Но впереди было и это обещание. Маленькое, личное, никому не нужное, кроме них двоих. Обещание сидеть на берегу и молча смотреть на воду. Обещание быть не архитектором будущего, не стратегом, не спасителем нации, а просто отцом. И в этом, может быть, и заключался главный, выстраданный смысл всей этой долгой, страшной войны — отвоевать право на такие простые, глупые и бесценные обещания.

Кабинет. Ночь. Тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и отдаленным гулом города. Зеленая лампа на столе отбрасывает конус света, в котором пляшут пылинки. За окном — черный бархат неба, усыпанный послевоенными звездами. Они всегда тут были, эти звезды. Просто четыре года на них почти не смотрели.

Лев стоит у огромного окна, рассекая взглядом темноту. В одной руке он держит тот самый, истрепанный блокнот. В другой — свежий, пахнущий типографской краской, приказ за подписью заместителя наркома. В нем сухим, казенным языком сообщалось, что НИИ «Ковчег» награждается орденом Ленина и орденом Сталина «за выдающиеся заслуги в деле развития медицинской науки и практики в годы Великой Отечественной войны», а также ему выделяются средства и ресурсы на «дальнейшее развитие и расширение в рамках послевоенного восстановления народного хозяйства».

Два предмета. Две жизни.

Он открывает блокнот и не может узнать свой же почерк, будто все это писал другой человек. А ведь и в самом деле другой?

Он листает дальше. Страницы заполняются, почерк твердеет, становится увереннее, но острым, колючим. Записи о пенициллине, о хлорамине, о шприцах. Потом — расчеты, схемы, списки. Потом — имена: Сашка, Катя, Миша, Леша. Потом — планы «Ковчега». Потом — сводки с фронтов, списки потерь, графики производства антибиотиков.

Иван Горьков… Лев произносит это имя про себя, беззвучно. Оно уже ничего не отзывало внутри. Ни тоски, ни страха, ни даже памяти о другой жизни. Тот циничный, сломленный, потерянный человек из будущего, который боялся собственной тени и презирал весь мир… он умер. Не сразу. Он умирал долго и мучительно. Умирал каждый раз, когда Лев Борисов принимал решение, брал на себя ответственность, спасал чью-то жизнь. Он растворился в этой стране, в этой эпохе, со всеми ее ужасами, грязью, кровью, подлостью — и с её невероятным, диким, испепеляющим величием. В её людях, которые могли быть сволочами и героями в один день. В её долге, который был страшнее любой тюрьмы. В её надежде, которая пробивалась, как трава сквозь асфальт.

Я не изменил Историю кардинально, — думает Лев, глядя на отражение своего лица в черном стекле. Оно было другим. Лицом мужчины лет тридцати с небольшим, но с глубокими складками у рта и у глаз, с сединой на висках, с твердым, спокойным, усталым взглядом. Я её не переписал. Я её… подлечил. Сделал чуть менее кровоточащей. Чуть более милосердной. Спас тех, кого в другом мире не спасли. И, может быть, именно этого было достаточно. Не для триумфа. Для баланса. Для того, чтобы чаша весов качнулась на волосок в нашу сторону. Этот волосок — тысячи спасенных жизней. Миллионы человеко-лет, которые они проживут. Их дети. Их дела. Их тихое, мирное утро завтра.

Он захлопывает блокнот. Звук глухой, окончательный. Потом подходит к письменному столу, открывает нижний ящик, тот, что всегда заперт. Кладет блокнот внутрь, поверх пачки старых писем отца и первой детской распашонки Андрея. Закрывает ящик. Поворачивает ключ. Щелчок.

Это не похороны, это архивация. Прошлое заняло свое место. Оно больше не руководит, оно — справочный материал.

Он кладет на стол приказ о будущем «Ковчега». Свет зеленой лампы падает на гербовую печать, на размашистую подпись. Это не награда, это — мандат. Разрешение на следующую войну. Войну с разрухой, с болезнями, с невежеством, с бюрократией. Войну созидания, которая будет не менее тяжелой, чем война на уничтожение.

«Ковчег» устоял. Мы устояли. Мы сберегли наш островок разума и человечности в море безумия. А теперь… теперь нам предстоит превратить этот остров в материк. Распространить его принципы на всю страну. Построить систему, которая не будет ломаться при первой же беде.

Он садится в кресло, протягивает руку к лампе. Его пальцы касаются цепочки выключателя. Но он не гасит свет. Он смотрит на приказ, на чистый лист бумаги, уже лежащий рядом, на остро отточенный карандаш.

Спасибо тебе, прошлая жизнь. Ты дала мне знания. Спасибо вам, все, кто был рядом — живые и павшие. Вы дали мне смысл.

Война кончилась.

Начинается мир.

И наше дело — только начинается.

Его рука опускается. Он берет карандаш, подтягивает лист бумаги. Вверху выводит четкими, уверенными буквами: «План реорганизации и расширения НИИ „Ковчег“ на 1946–1950 гг. Проект».

Зеленая лампа горит. За окном — тихая, послевоенная ночь. А в кабинете человека, который когда-то был никем, а теперь стал архитектором будущего, уже начался новый день.

Конец тома.

От авторов:

Уважаемые читатели, друзья!

Третий том был книгой о войне. Настоящей, физической, с кровью, грязью и предельным напряжением каждого нерва. Его тональность не могла быть иной — она диктовалась временем, которое в нашей истории, к счастью, закончилось на год раньше.

Четвёртый том — книга о мире. Вернее, о войне за мир. О том, что наступает после салюта. Когда нужно не просто выжить, а начать жить заново. Строить, а не обороняться. Создавать будущее, а не отбиваться от настоящего.

Поэтому он — другой. Не менее напряжённый, но более детализированный. А его конфликты иного свойства. Здесь нет эшелонов с ранеными под стенами «Ковчега», но есть тихий, неумолимый враг по имени Дефицит. Нет артобстрелов, но есть тонкие, смертельно опасные интриги в высоких кабинетах. И главное — нет задачи «выстоять любой ценой». Появляется новая, куда более сложная: «Построить так, чтобы это стояло долго».

Мы увидим, как наши герои, ставшие за годы войны идеальной командой по спасению жизней, учатся быть агрономами, логистами, дипломатами и управленцами. Как триумф оборачивается новой уязвимостью, а возвращение давно потерянного друга — становится самым трудным испытанием.

Это история не про героизм в окопах. Это история про героизм после. Про титанический, невидимый миру труд по превращению «Казармы» в «Здравницу». Про первую, самую трудную мирную весну. Про чертежи, которые важнее планов наступления, и про ёлку, которая становится главным символом победы — над хаосом, отчаянием и голодом.

Пусть вас не обманывает более «добрый» фон. Цена ошибки теперь выше. Ставки — грандиознее. А враг — умнее и коварнее. Потому что этим врагом часто становишься ты сам, своя усталость, свои принципы и сама система, которую ты же и укрепляешь.

Спасибо, что остаётесь с нами. Впереди — всё самое интересное.

До встречи на страницах.

С уважением,

Корнеев Андрей

Серегин Федор