвого мяса.

Проблема была в том, что Дуфф, кого жрец непременно сумел бы склонить на свою сторону, окончательно помешался. То Дервис, то Вета, то теперь Загрейн, оказавшийся Прóклятым, — а ведь Шоркус так доверял ему и даже давал книги из личной библиотеки! Всё это надломило старосту, отчего он теперь не отдавал отчёта своим действиям.

Подобное огорчало жреца, но, с другой стороны, что мешает ему через некоторое время отрыть курган и забрать меч?

Милегер осмотрел клинок и даже зацокал. Никогда он не был сторонником материального, но эта вещь почему-то привлекала внимание и буквально молила взять в руки.

Вздохнув, жрец взял щипцы и вытащил из раскалённого котла первую монету, которую приложил к коже Ребиса. Тихое шипение. Пошёл дым. Кожа будто бы чуточку отступила, расплавилась, впитывая в себя горячий оловянный кругляш, накрепко прилипая к нему.

За первой виррой последовала вторая — точно так же насмерть вгрызаясь в плоть. Потом третья… Каждый раз — шипение, дымок, запах палёного мяса.

Постепенно Шоркус покрыл монетами лицо Ребиса, потом шею, плечи, грудь, живот… Давно переставшие кровоточить раны он замазал глиной, чтобы те не были заметны при погребении.

На всё про всё нужно примерно двести пятьдесят монет. Редко выходит больше трёхсот или меньше двухсот. Обычно что-то между, если исключать детей.

Когда Милегер возился с руками, он вновь попробовал разжать пальцы Ребиса, надеясь, что жар сумел убрать посмертное окоченение. Но ничего не изменилось. Выругавшись, жрец начал выламывать пальцы, однако и тут потерпел поражение. Его силы не хватило вызвать даже хруст костей!

— Аура, что ли? — устало вытер он пот, заливающий глаза. — Не должно…

Но ощущение было именно таким!

Позволив себе очередную порцию мата, Шоркус на пару минут вышел на улицу. Ночная прохлада остудила его, но, помня, что таким нехитрым образом легко заболеть, особенно будучи разгорячённым и потным, он вернулся обратно, раздражённо уставившись на мертвеца.

— Следующего покойника пусть помогают хоронить, я уже не молод, — буркнул он.

После ночной прохлады душный вонючий подвал казался каторгой, мучением.

Закашлявшись от дыма, Милегер с трудом перевернул Ребиса на живот, чтобы начать работать со спиной. Меч звонко ударился о каменный пол, оставив длинную царапину. Жрец, устало отдышавшись, встряхнул натруженные мышцы и утёр рукавом лоб.

Следующие два часа Шоркус старательно работал со спиной и всем остальным, ранее ему недоступным. Глухо бранился, цеплял монеты, нюхал запах дыма и палёного мяса, потом прикладывал монету снова. И снова. И снова.

Жрец закончил, когда тьма с улиц начала уступать место солнцу. Посетовав, что раньше он успевал «одеть» за ночь двоих, а теперь едва-едва управился с одним, не самым здоровым и крупным мужчиной (шестнадцать лет!), он поднапрягся и снова перевернул его, уже лицом вверх.

Радостно улыбнувшись тому, что ни одна монета не отлетела — это был показатель умелой работы, — жрец позволил себе расслабить спину и удовлетворённо выдохнуть.

Бросив взгляд на дело рук своих, он отметил, что кожа на лице покойника странно натянулась. Может, пошло трупное иссыхание? Ведь тело, вопреки виду, попало ему в руки отнюдь не свежим!

— Сколько дней его тащили по солнцу? — сам у себя спросил Шоркус. — Чудо, что гниль ещё не пошла.

Пожав плечами, он наклонился ближе к лицу Ребиса, оценивая, не нужно ли добавить где монету. Ведь перекошенная физиономия мертвеца могла оголить какой-то ранее невидимый участок кожи, отчего работа Милегера показалась бы халтурной, а этого он не терпел.

Но тут голова трупа дёрнулась, рот открылся — втягивая в грудь воздух. И мертвец завопил.

Деревня Ностой, взгляд со стороны

Поселение огласил жуткий вопль. Крик был не человеческий. Больше похожий на рёв раненого зверя, которому вытаскивают кость из живого мяса. Громкий, рвущий уши, хриплый и влажный — так не кричат живые. Но что насчёт мёртвых?

Жрец отступил, выронив щипцы. Они с лязгом ударились о камень. Широко открытыми глазами он несколько секунд смотрел на дёргающегося Ребиса, покрытого похоронными монетами, словно кольчугой. Парень выгнулся на каменном столе, будто его било током. Глаза, скрытые оловянными кругляшами, с трудом распахнулись — и бешено заметались.

Но больше всего Милегера напугало иное. Меч.

Таинственный клинок по-прежнему был сжат в руке Ребиса и теперь опасно дёргался. Его кончик, словно голова ядовитой змеи, казалось, наблюдал за движениями жреца.

Шоркус шагнул назад, споткнулся, едва не упав, потом стремительно, с неожиданной для своего возраста прытью, ринулся наружу.

— Мертвец! — завывал он. — Мертвец восстал!

Деревня просыпалась. Даже самые дальние дома слышали шум. Люди выходили и собирались, держа топоры, вилы и дубины.

Загрейн стремился успеть первым. Аура и насекомые позволили ему верно оценить положение дел, так что тело само несло его вперёд. Сердце билось быстро, но ровно. Все вопросы он решил отложить на потом. Вначале нужно помочь брату.

— С дороги! — рявкнул он, словно вода обтекая вставших на пути Жаруба Вуруса и его дружка — Кольто Шебора. Не слушая гневных криков, полетевших в спину, Загрейн вбежал в церковь и спустился в подвал.

Вонь дыма, металла и жжёной кожи ударила ему в лицо. В помещении стояла жара, словно в сауне.

На полу сидел Ребис, упавший со стола. Дыхание рваное, из горла всё ещё вырывался сдавленный вой. Он сорвал несколько монет с лица — вместе с кожей, зато теперь мог полноценно видеть: ничто не загораживало обзор.

Загрейн мимоходом отметил, что из новых ран течёт кровь, а вот старые травмы, ставшие причиной смерти… исчезли. И это была не глина Милегера, хоть на теле рядом с монетами были заметны грязные разводы. Нет, раны действительно пропали, оставив после себя непонимающего человека, старавшегося понять, где он и что происходит.

Мысли пробежали в голове Загрейна за секунду, после чего он опустился на колени и положил руки на плечи Ребису.

— Это я, брат, — негромко сказал Загрейн. — Всё хорошо. Ты жив. Жив!

Ребис замер, резко дёрнул головой. В глазах — паника, боль, гнев.

— Это же вирры, — прохрипел он. — Я в подвале храма… я… умер!

«Он действительно был мёртв, — подумал Загрейн. — Я проверял это. Все проверяли! Но всё же… Ох, прав я был, когда казалось, что он вот-вот встанет и продолжит путь вместе с нами!»

— Что последнее ты помнишь? — Загрейн наклонил голову, пытаясь заглянуть брату в глаза, но тот отвёл их, странно пошевелив плечами.

— Шахта, — спустя несколько секунд тишины ответил Ребис. — Клятая шахта и людоеды. Я убил их… убил последних!

— Верно, — слабо улыбнулся Загрейн. — Ты молодец.

Ребис кивнул — словно марионетка на нитях.

— Тяжело, — коснулся он груди. — Монеты… давят…

Две вирры упали на каменный пол, когда он пошевелился. Громкий звон разрушил атмосферу, отчего оба резко дёрнулись, одинаково покосившись на место их падения, а потом на потолок. Оттуда раздавались звуки шагов.

— Пора выбираться, — Загрейн использовал Ауру, приподняв брата. — Наружу.

— Я говорил с Наршгалом, Заг, — неуверенно хмыкнул Ребис. — Это он дал мне меч, он же вернул обратно. С богом!..

«Меч!» — обожгла Загрейна мысль, после чего он уставился на острую железку, которую продолжал сжимать Ребис.