Я поставила одну чашку перед ним на стеклянный кофейный столик.

Он выдохнул. — Наталья...

— Пей. — Мой голос не оставлял места для возражений.

— Спасибо, — сказал он через мгновение, беря чашку, которую я приготовила для него.

Прошло еще пятнадцать минут, и наш чай был допит.

Я посмотрела на Тревора со своего места в кресле рядом с ним. Он был в той же сгорбленной позе, в глубокой задумчивости.

— С ней все будет в порядке.

Он покачал головой. — Ты не можешь знать наверняка.

— Она сильнее, чем ты думаешь.

Его губы скривились, на лице появилось выражение отвращения. — Я не понимаю, почему она должна напиваться до чертиков. Все. Гребанное. Время.

— Тревор...

— Она не остановится. И она не пойдет на реабилитацию. Мы пытались изолировать ее на три месяца. У нее даже не было симптомов отмены. А потом вернулась к этому сразу же, как только мы разрешили.

У меня вырвался вздох. — Ты не можешь пойти на этот шаг ради нее.

— Она говорила, что это не имеет значения. Что она просто хочет кайфа. Что я порчу ей удовольствие. Но это всегда было тем, чего я боялся: она не могла контролировать себя или свое тело.

— Мы еще раз поговорим с ней, когда она поправится. Возможно, этот тревожный звонок подтолкнет ее.

Он усмехнулся. — Она говорит, что у нее нет зависимости. Что ей просто нравятся вечеринки. Черт, может, и правда. Она чертовски уверена, что не похожа на зависимую.

Тревор был прав. Я была удивлена, когда узнала, что Кали напивалась на каждой вечеринке, на которую ходила. И она ходила на много вечеринок. По ее внешности не было никаких признаков того, что она пьяница.

Наклонившись ближе, я протянула руку и мягко сжала его плечо. — С ней все будет в порядке, — повторила я свои предыдущие слова с гораздо большей уверенностью.

Он оглянулся на меня через плечо с непонятным выражением лица. — Ты говоришь так уверенно.

— Я уверена.

— Почему?

— Я верю в людей, которых люблю.

Легкая улыбка тронула его губы, и мое сердце наполнилось от осознания того, что я заставила его почувствовать себя немного лучше.

Его глаза потеплели. Не были ледяными, как когда он злился. И не полны черного огня, как тогда, когда между нами было напряжение.

Они мягкие.

Его рука легла на мое бедро, успокаивая. То, чем мы никогда раньше не делились.

Мы оба отвернулись, когда дверь дальше по коридору, в операционную, открылась. Сандра спешила к нам.

Я немедленно встала, Тревор был прямо рядом со мной.

— С ней все будет в порядке.

Тревор глубоко выдохнул, все напряжение и тревога покинули его грудь и вместо этого наполнились облегчением.

Они начали говорить, но мой разум был затуманен.

Меньше чем через минуту Сандра уже мчалась туда, откуда пришла.

Прежде чем дверь за ней закрылась, я мельком увидела Кали на больничной койке. У меня болезненно заныло в груди, когда я увидела синяки на ее лице, капельницы и бинты на руках. До этого момента все это казалось нереальным.

Мои глаза наполнились непролитыми слезами, и я обернулась, чтобы взять себя в руки.

— Они сказали, что сейчас она спит, и под действием анестетиков. Не проснется еще пару часов. — Я услышала голос Тревора позади себя, но он звучал отдаленно, приглушенно.

Я кивнула, но не посмотрела в его сторону. Вместо этого я рассеянно прошлась по коридору в надежде получить немного времени наедине, чтобы прийти в себя.

Я боролась за воздух, моя грудь сотрясалась от неровных вдохов. Моя рука коснулась стены, используя ее для равновесия.

— Наталья?

У меня горели глаза, я чувствовала слабость во всем теле, и я просто не могу больше стоять. Схватившись за один из подлокотников кресла, я присела на корточки и закрыла лицо другой рукой.

Я не могла сдержать слез, которые текли по моему лицу.

Тяжесть грубой руки легла мне на плечо. — Наталья.

Тихий всхлип, который я пыталась скрыть, сорвался с моих губ.

В следующее мгновение меня подняли и заключили в крепкие объятия. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать.

Тревор обнимал меня.

А Тревор никогда не обнимался. Ни с кем.

Я растерянно моргнула, и слезы потекли по моему лицу.

— Ты в порядке. — Его голос был глубоким и ровным, несмотря на стук в моих висках.

Его грубые ладони легли мне на спину, когда я обхватила его своими руками. Он был таким большим и мускулистым, что мои руки не могли обхватить его, поэтому вместо этого я подняла их и обняла его за плечи.

Боже, он мог быть таким… Таким...

Такой нежный и успокаивающий, если бы захотел.

Я не могла не задаться вопросом… Был ли это настоящий он? Был ли "плохой парень" просто очередной маской, и в итоге он одурачил меня, потому что я не думала, что он способен быть джентльменом?

Прямо сейчас он казался мне довольно нежным и мужественным.

— Я не знаю, как я держалась до сих пор, — сумела сказать я, мои слезы пропитали его куртку.

— Ты должна была сказать мне. — Его голос звучал приглушенно, и только тогда я поняла, что его лицо зарылось в мои волосы.

— Я не могла, — пробормотала я сквозь всхлипы.

— Почему нет? — Его голос был спокойным. Настолько спокойным, что он вырвал правду прямо у меня изо рта.

— Тебе нужно было, чтобы кто-то был рядом с тобой.

Тревор напрягся, и мне захотелось взять свои слова обратно. Возможно, это было слишком. На самом деле мы не были друзьями, просто знакомыми по умолчанию.

Отстранившись, его ониксовые глаза впились в мои. — Тебе тоже.

Ему не нужно было убеждаться, что со мной все в порядке. Ему не нужно было утешать меня.

Но он это сделал.

Что вообще делает человека джентльменом?

Манеры? Язык?

Или это?

Вырасти в Бронксе означало всегда оглядываться через плечо. И хотя с тех пор, как я нашла свою семью, у меня появилась сила, о которой я даже не мечтала, — я все еще была новичком во всем. Я все еще была нервной и иногда неуверенной в себе.

У меня снова защипало глаза, но совсем по другой причине.

Я никогда раньше не чувствовала себя в такой безопасности.

Конечно, ни с кем иным, как с Тревором Су. Он был силой.

Подняв руку, он вытер мне щеку большим пальцем. — Все будет хорошо.

Отстранившись, я неуверенно улыбнулась ему и вытерла оставшиеся слезы. — Посмотри, кто теперь из нас позитивный.

Тревор сверкнул одной из своих идеальных улыбок, кивнув головой в сторону выхода. — Давай что-нибудь поедим.

— Нам не обязательно уезжать...

— Давай. — Он подмигнул, его рука нашла мою поясницу. — Я должен расплатиться с тобой за чай.

Настоящее

— Подожди, подожди, подожди... — Ей удалось заговорить сквозь рвущийся из нее смех. — Так ты действительно играл на кларнете?

Я усмехнулся, открывая фотографию из своей галереи и протягивая телефон в качестве доказательства. Восьмилетний я, играющий на забытом богом инструменте.

Наталья разразилась очередным приступом смеха, откинув голову на спинку дивана. Когда она вернулась, то вытирала слезы с глаз. — Что ты сделал своим родителям, чтобы заслужить такое наказание?

Моя грудь сотрясалась от смеха. — Говорит Лиза Симпсон.

Она ахнула.

Я ухмыльнулся. — Ммм. Я знаю все о том, как ты получила стипендию в Нью-Йоркском университете, мисс саксофонистка. Капитан команды поддержки, команды по дебатам и хора.

— О, Боже мой... — Лицо Натальи покраснело, прежде чем она прикрыла его руками. — Как же надо мной не издевались?

— Ты была слишком хорошенькой, — честно ответил я, стащив картошку фри с ее тарелки.

— Ой, заткнись! — Она отмахнулась от меня и вернулась к своей еде, все еще хихикая.

Мы были неподалёку от больницы Маунт-Синай, на Мэдисон-авеню, где подавали довольно изысканные блюда, но на самом деле это был обычный фастфуд. Заведение было битком набито туристами, хотя мой взгляд все еще был прикован к раскрасневшемуся лицу Натальи, когда она жевала чизбургер.