На лице — маска человека, занимающего самый высокий пост и отвечающего только перед Советом.

Но он давно уже не тот горячий, довольный жизнью солдат, каким был когда-то. Не тот альфа, который верил в честь и свободу, а не в поддержание прогнившего статус-кво.

Проще говоря — он теперь просто прихвостень.

— Вы хотели меня видеть, сэр? — спрашиваю я, тоном едва не переходя грань неподчинения.

Он кладёт ручку, откидывается на спинку кресла и долго меня изучает.

— Полагаю, ты понимаешь, почему ты здесь.

Я сжимаю челюсть, глядя ему прямо в глаза.

— Миссия прошла успешно. Мы ликвидировали цель и доставили пакет.

— А заодно Призрак едва не убил двух наших же людей. — Его голос холоден и непреклонен.

Я отвожу взгляд, ногти впиваются в мозолистые ладони.

— Это был пустяк. Они выживут.

— Дело не в этом, Тэйн!

Он с грохотом бьёт ладонью по столу.

— Совет сидит у меня на шее из-за Призраков. Они требуют, чтобы я взял тебя под контроль. Чтобы ты обуздал своих людей.

Я резко фыркаю, не удержавшись.

— Под контроль? Мы — единственное эффективное подразделение в этом ёбаном правительстве. Мы — единственные, кто реально делает работу. А они хотят нас «обуздать»?

Отец устало проводит рукой по лицу. И я впервые замечаю — он выглядит... уставшим.

— Они хотят полностью расформировать Призраков.

На мгновение меня словно пронзает раскалённым прутом. Я даже не могу говорить. РАСФОРМИРОВАТЬ нас? После всего, что мы сделали? После крови, которую проливали за них?

— Они не имеют права, — выдавливаю я сквозь зубы.

— Это толпа нервных бет — у которых колени трясутся при мысли о неуправляемых альфах, — произносит он с презрением. — Но я согласен с тобой. Разогнать Призраков — ошибка.

Я прищуриваюсь. Сейчас будет «но». И оно прилетает.

— Но мне удалось договориться с Советом. Они позволят Призракам продолжать работу — при одном условии.

Я поднимаю бровь. Ну, конечно. Сейчас он скажет что-то вроде «обязательные курсы эмоциональной эмпатии» или ещё какую-нибудь херню. Отец делает глубокий вдох, будто готовится к тому, что я сорвусь.

— Вы должны взять в стаю омегу.

Некоторое время я уверен: я ослышался. Омегу? Это настолько нелепо, что я начинаю смеяться.

— Очень смешно, сэр. А теперь какое настоящее условие?

Его лицо не меняется.

— Я серьёзен, Тэйн. Совет считает, что омега поможет стабилизировать ваших… наиболее нестабильных членов. В частности — Призрака.

Смех застывает в горле. Они хотят использовать омегу как... что? Проклятого терапевтического пса? Для стаи из поломанных, травмированных, опасных альф?

— Это безумие, — рычу я, начиная расхаживать по кабинету. — Мы вообще не обычная стая. И ты это знаешь. Подкинуть к нам омегу — значит подписать ей смертный приговор.

— Не могу сказать, что полностью не согласен, — отвечает он всё тем же бесит-как-ад спокойным тоном. — Но Призраки — альфовская стая. И как любая стая альф, переживающая внутренний разлад, они могут сплотиться вокруг омеги. Защитить её. Найти цель.

Я резко оборачиваюсь.

— Цель? Кому это будет полезно? Омеге, которую они хотят бросить в клетку с кучей нестабильных хищников? Или Совету, который хочет, чтобы мы перестали их тревожить?

Он выдерживает мой взгляд.

— Всем. Призраки — ценный ресурс. Но вы не нормальные альфы. Вам нужно что-то, что удержит вас от распада. Даст вам единую точку опоры.

— И ты считаешь, что омега — ответ? — я почти шиплю. — Ты забыл, КТО мы? ЧТО мы делали? Омега у нас в стае не протянет и недели. Это садизм. И ты это знаешь.

Отец вздыхает, и его спина слегка расслабляется.

— Это риск, да. Но Совет уже принял решение. Я говорю тебе заранее, чтобы ты успел подготовить своих людей.

Я сжимаю кулаки так сильно, что костяшки хрустят. И я понимаю: спорить бессмысленно. Если Совет решил — выбора нет.

— Какую несчастную омегу они назначили на эту самоубийственную миссию?

И вот впервые за разговор отец выглядит… неловко.

— Понимаешь… они выбрали довольно… уникальную кандидатуру.

Мне это категорически не нравится.

— «Уникальную» насколько?

Он толкает ко мне папку.

— Она — поднадзорная Центра Перевоспитания.

— Центра Перевоспитания? — я фыркаю.

От одного названия меня выворачивает. Все знают, что это кладбище для омег, которых Совет считает дефектными. Большинство потом отправляют в племенные центры. Тех, кого «исправят», — в стаи, у которых нет связей и денег, чтобы получить хорошую омегу официально. И да — это их маленький способ сказать нам «пошли вы» и одновременно попытаться удержать нас на поводке. Виски зовёт таких омег «шашлыками», потому что у них «палки в заднице». И это, пожалуй, одно из моих любимых его выражений.

— Ты не в том положении, чтобы выбирать, — сухо говорит отец. — Даже с фамилией Харгроув ни одна приличная семья не отдаст свою омегу тебе и твоей стае бешеных волков.

Я усмехаюсь.

Он прав.

— И я сомневаюсь, что какая-то отбракованная омега проживёт у нас дольше обычной.

— Она — особый случай. Даже для Центра Перевоспитания, — в его голосе звучит что-то похожее на… уважение? Но я знаю его лучше. — Ей присвоили статус «Неисправимая».

— Неисправимая? — я поднимаю бровь. — Я думал, это городская легенда, чтобы пугать непокорных омег.

— Нет. Это вполне реальное обозначение. Просто редкое.

— Почему её до сих пор не отправили в племенной центр?

— Слишком опасная, — угол его рта чуть дёргается под густыми седыми усами. — Говорят, из-за неё уволилось полдюжины охранников. А последний — лишился пальца.

Я хмыкаю.

— То есть она — дикая.

— Вполне буквально. — Он раскрывает файл. — Нашли её девочкой, одну, в лесу рядом с лагерем повстанцев.

— Сколько ей лет?

Я спрашиваю это не просто так. По законам Совета омегу нельзя передавать в стаю, если ей меньше восемнадцати. Но этим ублюдкам я не доверяю — вряд ли их остановят собственные правила. Последнее, что мне нужно — несовершеннолетняя омега. По сотне причин.

— Двадцать три.

Я ощущаю облегчение. Небольшое, но всё же.

— Разве их обычно не «выдают замуж», как только исполняется восемнадцать?

— Я же говорил. Случай особый. После шести месяцев в одиночке без прогресса — это её последний шанс.

— ШЕСТЬ месяцев в одиночке?

Моя ярость вскипает.

— Какого хуя? Это Центр Перевоспитания, или чёртов пыточный подвал?

Отец никак не меняется в лице.

— Я не задаю вопросов вне своей компетенции, Тэйн. И тебе не советую.

У меня внутри всё горит. Омегу. Держать в одиночном крыле. Полгода. Какая бы она ни была — дикая, опасная, проблемная — так обращаться с омегой… Это преступление. Есть линии, которые нельзя пересекать. Даже мне. Особенно мне — альфе. Единственное, что хуже одиночки — это отправить её жить с Призраками.

— А если я откажусь? По моральным причинам? — бросаю я.

— У тебя нет выбора.

Он смотрит на меня холодно.

— Это её последний шанс.

Я нахмуриваюсь.

— Что именно ты имеешь в виду?

Он молчит. И это говорит громче слов.

— Ради всего святого, она же омега! — взрываюсь я, бросая руки вверх.

Даже он чуть дёргается — а его, блядь, сложно напугать.

— Дикая омега, которая исчерпала все ресурсы Центра Перевоспитания, — произносит он голосом человека, который просто следует приказам.

Вот это и есть разница между нами. Она всегда была. Мы оба рождены убивать. Оба обучены подчиняться. Но он — находится на цепи. А я — тот, кто готов разорвать её зубами. Поэтому я служу в самоубийственном спецотряде, а он — за большим столом из красного дерева.

— Это полнейшее дерьмо, и ты это знаешь, — говорю я.

— Решение всё равно принято. Готовь своих людей. Завтра вы забираете её домой.

Я разворачиваюсь и выхожу, не сказав больше ни слова. Несколько солдат, тащивших бумаги, застывают на месте, словно по коридору прошёлся тигр. Хотя уверен, многие предпочли бы его — а не меня.