Он ткнул пальцем в условный центр немецкого расположения.

— Мы бьём сюда. Тремя клиньями. Первый и второй полки — на орудия и тылы. Мой полк — прямиком к Восточным воротам, оттуда смогут выйти наши из крепости. Задача — не завязывать длительный бой. Создать панику, пробить коридор, передать груз, забрать людей и уходить. По сигналу «Снегурочка» — общий отход на север, к точке «Ёлка». Вопросы?

Вопросов не было. Только в глазах горело то, что заменяло теперь сон и отдых — холодная, отточенная ярость.

05:00. Рассвет.

Небо на востоке только начало светлеть, когда тишину разорвал не крик, а рёв. Это заговорили не десятки, а сотни ротных минометов и пулемётов ДП, внезапно оживших на опушке леса. Трассирующие струи, сливаясь, плюнули в предрассветные сумерки сплошным огненным ливнем. Это был не прицельный огонь. Это была зачистка площади. Свинцовый ураган прошёлся по палаткам, повозкам, кухням, машинам связи в немецком тылу.

А потом из леса вырвалось это.

Не строй, а живая, разъярённая лава. Они не бежали не с криком «ура», а с низким, звериным гулом, первые ряды скакали на лошадях, а сзади цепи пехоты. Первые цепи, не останавливаясь, швыряли гранаты в сторону любых скоплений, любых силуэтов. Немцы в тыловых частях просыпались в аду. Крики «Партизанен!» тонули в сплошном треске автоматных очередей и разрывах.

Ударная группа Носова, под прикрытием этого огневого вала, рванула вперёд, к артиллерийским позициям. Здесь уже была не беготня, а работа. Всадники (те, что остались на конях для этого удара) врубались на позиции, где орудийная прислуга в панике хваталась за карабины. Сабли и приклады работали быстро, молчаливо, страшно. А следом бежали бойцы с гранатами РГД. Они не стреляли по орудиям. Они забрасывали гранаты в стволы. Глухие взрывы изнутри, лопнувшие, как перезревшие плоды, стальные стволы — и батарея замолкала навсегда.

А у Восточных ворот, где немецкие пулемётные гнёзда были развёрнуты внутрь крепости, творилось невообразимое. Пулемётчики, услышав стрельбу и взрывы в тылу, метались, пытаясь понять, куда стрелять. И тут на них свалилось самое страшное — огонь с двух сторон. Из крепости, понявшей, что происходит, ударили все, кто мог держать оружие. А с тыла на них уже летели гранаты и строчили ППШ и пулёметы группы прорыва Носова.

Коридор был пробит за десять минут, которые показались вечностью.

И тут началось второе действо. Из проломов и ворот крепости хлынули люди. Не солдаты — измождённые, закопчённые, но с горящими глазами бойцы тащили детей. Маленьких, испуганных, замотанных в тряпьё. Женщин, которые не плакали, а сжимали в руках узлы с немудрёным скарбом. Носов кричал комиссару крепости, перекрывая грохот:

— Раненых не сможем! Забираем детей, женщин! Вы это — берите!

«Это» — были ящики. С патронами к доставленным в крепость ПТР, бывшей польской армии, что изъяли со складов Белостока. Была и взрывчатка, медикаменты, которых в крепости почти уже не было. Множество еды, крупы, тушенка…

Работа закипела сама собой. Бойцы Носова хватали детей, сажали к себе в сёдла на запасных лошадей, выдавали ящики. Всё происходило в чудовищном, но организованном хаосе. Немцы, опомнившись, пытались контратаковать, но их встречали шквальным огнём пулемётчиков, оставшихся на флангах прорыва.

Носов, стоя под самыми стенами, смотрел, как мимо него проносят последнего, кричащего мальчонку. Он поймал взгляд комиссара.

— Дальше держитесь! — крикнул он.

— С вашим подарком — обязательно! — тот крикнул в ответ и исчез в дыму, уводя своих бойцов обратно в крепость.

Сигнальная ракета — "«Снегурочка» — взвилась в светлеющее небо.

Отход был страшнее атаки. Теперь немцы понимали, что происходит, и бросали в бой всё, что было под рукой. Мотоциклисты, бронеавтомобили. Но уходящая кавалерия была не лёгкой добычей. Это была дикобраз, отступающий задом наперёд и стреляющий иглами. Арьергардные группы, усеянные пулемётами ДП, отсекали преследователей короткими, яростными очередями. Гранатомётчики встречали броневики «гостинцами» забрасывая РПГ-40. Они не побежали. Они отползали, огрызаясь, оставляя после себя горы немецких трупов и уничтоженной техники.

07:30. Глубина Беловежской пущи.

Тишина снова накрыла их, но теперь она была густой, как бульон, замешанный на порохе, поте, крови и детском плаче. Они вышли. Не все. По спискам, которые Носов приказал составить тут же, не досчитались около шестисот человек. Но они вышли. И вывели с собой триста семьдесят восемь детей и женщин. И вынесли крепость ПТР, боеприпасы, медикаменты и взрывчатку. Откуда это мог знать полковник Морозов? Не понятно, но в крепости страдали от недостатка воды, а взрывчатка позволит защитникам пробить колодцы, воды будет достаточно, хоть купайся, рядом Буг. ПТР не позволят использовать внутри крепости бронетехнику безнаказанно. Минимум подобьют гусеницу, а затем забросают гранатами или бутылками зажигательной смесью.

Они разбили лагерь у заранее подготовленных тайников. Детей укутали в брезент, накормили тушёнкой из белостокских складов. Раненых перевязали, бинтов и медикаментов было очень много. Об этом тоже позаботился Лешка. Если из крепости кавалеристы Носова уходили «налегке» увозя на конях лишь женщин и детей, то на лесных складах, что велел организовать молодой полковник было все… Все что нужно для новой «партизанской армии» в Беловежской пуще. Даже запасы соли, обо всем подумал Лешка…

Носов обошёл лагерь. Он смотрел на своих бойцов, которые, скинув стальные каски, уже кормили лошадей, чистили оружие, варили чай. Он смотрел на женщин, укачивающих своих детей, на бойца, который отдал свой кусок сахара маленькой девочке.

Он подошёл к опушке, смотря на запад, откуда доносился теперь уже далёкий, но неумолчный грохот — шёл бой за Белосток. Последний бой.

Он не знал, жив ли Морозов. Но он знал теперь другое. Воля полковника не погибнет в том котле. Она разделилась. Часть её осталась в стенах Брестской крепости, получившей глоток воздуха и стальные зубы против танков. А другая часть — здесь, в лесу, в четырёх тысячах измученных, но не сломленных людей, в спасённых детях, в ящиках с патронами и в готовности решать любые, даже самые нерешаемые задачи. Как научил их воевать чекист Морозов.

Полковник Носов повернулся к лагерю. Его война не кончилась. Она только поменяла форму. Из обороны крепости она превратилась в партизанскую. И он знал, с чего начать. Завтра их первый партизанский отряд выйдет на охоту за немецким обозом. А пока — надо было хоронить своих и строить будущее в этом древнем, тёмном лесу, который теперь стал их новым домом и крепостью.

Он вздохнул, вдохнув запах хвои, дыма костров и свободы, купленной страшной ценой. Ценой, которую они все были готовы платить снова и снова. Пока не кончится война. Или они сами.

28 июля 1941 года. 04:30. Северо-восточный сектор обороны Белостока.

Рассвет на востоке был кроваво-красным, будто само небо истекало кровью, кровью пролитой за те самые две недели непрерывных боев. Две недели артобстрелов, авианалётов и непрерывных атак, две недели, когда город по кирпичику, по окопу терял свои передовые рубежи обороны. Но город — держался. Теперь немцы, посчитав, что гарнизон обескровлен, решились на решительный удар. Не армейская пехота. Честь и слава разгрома диких утерменшей досталась моторизованной дивизии СС «Дас Райх».

На наблюдательном пункте полковника Морозова, устроенном в подвале полуразрушенной водонапорной башни, стояла тишина, натянутая как струна. Сквозь амбразуру, заваленную мешками с песком, было видно серое предрассветное марево над полями. Там, в складках местности и в развалинах пригородных деревень, замерла стальная пружина «Дас Райх». Их знали. Фанатики, хорошо вооружённые, уверенные в себе — фанатики…

— По данным ночный разведки, — тихо доложил начальник разведки, капитан Корень, — на участке «Роща» сосредоточено до двух батальонов мотопехоты на бронетранспортёрах, не менее роты средних танков, вероятно, Pz.III и IV, и батарея штурмовых орудий. Пойдут на прорыв. Начало предположительно — с рассветом.