— То есть, чтобы я вас «не отвлекала»?

В уголке моих губ дёргается улыбка. Колючая, эта девчонка. Готовая оскалиться даже на воздух.

— Отчасти, — признаю я честно. — Но главное — это позволит тебе скрываться. Если ты вдруг окажешься отдельно от группы. Омег легко вычислить по запаху. Это — твоя защита.

Айви прикусывает нижнюю губу, обдумывает. Я буквально вижу, как в её голове взвешиваются плюсы и минусы моего предложения.

И наконец — короткий кивок.

— Ладно. Как это принимать?

Я достаю стерильный шприц и салфетку, выкладывая всё рядом с флаконом на стерильном подносе.

— Инъекция — самый надёжный вариант, — говорю я. — Разрешишь?

Она чуть медлит… а затем молча сбрасывает куртку, открывая тонкие, светлые руки.

Я на миг замираю. Не от смущения — от неожиданности её доверия, пусть и временного. И от того, как красиво под кожей двигаются мышцы — тонкие, упругие, сильнее, чем выглядят.

Я заставляю себя оторвать взгляд. Набираю жидкость в шприц, работая привычно, точно. Но в голове назойливо всплывает мысль: сколько раз её кололи, связывали, издевались? Сколько процедур она пережила, пока они пытались «сломать» её?

От этой мысли во рту становится горько. Неприятные чувства тянется внутри грудной клетки — странное ощущение. Защищать её — не моя работа. Но мысль всё равно липнет ко мне.

Я откашливаюсь и поворачиваюсь к ней.

— Будет чуть щипать, — тихо предупреждаю.

Айви просто кивает и протягивает руку — с той же безрассудной бравадой, которую она носит, как броню. Я мягко обхватываю её запястье, подушечки моих пальцев ложатся в тёплый изгиб, где под тонкой кожей бешено бьётся её пульс.

Ввожу иглу точно в сгиб локтя. Она не дёргается. Не хмурится. Только смотрит на меня — взгляд тёмный, прямой, цепкий. И по позвоночнику пробегает тёплый, странно приятный разряд.

Когда жидкость исчезает под её кожей, я вынимаю иглу и прижимаю марлевую салфетку. Букет её запаха уже начинает растворяться — мёд, ваниль, сладкая глубина… и тускнеет прямо на моих глазах. И почему-то это вызывает в груди раздражение. Слишком сильное, чтобы я мог списать его на случайность.

— Работает? — шепчет она так тихо, будто боится нарушить напряжение, натянутое между нами, как тонкая струна.

— Да, — выдыхаю я, не в силах оторвать взгляд от мягкого веера её ресниц, от полной пышности её губ. Этот соблазнительный запах, который ещё секунду назад был густым и тёплым, уже начинает меркнуть, растворяясь в воздухе. И почему-то это вызывает во мне странную, необъяснимую тоску.

— Работает.

Она ловит мой взгляд, отвечает ему чем-то, что я не могу расшифровать — вызовом, подозрением или чем-то ещё более опасным. Тишина тянется слишком долго. Густая, тяжёлая, почти ощутимая на коже.

Я первым разрываю взгляд, прочищаю пересохшее горло:

— Как ты относишься к миссии? — спрашиваю максимально ровно. — Есть… сомнения?

Айви едва приподнимает одну бровь. На губах появляется тень усмешки.

— Я справлюсь, — говорит она просто. И в этой простоте — вся её сталь.

Я долго изучаю её взгляд, выискивая хоть намёк на ложь, малейшую тень сомнения, спрятавшуюся под этим стальным панцирем. Но там — ничего. Лишь та же несгибаемая дерзость, тот же неукротимый дух, который с самого начала тянул меня к ней, как огонь — глупую, обречённую моль.

Что бы ни случилось там, в горах…

Что бы нас там ни ждало…

Я не позволю причинить ей вред.

Ни при каких обстоятельствах.

Эта омега.

Моя омега.

Слова вспыхивают в голове так ярко, что я почти слышу их. Я вздрагиваю внутренне, ошарашенный собственной мыслью.

Откуда появился этот импульс?

Я — врач, солдат. Я обязан относиться ко всем одинаково.

И всё же…

Резкий, рвущий уши вой сирены ломает напряжение. Айви подскакивает, ее голова резко поворачивается на звук. Сквозь её запах прорывается запах адреналина.

— Это сигнал, — говорю я, уже направляясь к выходу. — Надо идти.

Айви сразу же идёт рядом со мной — быстрым, уверенным шагом. И пока мы идём по серому кишащему коридору базы, я украдкой бросаю на неё взгляды. На гордый разворот плеч. На стальной изгиб подбородка.

Она — как дикий огонь. Красивая. Опасная. Неуправляемая.

И часть меня хочет этот огонь… присвоить. Но разум жестко обрывает меня.

Такой пожар не приручают.

Его можно только удержать в границах — если повезёт.

Мы выходим на улицу — в резкий свет дня. В воздухе трещат винты, поднимающие пыль и камни. Команда уже собралась у посадочной площадки, рядом урчит военный вертолёт, прогоняя двигатель перед взлётом.

Айви запинается всего на мгновение — но этого хватает. Её глаза расширяются, когда она впервые видит массивный вертолет. Впервые за всё время её маска даёт маленькую трещину, достаточно глубокую, чтобы я заметил проблеск… не страха, нет. Скорее — неуверенности. Настоящей, живой.

Выпрямив плечи, Айви поднимает подбородок и идёт вперёд, шаг за шагом, будто марширует сквозь страх. Спина — ровная, как стальной прут. Ни малейшего намёка на слабость. И я ничего не могу поделать с тем, как восхищение расправляется во мне, как горячая расплавленная сталь. Её сила воли, её яростное упрямство — это… красиво. Удивительно красиво для существа, которое столько раз пытались сломать.

Тэйн протягивает ей руку, помогая подняться в нутро вертолёта, и она замирает. На долю секунды. Потом всё-таки принимает помощь — неохотно, как будто ей приходится проглотить яд. Айви ненавидит брать хоть что-то из рук своих пленителей.

Я невольно задаюсь вопросом — увидит ли она когда-нибудь в нас что-то большее. И тут же понимаю, что, вероятно, наивен до идиотизма.

Один за другим бойцы забираются в чёрное брюхо вертолета, пристёгиваясь к усиленным сиденьям вдоль стен. Валек, проходя мимо меня, чуть склоняет голову в сторону Айви и ловит мой взгляд. Глаза — как две чёрные дыры под маской, мерцают предупреждением.

Посыл понятен. Держи свои инстинкты при себе, Доктор. Не дай инстинктам затуманить голову.

Я отвечаю ему едва заметным кивком и направляю взгляд туда, где Айви устроилась ближе к хвостовой части. Она смотрит в тонированное стекло, лицо скрыто в полутени, будто маска из камня. Вертолёт дёргается, поднимаясь в воздух, и под нами разворачивается дикая, зубчатая пасть Краснозубых гор.

Скалы, ущелья, хребты, покрытые инеем. И я снова смотрю на неё. Не могу остановиться. Ветер, вырывающийся из открытого бокового люка, шевелит огненные пряди её волос. Подбородок — поднят, взгляд направлен вперёд.

Она впитывает этот пейзаж, этот кусочек свободы так жадно, что у меня в груди что-то сжимается. Её первое настоящее дыхание за многие годы. Даже зная, что мы летим навстречу опасности, даже понимая, какой ад ждёт нас впереди — она выглядит… возвышенно. Почти безмятежно.

Я заставляю себя отвести взгляд — и встречаю глаза Виски. Он тоже смотрит на неё. Но, заметив меня, резко отворачивается.

Смешно — избегает меня с тех пор, как мы… решили его «медицинскую проблему» в лазарете. Не знаю, что у него происходит в голове стыд, замешательство или просто его привычные вспышки эмоций.

Внезапно вертолет резко трясёт. Айви вцепляется пальцами в стенку корпуса, пытаясь удержать равновесие. Прежде чем успеваю подумать — я уже на ногах. Иду к ней.

Она встречает меня взглядом, острым как лезвие. Огненная, дерзкая, непрогибаемая.

— Я в порядке, — шипит она.

Я застываю, поражённый силой, с которой она ставит меня на место. Молчаливое напоминание: она не нуждается в руках альфы, чтобы стоять прямо. Даже если я отчаянно хочу быть тем, кто её удержит.

И — да. Остальные пристально наблюдают за мной. Я ощущаю их взгляды, как стрелы в спине.

Возвращаюсь на своё место. Сажусь, с тихим проклятием. Потому что сейчас я действительно допустил слабость, которую вечно презираю в других: стал рабом собственных инстинктов.