– Всё, – сказал он не поворачиваясь. – Теперь за её жизнь можно не переживать.

И я почувствовал, как что‑то отпускает в груди. Словно кулак, сжимавший сердце, наконец разжался.

– Можешь не стоять над душой, – продолжил целитель. – Теперь точно всё будет нормально. Просто заражение очень сильное и обширное, придётся долго повозиться. Но это лишь вопрос времени. Иди погуляй. Тут возни на час, а то и на два.

Я хотел было сразу уйти, но всё же не удержался и спросил:

– Господин целитель, что вы имели в виду, когда сказали «теперь уже плевать»? Что случилось?

Таливир помолчал, продолжая работать над Лирой. Потом ответил, и в его голосе звучала нескрываемая досада:

– Сегодня последний день моей работы в академии.

Я опешил и даже не сразу смог отреагировать.

– Но как? – воскликнул я, придя в себя. – Почему?

Целитель горько усмехнулся и, не прерывая лечения, пояснил:

– Новый директор решил уволить всех, кто занимает хоть сколько‑нибудь значимую должность в академии. Говорит, что так он избавляется от наследия прошлого директора. Он уверен, что все, кто был хоть как‑то близок к бывшему директору, замешаны в его махинациях. А я старший целитель, вот и попал под подозрение. И, соответственно, под увольнение.

Я несколько секунд переваривал услышанное.

– В академию прислали не очень умного нового директора, – сказал я наконец.

Таливир на это лишь грустно усмехнулся.

– Кого ещё уволили? – спросил я.

– Двух заместителей директора, старшего наставника, начальника охраны академии, коменданта общежития, ещё кого‑то, я уже и не помню. И даже секретаршу бывшего директора. Все сегодня отрабатывают последний день. Я вот итоговые отчёты как раз заполнял.

Я почувствовал, как внутри поднимается злость, и сказал:

– Уверен, что все эти люди не были заодно с бывшим директором в плане его воровства. Директору не нужны были сообщники, это глупо. Одному воровать проще и безопаснее. И даже если эти люди в чём‑то и виноваты, то точно не в участии в финансовых махинациях. Они не заслужили такого отношения.

Таливир кивнул, вздохнул и согласился со мной:

– Никто не заслужил такого отношения. Все подавлены и оскорблены. Секретарша вообще третий день плачет – с того момента, как ей сообщили об увольнении. Но будь добр, Оливар, уйди и не мешай.

Я кивнул и уже начал разворачиваться, чтобы уйти, но целитель вдруг спросил:

– А сам‑то ты в порядке? Самому помощь не нужна?

– Нет, – ответил я. – Не нужна.

– Не стесняйся, – добавил Таливир. – После девушки смогу и тебя посмотреть.

– Благодарю, но со мной действительно всё хорошо, – сказал я и опять вспомнил о регенерации.

С мыслями об этой невероятной способности, что проявилась после боя, я вышел из кабинета. Было очень интересно, осталась ли она? Или была временной, как серая кожа и когти? Очень хотелось проверить, тем более что проверить было проще простого. Но не сейчас. Чуть позже. Сначала нужно было решить срочное, внезапно возникшее дело. Поэтому, покинув лазарет, я уверенным шагом направился к административному корпусу.

Войдя в приёмную директора, я первым же делом посмотрел на секретаршу. Как и сказал Таливир, глаза у бедняжки были на мокром месте. Прямо сейчас она не плакала, но её миленькое и обычно улыбающееся личико было красным и опухшим от слёз, а в руках она комкала мокрый платок.

При виде этого зрелища мне захотелось просто зайти к директору и свернуть ему челюсть. Но я был уже не у разлома, да и секретарше, как и всем остальным невинно пострадавшим сотрудникам академии, это ничем бы не помогло, поэтому действовать нужно было не кулаками, а головой.

Увидев меня, секретарша удивлённо вскинула брови, а я тут же задал ей вопрос:

– Директор на месте?

– Да, но… – начала она отвечать, но не договорила, потому что глаза снова наполнились слезами и, видимо, горло перехватило.

– Не плачь, – сказал я. – Всё будет хорошо.

– Да как же будет хорошо? – растерянно произнесла девушка и разрыдалась, а потом уже сквозь слёзы добавила: – Я не заслужила. У меня мама больная, братишка маленький, а отец погиб год назад, его грабители убили. Я одна всех кормлю, а меня уволили. И даже не сказали, за что.

– Тебя никто не уволит, – уверенно произнёс я. – Новый директор пошутил.

Секретарша подняла на меня заплаканные глаза и возразила:

– Нет, так не шутят…

– Умные люди так не шутят, – согласился я. – Но новый директор, похоже, не очень умный. И я бы даже сказал, очень неумный. А у дураков шутки дурацкие, но я тебя уверяю, что он пошутил. Вот увидишь.

Не дожидаясь следующих слов секретарши, я прошёл мимо неё к двери директорского кабинета. Из вежливости постучал, соблюдая формальность, и тут же открыл дверь и вошёл. Новый директор сидел за столом, тоже почему‑то новым, и, похоже, работал с документами. По крайней мере, перед ним громоздились кипы бумаг: какие‑то книги, ведомости, отчёты, списки, на столе стояла открытая чернильница, а в руке директор держал перо.

На вид ему было лет тридцать, не больше. Мелкий, тощий, но ухоженный до невозможности: симпатичное лицо с правильными чертами, гладко выбрит, причёска уложена волосок к волоску, словно он только что от цирюльника. Одет по последней столичной моде: камзол с серебряным шитьём, белоснежная рубашка с кружевными манжетами, на пальцах поблёскивают перстни. Видно было, что человек тщательно следит за собой и очень этим гордится.

Признаться, я удивился возрасту нового директора, если, конечно, тот его не скрыл при помощи магии. Обычно на такие должности назначают более взрослых и опытных людей. Похоже, передо мной был либо чей‑то родственник, пристроенный на тёплое место, либо выскочка‑отличник, постоянно выслуживавшийся перед начальством и рано дослужившийся до такой должности, а теперь решивший, что надо активно себя проявить на новом месте.

Скорее второе. Родственнику было бы плевать на сотрудников – получил тёплое место и хорошо, можно расслабиться. Наоборот, он бы цеплялся за них, чтобы они дальше выполняли работу, а он лишь делал вид, что руководит процессом. А вот отличнику нужно показать, что он сразу начал что‑то менять, улучшать, реформировать. Вот и сейчас документами обложился – работает не покладая рук, демонстрирует кипучую деятельность.

Я помнил таких по прошлой жизни. Страшные люди – вреда от них сильно больше, чем пользы. И ещё всегда работало правило: чем меньше мозгов, тем больше активности. Директор тем временем поднял взгляд и уставился на меня с нескрываемым удивлением. Он явно не ожидал, что кто‑то вот так просто войдёт к нему в кабинет без приглашения.

– Добрый день, – сказал я, проявив чудеса вежливости и выдержки.

– Добрый… – машинально ответил директор, но тут же нахмурился и начал сыпать вопросами: – Кто вы такой? Почему вошли без доклада? И где секретарь? Почему она не предупредила о посетителе?

– Секретарь плачет из‑за увольнения. Поэтому не может докладывать, – пояснил я.

Директор на это равнодушно пожал плечами и заявил:

– Каждый время от времени по какой‑либо причине плачет. Но это не повод не выполнять свою работу.

Я отметил и эти слова, и тон, которым они были произнесены: крайний цинизм, равнодушие к чужой боли, уверенность в собственной правоте и полное отсутствие сочувствия. «Приятный» человек, ничего не скажешь, «повезло» академии с новым директором.

– Так с кем я имею честь беседовать? – повторил тот, откладывая перо.

– Аристарн Оливар, – ответил я. – Бывший курсант академии, выпускник этого года.

– Оливар? – директор наморщил лоб. – Я слышал эту фамилию. Но не могу припомнить, в связи с чем…

– Благодаря мне вы сейчас сидите в этом кресле, – сказал я.

Директор удивлённо вскинул брови и потребовал:

– Поясните.

– Я принимал участие в секретной операции Имперского департамента по казне и налогам. Помогал проверяющей – госпоже Тианелии Морисаль вывести старого директора на чистую воду с его махинациями.