– Тебя, наверное, интересует, что произошло с директором?

– Интересует – это даже рядом не то слово, – признался я.

– Директора арестовала Имперская Служба безопасности, – сказала Тина. – Его уже везут в столицу. Я же тебе вчера рассказывала, что барон Фраллен пришёл в ярость после вашего поединка. И вот итог.

Значит, всё‑таки Фраллены. Что ж, силён барон. Тут уж ничего не скажешь, считается. Отомстил так отомстил за то, что сынка поставили на колени и уронили лицом в песок. Но если директору так прилетело за то, что, по сути, всего лишь поставил нас в одну пару, то чего теперь ждать мне?

И главное – почему меня до сих пор никто не трогает? Неужели опять Тина встала между мной и моими проблемами? Я решил этот момент прояснить сразу и спросил прямо в лоб:

– А почему меня не трогают?

– Тебя? – Тина от удивления аж моргнула. – А тебя‑то за что?

– Ну директора, полагаю, тоже не за что было, если раньше не арестовывали, но Фраллен же придумал за что.

– Погоди… – глаза Тины округлились, а лицо аж вытянулось от удивления. – Ты решил, что это Фраллен стоит за арестом директора?

– А кто?

Тина ещё пару секунд смотрела на меня так, будто я только что выдал самый смешной анекдот в её жизни, а потом её просто прорвало. Это был не лёгкий, едва слышный смешок благородной дамы, а настоящий хохот – звонкий, заразительный, искренний, такой, что она чуть пополам не согнулась. Тина смеялась до слёз, которые она торопливо смахивала рукой. И похоже, это был тот самый освобождающий смех, которым иногда снимают многодневное напряжение. Знать бы ещё его причину.

Я сидел в кресле и вообще ничего не понимал. А Тина хохотала так, словно решила одним махом высмеять весь накопившийся за последние дни стресс. Наконец она выдохнула, успокоилась, ещё раз вытерла влажные глаза и заговорила:

– Ты прости, это нервный смех.

– Понимаю, что нервный, но не совсем понимаю его причину.

Тина чуть подалась вперёд, локтями опёрлась о стол и сказала:

– Сейчас объясню. Уже несколько лет наш департамент подозревает директора академии в присвоении денег, которые заведение получает от благодетелей и меценатов. Косвенных улик было много, очень много, но поймать его за руку никак не удавалось. Три комиссии до меня присылали. Три! И все уехали ни с чем.

– Хорошо шифровался, – заметил я.

– Очень хорошо, – согласилась Тина. – Проблема в том, что сколько меценаты и благотворители жертвуют на академию, знают лишь они сами да председатель попечительского совета. И директор, разумеется. Это старое правило, старый закон – суммы пожертвований не афишируются, чтобы никто не мог обвинить руководство академии, что оно благоволит родственникам меценатов. Понятно, что все всегда знают, кто жертвует и кто кому благоволит, но суммы остаются неизвестными. До того момента, пока директор не внесёт их в казну академии.

– А сколько он туда внесёт, зависит от его совести, – догадался я. – Может, всё, а может, половину.

– Может, вообще иной раз ничего.

– И что, его в принципе никак нельзя контролировать? Это же глупо. Это такая кормушка, что мало кто на таком месте не станет воровать. Тут совсем кристально честный человек должен быть.

– Это старая традиция, – вздохнув, произнесла Тина. – Но возможно, после этого прецедента её наконец отменят во всех академиях. Поэтому наш случай очень важен.

– Дурацкая традиция – поощрять людей к воровству и никак их не контролировать, – заметил я.

– Ну в теории честность директора всегда может проверить председатель попечительского совета. Он ведь знает все суммы и имеет право затребовать отчёты по финансам из академии. Но на практике он этим не занимается. Председатель попечительского совета вашей академии на все попытки моего департамента наладить с ним контакты ради получения информации, говорил, что он выше этого, и если директор даже и берёт малую сумму, то мараться и выяснять, что там да как, председатель не собирается.

– Удобная позиция: делать вид, что тебя ничего не волнует.

– Очень удобная, – согласилась Тина. – И до вчерашнего дня председателя действительно ничего не волновало. До вашего поединка и до позора юного барона Фраллена.

– Ты хочешь сказать, что его отец – председатель попечительского совета? – уточнил я.

– Нет. Отец Дариса лишь член совета, а вот его дед – председатель. Фраллены давно знали, что часть денег директор ворует. Но им было всё равно. Не у них же он брал. Они жертвовали и забывали. По сути, это было платой за особое расположение администрации академии к младшему Фраллену. Но после того как директор поставил Дариса против заведомо более сильного соперника, они поняли, что это «расположение» не такое уж и особое.

– Ну если уж говорить начистоту, директор не знал, что я сильнее, – признался я.

– Я это поняла ещё по его реакции на ваш бой, – сказала Тина. – Но ведь ты при всех заявил, что директор знал. И Фраллены этому поверили. И это был отличный ход с твоей стороны, очень умный. И он мне очень помог.

– Рад, что смог помочь, – усмехнулся я.

– Ты даже не представляешь, насколько ты помог. Я просмотрела пока лишь часть документов, тех, что передал мне дед Дариса, где указаны суммы, которые передавались в академию. И мне уже ясно, что директор воровал едва ли не всё.

– Размах, достойный уважения.

И тут мне стало интересно: был ли в этом мире свой условный Лондон – место, куда можно свалить с наворованными на родине деньгами и знать, что тебя не выдадут? Иначе какой смысл был директору воровать в таких масштабах? Брал бы в разумных пределах, чтобы на хорошую жизнь хватало – может, и не заметили бы.

– Да, размах впечатляет, – согласилась Тина. – И мне во всём этом ещё разбираться и разбираться. После ареста директора я наконец смогла изъять все финансовые документы академии. Раньше мне давали только то, что считали нужным. И ещё прямо сейчас идёт обыск дома у директора.

– Приплыл господин директор.

– Да. Сейчас мы изучим все документы, ещё Фраллены должны дать официальные показания, а потом всё это передадим в суд. И моя командировка будет считаться успешной. И всё это благодаря тебе!

– А Фраллены не передумают? – спросил я. – Они точно дадут показания?

– Нет, не передумают, – ответила Тина.

И она это произнесла так уверенно, что, видимо, причины для этой уверенности у неё имелись.

– Но даже если бы и передумали, это уже не важно, – добавила Тина. – Главное – дед Дариса дал первые показания, на основании которых директора арестовали. А теперь будет намного проще. Теперь директор – официально подозреваемый. У него дома и в академии можно проводить обыски, к нему можно применять методы ментального воздействия на допросах. Он больше не имеет возможности что‑то скрыть, он теперь всё расскажет. Да и документы уже у меня, а там все цифры. Так что от Фралленов на этом этапе уже ничего не зависит.

– Что ж, я рад за тебя, – сказал я. – Поздравляю с успешным окончанием командировки.

– Спасибо, эта командировка была очень важна для меня, это было дело принципа – раскопать хоть что‑то после трёх неудачных комиссий. И всё благодаря тебе, – Тина улыбнулась, сделала небольшую паузу и добавила: – Я ещё поговорила с отцом Дариса насчёт тебя. Он сказал, что не собирается мстить за твою победу. Фраллены понимает, что ты не виноват.

«Одно дело победить, – подумал я, – и совсем другое – поставить на колени перед всей академией, к тому же ещё и в первом раунде».

Расслабляться после этого однозначно не стоило, Фраллены мне такого позора не простят. Но было очень приятно, что Тина за меня переживает. Однако обсуждать эту тему не хотелось, и я вернул разговор в прежнее русло:

– Похоже, у академии теперь будет новый директор.

– Да, – согласилась Тина. – И очень скоро.

– А какое наказание ждёт теперь уже, как я понимаю, бывшего?

– Его будут судить и однозначно признают виновным. А затем ему отрубят голову.