— То есть ты даже не пробовала?.. Понятно… Но почему Венера? Странный выбор, честно говоря.

— Потому что жрица Венеры выбирает сама, не ее выбирают, — пояснила Сильвия с горькой усмешкой. — И я просто могла всем отказывать. Помимо того, о чем все думают, жрицы Венеры еще занимаются искусством: музыкой, пением, танцами, поэзией. Так что все было не так и плохо. Кроме того момента, — ее голос дрогнул, — что я была единственной не отмеченной своим богом, и оказалась худшей в выпуске. Но этот выбор… я сделала сама.

— Слушай, но с такими дарами… ты могла бы стать верховной жрицей в Дельфах! Обычно божество награждает служителя чем-то одним: целительством, пророчествами…

— А меня прокляли всем и сразу, — она вновь с раздражением схватилась за тряпку, вновь протирая и без того чистый стол. — Кстати, я тоже хотела спросить… про Шэра. Я поняла, что у вас все вышло случайно, из-за фальшивого брака и королевы фей, но… он тебе вообще нравится? Как мужчина?

Вопрос повис в воздухе. Я почувствовала, как тепло разливается по щекам, спускается к шее. Гораздо сильнее, чем от яда или стыда. Я посмотрела на спящую Брини, на ее голубоватую спинку. Признаться вслух было страшнее, чем драться со всей Дикой Охотой.

— Да, — выдохнула я, наконец. — Когда не ведет себя как высокомерный придурок с манией величия.

— Мужчины, — вздохнула Сильвия, и в ее вздохе звучала найденная солидарность. — Кажется, когда боги их лепили, они явно взяли бракованную глину… Но мне показалось, что Шэр искренне о тебе заботится. По-своему. Даже когда орет.

— Угу… Заботится, а через минуту приказывает таким тоном, что хочется его придушить. — Я осторожно переложила уснувшего «лягушонка» на подушку, его крошечное тельце сладко подрагивало. — Кстати, знаешь что? Оставь этот бульон Брини, и принеси-ка нам лучше сыра, мяса и тот кувшин с синей восковой печатью у хозяина за стойкой. Он выглядел многообещающе. Все равно нам только и остается, что ждать, жрать и сплетничать.

Шэратан

Шэратан иль-Мор’ренн ванн Риннор из Дома Рассекающих Волн шел по пыльной тропе к шахте «Тенистая», и каждая клетка его тела была наполнена тихим, холодным бешенством.

Не на Марка, болтавшего с Фергусом о свойствах горных пород. Не на Годраша, громко кряхтевшего за спиной. Даже не на проклятого наемника Лара, чье имя заставляло пальцы сжиматься в кулак. Ярость была направлена внутрь.

На собственную беспомощность. На невыносимое чувство, что пока он здесь, в горах, играет в следопыта, она лежит там, в душной таверне, уязвимая, сломанная, отравленная. И он не может быть рядом. Не сможет защитить, если проклятый наемник вновь вернется.

«Защитить…» Мысль сама по себе была новой, чужой. В Атлантиде он защищал границы, честь Дома и интересы Короны. Подданные, слуги, любовницы — были его фоном, инструментами и массовкой. Их безопасность обеспечивали другие. Он же даровал милость или кару.

И только одна Она не вписывалась ни в одну категорию. Дерзкая, язвительная, невероятно сильная духом, но при этом хрупкая под напускной броней сарказма. Он любил ее ярость, ее упрямство, даже ее попытки отрицать их связь. Но видеть ее беспомощной — было особым видом пытки. И винить он мог только себя. Не доглядел. Не предупредил жестче. Не заставил остаться в комнате.

«Она бы не послушалась», — мысленно усмехнулся он себе. «Она никогда не слушается…» В этом они были похожи. Два бунтаря, скованные магией и обстоятельствами. Только его война была против врагов, похитивших память и свободу. Ее — против всего мира, который считал ее неполноценной.

А еще этот проклятый наемник. Лар. Имя жгло, как клеймо на груди. «Он заплатит. Не сегодня, так завтра. Но заплатит сполна. Клятвой Дома Рассекающих Волн».

Он бросил взгляд на Фергуса, шагавшего впереди с легкой походкой, будто шел не по горной тропе, а по парковой аллее дворцового сада. Друид… После его появления в Фодине, Шэр ловил себя на чувстве ревности. Не как к сопернику, а к той безусловной преданности и доверию, что светились в глазах Роксаны, когда она смотрела на наставника. Доверия, которого он, ее законный муж, был лишен.

«Она ему верит. А мне… боится довериться». Точнее, едва она начала это делать, он сам разрушил эту хрупкую связь. Он горько усмехнулся: «И это она еще не знает, кто он на самом деле».

Его мир, мир приказов, интриг, холодного расчета и безграничной власти, не подходил ее мятежной, прямой душе.

Он был океаном: глубоким, могущественным, но таящим бездны, куда не проникает ни один луч света. Она — весенней лесной рекой: живой, шумной, пробуждающей землю на своем пути.

Как совместить одно с другим? Он пока не знал. Так же, как не знал, как назвать то незнакомое чувство, поселившееся в груди с той ночи Бельтайна. Да, он хотел ее как женщину — это он мог сказать точно. Любовниц, как и опыта, у него хватало… Но с ней было не только желание взять ее как трофей, а нечто другое…

То, что он всегда считал слабостью.

Дорога петляла между серых, безжизненных скал. Воздух был разреженным, холодным, пахнущим пылью и чем-то едким и металлическим. Редкие чахлые кустики цеплялись за расщелины. Где-то вдалеке, эхом отдаваясь в ущельях вдруг раздался бой тех самых барабанов.

— Чуете?! — рявкнул Годраш. — А? А?!

— Правда, барабаны, — подтвердил Фергус, скользя взглядом по окрестным склонам.

— Сложно определить направление, — задумчиво сказал Шэратан, тоже оглядывая скалы. — Эхо разносит звук.

Бой барабанов стих так же резко, как и начался. Некоторое время они постояли, рассматривая окрестности, и направились ко входу в «Тенистую».

Огромные, грубо сколоченные ворота были распахнуты настежь, одно полотно сломано и висело на единственной петле. Рядом — заброшенная сторожка: окна выбиты, дверь сорвана с петель. Ветер гулял внутри, вынося наружу запахи затхлости, плесени и… страха.

— Никакой охраны, — констатировал Марк, подойдя к зияющему проему в шахту. Его голос звучал гулко, как в пустом кувшине. — Как будто сюда сто лет никто не заглядывал.

Шэр шагнул внутрь, обводя взглядом пространство перед штольней. Картина говорила о спешке и панике. Повсюду валялся брошенный инвентарь: перевернутые тачки с застывшей в них породой, кирки, лопаты, кайла. Некоторые брошены прямо на ходу, другие свалены в беспорядочные кучи. Деревянные крепи кое-где были сломаны, словно по ним проехался невидимый таран.

— Смотрите, следы, - вдруг произнес Фергус, присаживаясь на корточки, и проводя пальцем по земле.

Их было много: человеческих сапог, босых ног рабов… и других. Мелких, когтистых, отдаленно напоминающих птичьи, но с непривычно широким шагом.

— Все-таки кобольды, — зло скрипнул зубами рыжий маг.

— Но ни одного тела, — заметил Фергус, присев у груды брошенных мешков. Он тронул пальцем пыль на полу. — И пыли много. Бежали давно. Или… их убрали.

— Ну че, вниз топаем? — Годраш ткнул огромным пальцем в темный зев главной штольни. Его маленькие глазки сверлили мрак с мрачным любопытством. — Там и барабанят, поди?

— Да, вниз, — подтвердил Шэр.

Он взял факел из рук Марка и пламя отразилось в его синих глазах, сделав их похожими на ледяные глубины, освещенные подводным вулканом.

Вновь мелькнула мысль: «И зачем ему это все?.. Ради задания Марка?».

Уж точно нет. Он это делает для того, чтобы сдержать слово и выполнить обещание. Как можно быстрее разделаться с этими дурацкими заданиями, а после уплыть в Атлантиду. Найти тех, кто посмел угрожать тому, что принадлежало Дому Рассекающих Волн по праву рождения и божественной крови.

А еще для того, чтобы Она навсегда осталась с ним. Пусть скандалит, кричит, возмущается, но, в конечном счете, ей придется смириться и принять свою судьбу.

Он сделал первый шаг в черноту штольни. Влажный, тяжелый воздух, пахнущий сыростью, камнем и чем-то… звериным, обволок их. Эхо шагов разносилось по темному тоннелю, вновь сливаясь с нарастающим, как сердцебиение великана, стуком далеких барабанов.