Хорошо хоть, что другие альфы тоже не найдут.

Лёд тревоги скользит по внутренностям, тонкими лезвиями пробираясь под рёбра. Что если мы опоздали? Что если зима уже проглотила её маленькое хрупкое тело, утянув в свой беспощадный мрак?

Я не могу её потерять. Не позволю.

Пальцы сжимаются на ремне моей медсумки, костяшки белеют до боли.

Я разорву эту ледяную пустошь голыми руками, если придётся. Потому что Айви — наша.

Валек внезапно останавливается, вскидывая кулак. Мы тут же замираем. В груди поднимается низкое рычание.

Из снежной бури, растворяясь в тенях, появляется огромная фигура.

Призрак.

Воздух застревает в лёгких. Каждый мускул напрягается, готовясь к броску, к тому, чтобы разорвать это чудовище на части, пока не останется только ошмёток его отвратительного тела.

Но прежде чем я двигаюсь — из белой пелены выныривает ещё один силуэт.

Виски.

И у него на спине — рыжие волосы, развевающиеся на ветру, как знамя.

Айви.

Моё горло перехватывает. Челюсть сжимается так сильно, что боль отдаёт в висках. Она висит безжизненно. Не шевелится.

Она…?

Нет.

Даже думать об этом — как заглотнуть лёд, который ломает сердце изнутри.

Если она мертва… Если её свет погас из-за этого зверя… Тогда пусть и меня сожрёт эта чёртова зима. Пусть пустота заберёт меня следом.

Я иду вперёд, пока не оказываюсь рядом. Требуется вся выдержка, что у меня вообще есть, чтобы не вырвать её у Виски, не прижать к груди и не оскалиться на остальных, заставляя отойти.

Моя, — инстинкт рвёт череп, примитивным боевым кличем.

И тогда запах бьёт в меня, как кувалда в грудную клетку.

Кровь.

Густая, тяжёлая, медная.

Мой взгляд падает на её руку — на ржаво-кровавый бинт, намотанный кое-как. Паника вспыхивает во мне — холодная, острая, как нож.

— Что случилось? — хриплю я, уже тянусь пальцами к бинту, чувствуя, как они дрожат.

— Она ранена, — рычит Виски. Его голос твёрдый, но с уважением… которое меня сбивает. — Похоже, словила пулю. Потеряла дохуя крови.

— Призрак… — Имя застревает в моём горле, как ржавые гвозди. Всё внутри меня вопит: уничтожить угрозу.

— Это не он, — Виски резко мотает головой. — Айви сказала, что он её перевязал. Ночью её согревал. Скорее всего, если бы не он — она бы уже стала кормом для червей.

Я застываю. Его слова обрушиваются на меня, как обвал.

Призрак…спас её?

Защитил — вместо того чтобы разорвать, как безмозглый зверь, которым он является?

Сама мысль об этом настолько противоречит всему, что я знаю об этом исковерканном, сломанном альфе, что мозг отказывается её принимать. Мой взгляд медленно смещается туда, где он стоит в нескольких шагах позади — молчаливый, неподвижный, всё такой же непроницаемый за своей маской.

Ледяные глаза сверлят меня, словно бросая вызов:

Скажи хоть слово. Попробуй оспорить то, что сказал Виски.

Это… не укладывается.

Но и возмутиться я не могу — не получается собрать в себе ярость, которая должна была бы кипеть в груди от одной мысли, что кто-то другой касался моей одержимости.

Потому что эти разрушительные руки… похоже, спасли ей жизнь. Прикрыли, защитили — пусть и в своей извращённой, уродливой манере.

Я втягиваю длинный, обжигающий лёгкие вдох, насильно задвигая вглубь бушующую бурю перестреливающихся эмоций.

Смущение.

Облегчение.

Липкие следы ужаса…

Всё это — вторично. Айви сейчас нужна мне как целителю. А не как одержимому альфе, которому хочется укрыть её под замок и никого к ней не подпускать.

Пока.

— Нам нужно занести её внутрь, — рык вырывается из горла сам. — В особняке есть маленькая клиника. Там я смогу нормально её обработать.

Тэйн не теряет ни секунды — разворачивается и прорывается сквозь снег обратно к дому. Я иду по пятам, и пальцы у меня дрожат — от желания выхватить Айви у Виски.

Она моя, к чёрту всё.

Только я должен иметь право держать её в руках.

Нести её.

Мысль — чистая, голодная собственническая ярость альфы, готовая разодрать любые остатки здравого смысла.

Возьми себя в руки, Чума.

Я отвожу от неё взгляд, заставляю себя смотреть вперёд, а не на изумительный изгиб её шеи, не на приоткрытые губы, дрожащие на каждом слабом вдохе.

Призрак идёт сзади — массивный силуэт, растворённый в снежной вьюге. Я чувствую его взгляд. Он прожигает затылок насквозь. Он наблюдает. Всегда наблюдает. С той пугающей, патологической интенсивностью.

Это должно было бы меня ужасать.

Это же Призрак.

Монстр, чьи припадки ярости чуть не убили нас всех десятки раз.

И сейчас он так же яростно сосредоточен на Айви. Я должен хотеть обернуться и разорвать его на части голыми руками, ликвидировать угрозу, пока он даже дышит тем же воздухом, что моя омега.

Но он защитил её.

Когда мы — провалились.

Эта мысль — как ядовитая капля на языке. Как признание, что монстр, которого я хотел уничтожить, возможно… не полностью бесполезен.

В груди поднимается низкое, изломанное рычание — смесь внутренней путаницы и неохотного признания. Возможно, в этой туше есть что-то ещё. Помимо ярости, крови и бессмысленного разрушения.

Мысль почти… успокаивает.

Почти.

Мы подходим к задней двери особняка — тяжёлой стальной плите, вмонтированной в бетонный фундамент. Тэйн с силой дёргает её — петли вопят, впуская ледяной ветер. Я ныряю следом и шагаю по пустым коридорам, гулким, безликим. И наконец — металлическая дверь с выцветшим красным крестом.

Клиника.

Я протискиваюсь внутрь первым, сканируя помещение резким, деловым взглядом. Флуоресцентные лампы вспыхивают мёртвым светом, превращая серость бетона и металла в картину клинического уныния.

Не госпиталь, но сойдёт.

— Клади её на стол, — бросаю, уже двигаясь к шкафам.

Замки поддаются под моим рывком, двери распахиваются.

Бинты. Антисептик. Марля. Есть, хоть и мало.

Но нет капельниц, нет запасов крови, нет тяжёлых антибиотиков. Придётся работать с тем, что есть в моей полевой аптечке. Молиться, что этого хватит, чтобы стабилизировать её до нормальной медицины.

Позади раздаётся скрип металла.

Я оборачиваюсь.

Виски осторожно опускает Айви на стол — на удивление нежно. Укутывает ее в окровавленное пальто Призрака.

Горло сжимается от рычания, которое я вынужден проглотить.

Не время.

Я подхожу к столу, наклоняюсь над её бледным телом и приступаю к работе — холодно, чётко, как машина. Пульс слабый, но есть. Дыхание неглубокое, но ровное. Хорошие признаки. А вот повязка… Я осторожно разрезаю и снимаю её, открывая мясистую борозду, прорезавшую её руку. Ткань воспалена, сочится. Красные полосы расходятся от раны — явные признаки начинающейся инфекции.

— Чёрт… — выдыхаю я, осторожно прощупывая рану через перчатки. — Этому нужна не просто пара стежков и антисептик.

— Ну так приступай, — огрызается Валек из угла, где он развалился так, будто мы не стоим на грани потерять нашу омегу. Как будто ему скучно. Как будто он не ощущает напряжение, содержащее комнату, как натянутую струну.

Я метаю в него взгляд, от которого даже стены должны были бы облупиться.

Внутренний порыв придушить самодовольного ублюдка едва не рвётся наружу.

— Это серьёзно, Валек, — рычу я сквозь зубы. — Она потеряла слишком много крови, и инфекция уже бушует. Если я срочно не достану антибиотики и не организую переливание…

Я запинаюсь. Договорить — значит признать возможность того, что она может…

Нет.

Нет.

Потерять её сейчас, после всего…

Это не вариант.

Не для меня.

— Переливание? — Тэйн глухо прорычал, уже стягивая тактический жилет и закатывая рукав. — Бери, сколько нужно.

— Не могу, — я мотну головой, чувствуя, как эти слова превращаются в пепел на языке. — У тебя AB-положительная. Её организм это не примет.

Челюсть Тэйна ходит, будто он сдерживает желание разрушить что-нибудь ближайшее.