Настоящее

23 года

Манхэттен, Нью-Йорк

Вечеринка в честь моего двадцать третьего дня рождения была не просто празднованием — это было заявление. Каждая деталь была тщательно продумана, каждый гость подобран. Миллиардеры, знаменитости, влиятельные семьи, даже некоторые шепчущиеся имена из преступного мира. Все они приближались.

Городской пейзаж мерцал за окнами от пола до потолка пентхауса моего отца, огни отбрасывали золотистое сияние на огромное роскошное пространство. Куда бы я ни повернулась, подготовка к событию года была в самом разгаре.

Тема, как всегда, была смелой и шикарной: розово-черная, мрачная и элегантная, с изюминкой маскарада. Гости прибывали, окутанные тайной, их лица были скрыты за замысловатыми масками, раскрывающими только свои секреты блеском глаз. Маски могут быть сняты в полночь, но до тех пор все будут подыгрывать.

Бальный зал замерцал в предвкушении. Наверху сверкали люстры, стены были задрапированы черным шелком, отбрасывавшим в комнату каскады теней. На массивных обеденных столах красовались розовые розы с блестящими краями, а изготовленная на заказ черно-розовая танцплощадка сверкала последними штрихами отделки.

Я стояла в центре комнаты, скрестив руки на груди, и наблюдала за происходящим. Официанты сновали между кухней и главным залом, балансируя подносами с закусками, которые выглядели как произведения искусства. Флористы поправляли букеты и гирлянды, а техники настраивали освещение.

— Мисс Моретти? — Сотрудница прервала мои размышления, протянув две одинаковые карточки меню. — Вы предпочитаете матовое или глянцевое?

Я без колебаний указала на матовый. — Глянца было бы слишком много.

— Да, мисс, конечно. — Он поспешил прочь, снова оставив меня наедине с моими мыслями.

Я повернулась к парадной лестнице, представляя, что она заполнена гостями в замысловатых масках и платьях от кутюр, с бокалами шампанского в руках.

Мое платье уже ждало наверху — сшитое на заказ в мерцающем нежно-розовом цвете, короткое и обтягивающее. Моя маска была из нежного светло-розового кружева, обрамленного черными кристаллами, которые прекрасно улавливали свет.

Это была не просто вечеринка, это было заявление.

Я обрела собственную силу, собственное влияние, далеко не та наивная девочка, какой была раньше. Теперь люди смотрели на меня с уважением и страхом. Мне нравилось знать, что, когда я войду в комнату сегодня вечером, все взгляды будут обращены в мою сторону.

— Мисс Моретти, прибыл ди-джей.

— Убедись, что он знает сет-лист. Ничего необычного.

— Конечно.

Я наблюдаю, как сотрудники продолжают свою работу, каждая деталь становится на свое место, каждый штрих отражает мое видение.

Ночь обещала быть незабываемой.

— Привет!

Я улыбнулась, узнав голос еще до того, как увидел ее. Когда я обернулась, в тот момент, когда мои глаза нашли ее, тяжесть упала с моей груди.

— Привет, — тихо ответила я, раскрывая руки, чтобы поприветствовать ее.

Мария.

С ней все было в порядке. Живая и здоровая.

Она вернулась в Нью-Йорк два года назад.

После трех лет отсутствия контактов было много слез и объятий. Но в тот момент, когда я держала ее в своих объятиях — живую, невредимую, здоровую, счастливую — все остальное не имело значения.

Объяснение всему разбило мне сердце. И до сих пор разбивает.

В шестнадцать лет, в одиннадцать вечера, возвращаясь домой из спортзала, в котором она работала в центре города, Мария была похищена и продана. Но она выбралась сама и спасла других женщин. Она всегда была бойцом. Могла постоять за себя. Выжить. Защищает тех, кто ее окружает.

И когда ей предложили возможность, которая выпадает раз в жизни, — поступить на службу в ЦРУ в качестве обучаемого агента, — она не смогла отказаться.

Итак, они объявили ее умершей во всех правительственных документах и дали ей новую личность, поскольку у нее не было корней; не было семьи — она не рассказала им обо мне.

Единственная причина, по которой ей удалось сбежать в девятнадцать лет, заключалась в том, что она стала перебежчиком и вместо этого стала работать на Семью — точнее, на Франческу ДеМоне, отсюда и наш новый контакт.

Я не была расстроена. Я поняла.

Я всегда знала, что Мария создана для чего-то большего, чем обычная жизнь.

И она вернулась. Но она была другой. В ней было что-то темное. Она не стала бы рассказывать о том, что видела или делала, но я могу только догадываться.

Я не из тех, кто осуждает.

На протяжении многих лет я приветствовала свою собственную темную сторону.

— Я скучала по тебе, Нат, — пробормотала она, ее голос был приглушен моими волосами.

— Я скучала по тебе еще больше. Твое платье у меня наверху, в моей комнате.

Она сморщила нос. — Я не знаю.… Я не хочу, чтобы Коза Ностра видела во мне настоящую женщину. Будет лучше, если они просто увидят меня и будут думать обо мне как о своем убийце.

— Ты можешь перерезать кому-нибудь горло своими лабутенами.

— Мы знаем. Они нет.

— Не-а. Они знают, на что ты способна. Вот почему ты главный подрядчик Семьи.

Она вздохнула, но я уловила ее слабую улыбку. — Если ты так говоришь...

— А вот и вы двое, — голос Франчески заставил нас с Марией обернуться, когда она подошла к нам, ее платиновые светлые волосы заиграли на свету. Одетая в красное платье, облегающее ее изгибы, ее маска — сверкающее серебряное искусство, украшенное крошечными черными перышками, — едва скрывала ее резкие, уверенные черты лица.

Ее черные, как у лани, глаза искрились весельем, пока персонал суетился по пентхаусу. — Я вижу, она, как всегда, педантична.

Я пожала плечами, игривая улыбка тронула мои губы. — Можешь ли ты винить меня? Мне нравится, когда все идеально.

Франческа негромко рассмеялась, прежде чем мы все трое, начали делать комплименты нарядам.

За последние годы мы с Франческой сблизились больше, чем я когда-либо ожидала. Дело было не только в том, что мы вращались в одних и тех же кругах или что наши семьи были глубоко укоренившимися в одном мире. Дело было в том, что мы понимали друг друга так, как мало кто может.

Она знала, каково это — носить имя, которое связано с ожиданиями и властью. Жить по кодексу, требующему абсолютной лояльности.

Франческа приняла Омерту всего в пятнадцать. Самая молодая женщина в итало-американской мафии на сегодняшний день, которая согласилась на это.

Я войду живым и уйду мертвым.

Я тоже поклялась два года назад, мой голос звучал ровно, даже когда тяжесть этих слов овладела мной.

Честь. Уважение. Верность.

Это был момент, который я никогда не забуду.

Впервые я почувствовала, что по-настоящему принадлежу к этому миру. Как будто я была Моретти не только по крови отца, но и по собственному выбору. Благодаря верности.

Я изменилась за эти годы. Я не была застенчивой, неуверенной в себе девушкой, какой была раньше. Теперь я была уверена в своем месте и своей силе. Я не боялась брать то, что хотела, принимать решения, от которых другие могли бы уклониться.

Жизнь сформировала меня. Закалила. Я больше не была такой мягкой.

Мир, в котором я жила, был не для слабонервных, но я процветала в нем.

Я была силой.

Настоящее

Это случилось около одиннадцати вечера.

Вечеринка была в самом разгаре, и все уже спрашивали меня, какой темой я собираюсь заняться в следующем году. Один столик в углу был до потолка завален подарками. Люди танцевали, наслаждались удобствами и веселились.

Я не хотела пялиться, но ничего не могла с собой поделать.

Что-то привлекло мое внимание, словно темная, манящая энергия. И прежде чем я успела осознать, что он тоже наблюдает за мной, было слишком поздно притворяться, что мне это неинтересно.