Затем, к моему удивлению, он присел передо мной на корточки и нежно поцеловал мой растущий живот. Он делал это постоянно, когда были только мы, но это был первый раз, когда в комнате были другие люди.

— Как мои девочки? — Спросил он, и в его голосе было столько любви, что я почувствовала, как мое сердце забилось сильнее.

Мария оторвалась от поцелуя Зака, резко повернув голову ко мне. — У тебя будет девочка?!

Я закатила глаза, игриво шлепнув Тревора по руке. — Мы не знаем. Он просто предполагает.

— Предсказываю, — поправил Тревор, подмигнув. Он встал и повернулся к Марии. — Эй, ты не поможешь мне с продуктами? Нат не должна поднимать ничего слишком тяжелого.

— Конечно. — Она улыбнулась, уже направляясь на кухню с другой стороны этажа.

Следуя за ним, Тревор бросил на Зака понимающий взгляд через плечо.

Зак подождал, пока эти двое свернут за угол и окажутся вне пределов слышимости, прежде чем опуститься на диван рядом со мной, его обычный спокойный вид дал трещину ровно настолько, чтобы я заметила.

— Итак, — начал он низким голосом. — Как ты думаешь, она готова?

Я закатила глаза. — Готова не больше, чем когда ты спрашивал меня вчера.

— Да ладно тебе, Нат. Ты должна мне здесь помочь, — взмолился Он, проводя рукой по своим темным волосам.

Я покачала головой. — Еще слишком рано.

— Но...

— Вы оба слишком молоды.

Он вздохнул, почесывая легкую щетину на подбородке. — Да, ты права. Я просто… Я хочу показать ей, как сильно я забочусь о ней.

— Тогда покажи ей это своими словами, временем и привязанностью, — твердо сказала я. — Ее не волнуют подарки и деньги.

— Я знаю, я просто...

— Подарки хороши только тогда, когда за ними нет намерения, — перебила я, приподняв бровь. — И пусть она сначала закончит школу. Ты же знаешь, что сейчас это ее приоритет.

Его голова откинулась на спинку дивана, игривый, разочарованный стон вырвался из его груди. — Я не могу больше ждать, Нат. Я люблю ее. Я хочу жениться на ней.

— Так и будет, — заверила я его.

— Да?

— Конечно.

— Значит, она скажет “да”?

— Если ты купишь подходящее кольцо, — Пошутила я, подталкивая его локтем.

Взгляд Зака осторожно метнулся в сторону коридора, прежде чем он полез в карман и вытащил красную бархатную коробочку.

Я ахнула, моя рука взлетела ко рту. — Зак, ты этого не делал!

Он ухмыльнулся, открывая коробочку Cartier, в которой лежал потрясающий бриллиант изумрудной огранки. Он был огромным, но все еще нежным и элегантным, переливаясь на свету почти потусторонним блеском. Платиновое кольцо было инкрустировано бриллиантами меньшего размера, подчеркивающими блеск камня.

— Сорок карат, — небрежно сказал он, в его голосе звучала гордость. — Самый дорогой белый бриллиант на рынке.

— И самый красивый... — Я восхищалась прекрасным драгоценным камнем. — Сколько стоит?

— Пятьдесят миллионов.

— Ты молодец.

Улыбка тронула его губы. — Я бы не задумываясь заплатил семьдесят за такой, как у тебя, но...

— Не в ее стиле, — закончила я, понимающе улыбаясь. Я знала, что Мария не хотела цветное обручальное кольцо, независимо от цены. Она всегда говорила, что хочет чего-то неподвластного времени и классического, и вот оно.

Обручальное кольцо, которое Тревор подарил мне, представляло собой овальный розовый бриллиант в пятьдесят карат от ювелира из Гонконга, который, так уж случилось, был одним из самых дорогих камней в мире из-за своего цвета. Это говорило со мной; о нас. Не о цене, или каратах, или редкости. Но мысль, которая привела к его выбору.

Я знала, что кольцо, которое купил Зак, будет говорить о Марии. За него можно было умереть. И в точности в ее стиле.

— Когда ты его купил?

Его глаза метнулись к моим, прежде чем вернуться к коробочке.

— Зак.

— Некоторое время.

— Что значит “некоторое время”?

Он пожал плечами, захлопнул коробочку и сунул ее обратно в карман. — Пару месяцев.

Я ахнула и шлепнула его по руке. — Так давно? Неудивительно, что ты не можешь перестать думать о предложении!

— Я думал, это снимет напряжение, понимаешь? Зная, что у меня оно есть, и я могу спросить, когда захочу. Но… Это убивает меня, Нат.

Я наклонилась и заключила его в объятия. — Я знаю, что ты поставишь Марию на первое место и поступишь правильно. Так же, как ты всегда поступаешь. Она скажет "да", когда придет время.

Отстранившись, он кивнул, его напряжение немного ослабло. — Я надеюсь на это.

— Ты знаешь, что я права, — сказала я, подмигнув.

Впервые с тех пор, как он сел, на его лице появилась искренняя, расслабленная улыбка.

Было около четырех часов дня, когда мы с Тревором проводили Марию и Зака до двери, послеполуденное солнце лилось через большие окна таунхауса. Мы задержались за ланчем, и время в компании пролетело быстрее, чем ожидалось.

— Подожди, — сказал Тревор, когда Зак потянулся за своей курткой. Он повернулся ко мне, его рука переплелась с моей. — Сейчас самое подходящее время, тебе не кажется?

Я кивнула и с улыбкой посмотрела на Марию и Зака. — Мы хотели спросить вас обоих кое о чем важном.

Мария наклонила голову, в ее глазах вспыхнуло любопытство, когда она застегивала молнию на своем черном пуховике. — Что такое?

— Мы хотели спросить, не окажете ли вы нам честь стать крестными родителями нашего ребенка.

У нас с Тревором была общая связь с католицизмом, хотя его связи с верой были более смешанными, чем мои. Его воспитание было сформировано смешением культур и традиций — его мать была кубинкой и католичкой, в то время как японское наследие отца познакомило его с синтоистскими верованиями.

Несмотря на то, что его отец был в основном светским человеком после того, как вырос в Штатах, Тревор и его сестра все еще помнили о своих корнях и уважали эти традиции. Это создало прекрасный баланс в его жизни, сочетая веру и культуру, не будучи слишком строго привязанным ни к тому, ни к другому.

У Марии отвисла челюсть, она прижала руку к груди. — Ты серьезно?

— Абсолютно, — сказала я. — Нет никого, кому мы могли бы доверять больше.

— Мы с удовольствием! — Мария повернулась к своему мужчине, ее волнение было ощутимым. — Верно, Зак?

Лицо Зака смягчилось, когда он посмотрел на нее. — Конечно, hermosa. С удовольствием, — закончил он, поворачиваясь к нам.

Мария взволнованно взвизгнула и бросилась в объятия Зака с такой силой, что заставила его отступить на шаг. Он рассмеялся, крепко обнимая ее, когда она прильнула к нему.

— Я люблю вас, ребята! — Она улыбнулась, все еще слегка подпрыгивая, когда высвободилась из рук Зака и обняла Тревора и меня.

— Мы тоже тебя любим, — сказала я, крепко обнимая ее.

Мария присела на корточки, ее руки нежно легли на мой животик, когда она тихо заговорила. — Пока, детка. Ты уже так любима, ты знаешь это? — Она наклонилась и нежно поцеловала меня в живот. Я не смогла сдержать слез от нежности в ее голосе.

Зак стоял рядом с ней, его пристальный взгляд задержался на Марии, пока она сидела на корточках передо мной. Его обычная самоуверенность смягчилась благодарностью, которая говорила о многом без слов.

Тревор похлопал Зака по плечу, посмеиваясь. — Добро пожаловать в семью.

— Спасибо, чувак, — рассмеялся Зак. Они уже много лет были братьями.

Когда Мария выпрямилась и вложила свою руку в руку Зака, я не могла не почувствовать прилив эмоций.

В тот момент речь шла не только о ярлыках или обещании руководства и поддержки для нашего ребенка.

Речь шла о семье — той, которую мы выбрали для себя.

А Мария и Зак, несомненно, были частью нас.

Эпилог