Порывшись во внутреннем кармане своего пиджака, не обращая внимания на глав и их солдат, наставивших на меня пистолеты, я вытащил бархатную коробочку, открыл ее и положил на стол.

— Я ждал подходящего момента, чтобы спросить ее.

Впервые за весь день в комнате воцарилась тишина, брови обоих Боссов взлетели до линии роста волос.

— Считайте этот брак между мной и вашей дочерью последним шагом к прекращению соперничества между нашими семьями.

Тяжелый взгляд Сальваторе задержался на мне. — Почему сейчас?

— Ничто не встанет между мной и женщиной, которую я люблю.

— Ты это говоришь уже в третий раз. — Голос Энцо заставил меня медленно повернуться к нему.

Признание мужчины в любви к женщине в преступном мире было опасным — то, что многие считали слабостью. Я никогда не чувствовал себя сильнее.

— Это правда, — признался я.

Он кивнул, затем встал и подошел к Дону Моретти, прежде чем тихо заговорить только с ним.

Они пожали друг другу руки, и Энцо повернулся ко мне, хлопнув по плечу, прежде чем уйти со своими людьми. — Удачи, хитрец.

Сальваторе глубоко вздохнул, откидываясь на спинку офисного кресла.

— Если она скажет да, она станет Су. Все обязательства перед Коза Нострой будут расторгнуты. Продолжение работы с нами будет ее выбором.

Ему это не понравилось, но, тем не менее, он пожал мне руку. Он раскрыл мой блеф. — Вот что я тебе скажу, парень. Надень ей кольцо на палец, и мы поговорим.

Когда мы вышли, вечеринка уже закончилась.

Я не знал, хочу ли я убить или поблагодарить Джованни.

Я знал, что это он прислал мне сообщение с фальшивыми новостями. Его здесь не было. Я использовал программу, чтобы просканировать записи с камер наблюдения всего здания на предмет распознавания его лица по дороге сюда. Ничего не всплыло. Кроме координат его частного самолета. Этот ублюдок был на высоте сорока тысяч футов.

Мне, черт возьми, не нравилось быть пешкой в его игре.

Но, сделав Наталью своей женой, я, возможно, впервые в жизни смогу его простить и забыть.

Холодный воздух коснулся моих щек, когда я плотнее натянула одеяло на плечи. С террасы пентхауса Зака открывался вид на город, серый горизонт, затянувший небо. До нас доносились редкие автомобильные гудки и гул жизни внизу.

Дверь на террасу скользнула в сторону, и Зак вышел наружу, присоединяясь ко мне за столом. Он мгновение изучал меня, прежде чем заговорить. — Я слышал, что Тревор сделал сегодня днем у итальянцев.

Я напряглась, крепче вцепившись в пушистое одеяло. Воспоминание о поцелуе Тревора все еще горело в моей памяти. Покинув мероприятие, чтобы выпить с девушками на улице — после инцидента вся посиделка пошла насмарку — я вернулась к Заку, чтобы провести время с Марией.

— Он не имел права, — пробормотала я низким, но резким голосом.

Зак приподнял бровь и продолжил ровным тоном. — Если ты хочешь злиться на кого-то, тебе следует злиться на меня. Это я причинил боль Марии. Это я втянул Тревора в эту заваруху.

Я бросила на него взгляд. — То, что произошло между тобой и Марией, было сложным и это не мое дело. Но Тревор — мой парень, Зак. Он был должен мне правду. Он был должен мне верность.

— Если бы все было наоборот, — сказал Зак, наклоняясь вперед, — разве ты не встала бы на сторону Марии, хотя мы дружим уже много лет?

Я открыла рот, чтобы возразить, но не смогла произнести ни слова. Я ненавидела то, что он был прав, и мое молчание подтверждало это.

Зак вздохнул, выражение его лица смягчилось. — Если Мария нашла в себе силы простить меня… Я уверен, ты сможешь простить Тревора. Он не идеален, но ты знаешь, что ради тебя он перевернул бы небеса и землю.

Я не ответила, тяжесть его слов тяжелым грузом легла у меня в груди.

Дверь на террасу снова скользнула в сторону, и оттуда вышла Мария, держа в руках две тарелки с едой. Аромат ее стряпни окутал нас, теплый и успокаивающий, но в животе у меня вместо урчания все сжалось.

— Ужин готов, — с улыбкой объявила Мария, расставляя тарелки на столе.

Зак встал и, быстро поцеловав ее в висок, прошел мимо нее и направился на кухню, чтобы принести остатки ужина. Она улыбнулась, ее щеки порозовели.

Вид их непринужденной привязанности, легкость, с которой они все уладили, поразили меня, как удар под дых.

Я сглотнула и вернулась к еде, положив себе на тарелку восхитительную порцию макарон. До меня донесся слабый запах мяса. Мой желудок болезненно скрутило, и внезапно от тошноты, которую я игнорировала весь день, стало невозможно избавиться.

Повернувшись на стуле, вцепившись руками в край большого растения в горшке у стола, я согнулась пополам и опорожнила желудок.

Настоящее

Передо мной простиралась Пятая авеню, ее золотистое сияние мерцало в сгущающихся сумерках, отражалось от стеклянных витрин магазинов и разливалось по оживленным тротуарам. Случайный смех или обрывки разговоров сквозь гудки такси и гул проезжающих машин. Прохладный воздух с теплым ароматом жареных каштанов и хот-догов от уличного торговца.

Я покинула квартиру Марии и Зака несколько часов назад без предупреждения — только с благодарственной запиской, соврав, что собираюсь отдохнуть в отеле, в котором я остановилась.

Никто не знал, где я и куда ушла. Я исчезла, чтобы привести в порядок голову; прогулятся по центру города, как всегда любила делать.

Я шла по краю Центрального парка, где падающие осенние листья создавали контраст с Бетонными джунглями. Городской шум никогда не беспокоил меня, и меньше всего сегодня вечером.

Мне нужен был воздух; время, чтобы распутать клубок эмоций, от которых я, казалось, не могу избавиться.

Отвлекшись на собственные мысли, я свернула направо, в Центральный парк, но тут же резко остановилась.

Тревор был уже там, прислонившись к калитке, с букетом розовых пионов в руке — моих любимых. Ждал меня.

Мое сердце замерло само по себе.

Он выпрямился, как только увидел меня. Его строгий чёрный костюм был нехарактерно немоден на фоне осенних пальто и шарфов остальных.

— С днем рождения, — тихо произнесла я, подходя к нему.

Он улыбнулся, легкий вздох веселья вырвался у него. — Спасибо, Наталья.

Я приподняла бровь, останавливаясь перед ним. — Первое сентября. Ты думал, я забыла?

— Я имею в виду...

— Я бы сказала тебе сегодня днём, но ты не оставил мне много времени для разговоров.

Его улыбка была мрачной. — Я знаю. Мне жаль. Я должен был поговорить с твоим отцом.

Я кивнула. — Как ты узнал, что я приду сюда?

— Я не знал, — признался он низким и грубым голосом. — Но я надеялся. — Его темные глаза смягчились, и он протянул букет, его пальцы коснулись моих, когда я взяла их. — Я знаю, что это ничего не исправит, но...

— Спасибо. Я люблю их.

Он моргнул, его полуночные глаза изучали мои, очевидно, застигнутый врасплох моей мягкостью и отсутствием гнева. Когда он потянулся к моей руке, я не остановила его.

— Я облажался, Наталья, — начал он. — Не только в этот раз, но и очень много раз. Мне не следовало помогать Заку. Я знал, как много Мария значила для тебя, и все равно действовал из преданности ему, не задумываясь о том, как это причинит тебе боль. Я предал твое доверие, и это не то, к чему я отношусь легкомысленно.

Я открыла рот, чтобы вмешаться, но он сжал мою руку, схватив ее обеими своими грубыми ладонями и поднеся к своей груди.

— Пожалуйста, дай мне закончить, детка. — Пробормотал он. — Я скрыл от тебя, потому что я думал, что защищаю тебя. Я говорил себе, что избавляю тебя от боли, но я был просто трусом.

Я уставилась на него, крепче сжимая стебли цветов.

— Я не прошу тебя простить меня сразу, — Продолжил он. — Но я прошу дать мне еще один шанс показать тебе, что я могу быть лучше. Для тебя. Потому что для меня нет ничего — никого — важнее тебя, Наталья. Я люблю тебя, — прохрипел он, еще сильнее прижимая мою ладонь к своей груди, и я почувствовала под ней грохочущий орган. — Я не могу сделать это без тебя, детка.