Я не могу оставаться в той комнате ни секундой дольше.

Прерывисто дыша от паники, охватившей мою грудь, я помчалась по коридорам, пока не добралась до главного помещения участка. Шеф полиции Джонсон следовал за мной.

— Мисс Моретти...

— Это ничего не значит! — Я развернулась лицом к нему. — Ты будешь продолжать искать ее. Я правильно поняла?

Я могла прочесть ответ по его лицу.

Я точно знала, о чем он думает.

— Я. Права. — Мой голос прогремел по участку, заставив всех вокруг нас притихнуть, когда несколько полицейских повернулись, чтобы посмотреть на нас.

Прошло еще мгновение, и я быстро подняла руку, чтобы вытереть слезу, скатившуюся по моей щеке.

— Да, мисс Моретти. Мы найдем ее. Я подключу к делу еще детективов.

Тяжесть в моей груди не прошла, когда я вышла из полицейского участка Нью-Йорка. Не тогда, когда я бесцельно бродила по улице или по всему Центральному парку, как я всегда делала, когда была расстроена. Мы с Марией обычно гуляли, чтобы расслабиться и успокоиться.

Людей объявляли умершими только по прошествии года после их исчезновения.

Только девять месяцев спустя я получила страшный телефонный звонок от шефа полиции Джонсона в том же парке, на знаменитом катке.

Мне очень жаль, мисс Моретти. Мы больше ничего не можем сделать.

17 лет

— Мы такие красивые.

— Так мило, — Я согласилась.

Мы с Марией обе захихикали над фотографией в моей руке. Мы сделали ее в фотобудке ранее вечером, когда пошли перекусить.

Снимок был черно-белым. Я широко улыбалась, держась за шею Марии. Она тоже дерзко улыбалась, высунув язык.

Я осторожно положила ее в бумажник, прежде чем убрать во внутренний карман своего розового пиджака.

Пока я поправляла свои белые пушистые наушники и подходящие к ним перчатки, Мария натянула шапочку, поверх нее толстовку и черную пуховую куртку. Посмотрев вниз, я хихикнула над нашим выбором обуви: я в своих коричневых уггах, она в своих чикагских джорданах.

Я улыбнулась. Несмотря на наши разные стили одежды, мы всегда носили джинсы. На сегодняшний вечер были выбраны облегающие джинсы Levi's темного цвета.

Мария выдохнула облачко конденсата, и когда оно поднялось, это вернуло мое внимание к Таймс-сквер. Мы тайком выбрались посмотреть на шоу, — так же, как делали каждый год.

— Боже мой, началось! — Мария взвизгнула, дергая меня за руку. Ей это нравилось: Рождество, Новый год, праздники, традиции.

— Десять! — Все вокруг начали считать.

— Обещай, что мы всегда будем рядом друг с другом. — Голос Марии заставил меня оторвать взгляд от больших экранов и снова посмотреть на нее.

— Девять!

Огни города сияли в ее глазах, и я все еще не могла поверить, что ей скоро исполнится шестнадцать. Она так быстро повзрослела. — Что?

— Восемь!

— Обещай, — настаивала Мария без дальнейших объяснений.

— Семь!

— Конечно. Я обещаю. — Я ободряюще улыбнулась, положив руку ей на плечо.

— Шесть!

Мария подняла руку. — Клятва на мизинцах?

— Пять!

Я рассмеялась.

— Четыре!

Я подняла руку и переплела свой мизинец с ее. — Всегда.

— Три!

— Близнецовое пламя? — Мария понимающе улыбнулась мне.

— Два!

Я кивнула. — Близнецовое пламя.

— Один!

Мы обе наклонились и поцеловали костяшки пальцев, закрепляя обещание.

— С Новым годом! — Вокруг нас разразился хаос и радостные крики. Сверху посыпалось конфетти, и в небе вспыхнули фейерверки.

— С Новым годом, Нат. Спасибо тебе за все.

Я обняла ее, пока мы обе смотрели шоу. — С Новым годом, любовь моя.

Настоящее

Мои глаза нашли фотографию двухлетней давности, когда я открыла свой розовый кошелек Coach, чтобы заплатить за матча. Мои руки обнимают ее; Мария так широко улыбается, так… Полна жизни.

— Спасибо, — улыбнулась я баристе, кладя десятидолларовую купюру в банку для чаевых, не обращая внимания на жжение в глазах.

Выйдя из кафе на Северную улицу Центрального парка на 110-й улице, я вдохнула свежий весенний воздух. Цветы снова начинали распускаться, и солнце все чаще пробивалось сквозь облака.

Я пропустила неделю учебы в колледже.

Не очень хорошо, но необходимо.

С момента моего визита в полицию Нью-Йорка я была в полном беспорядке, и все, что мне удавалось делать за последнюю неделю, — это плакать, молиться, есть и смотреть телевизор.

Папа и Инес не осуждали меня; они понимали, что я скорблю, даже если я не была готова признать, что именно это я и делала. Они даже предложили провести поминальную службу по Марии, но я... отреагировал, мягко говоря, плохо.

Это была правда. Мне было грустно. Но я не сдавалась.

Я по-прежнему проводила выходные, расклеивая листовки о ее пропаже, стуча в двери и прося людей присматриваться. Я часто посещала наши любимые места, чувствуя, что вот-вот столкнусь с ней в любой момент.

С момента последнего сообщения полиции Нью-Йорка мне все еще удавалось каждый день подниматься с постели и искать Марию в Саут-Бич, а также по всему Стейтен-Айленду.

Но… Ничего.

Рев двигателя заставил меня взглянуть на дорогу.

Черная спортивная машина притормозила, двигаясь с той же скоростью, с какой я шла. Тонированное стекло со стороны пассажира опустилось, и вот он уже стоял, перегнувшись со стороны водителя, и смотрел прямо на меня.

Свирепость среди элегантности.

— Садись.

— Ты с ума сошел? — Прошипела я, мои розовые каблучки застучали быстрее, поскольку я даже не пыталась замедлиться.

— Садись, — настаивал Тревор. — Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.

— Нет. — Я была всего в паре минутах ходьбы от кампуса. Мне это было не нужно.

— Если ты не сядешь, я найду того слабака, с которым ты была на прошлой неделе, и выбью из него все дерьмо.

Я остановилась, машина тоже. Парень с курса по коммуникации? Серьезно?

Я медленно повернулась к нему. — Ты бы не стал.

— Хочешь узнать?

Как раз в этот момент солнце выглянуло из-за моей спины, когда я переключила вес с одного розового стилета на другой, и луч упал прямо на Glock у него за поясом, заставив его сверкнуть.

Это меня не испугало.

Что помогло, так это осознание того, что ему он даже не понадобится, чтобы причинить кому-то боль.

Он протянул руку и распахнул передо мной дверь. Я посмотрела в обе стороны 110-го тротуара; на другую сторону улицы. По улице проезжали машины, люди со своими собаками проходили мимо, направляясь в Центральный парк.

Потерпев поражение, я села в машину.

В тот момент, когда Тревор съехал с тротуара и окно поднялось, я пожалела о своем решении так, как и предполагала, что пожалею. Машина была звукоизолирована от внешнего мира, из-за чего мне было неприятно слышать свое дыхание. Я была уверена, что он даже мог слышать мое учащенное сердцебиение.

Чтобы занять себя, я пристегнула ремень безопасности, и мой взгляд упал на эмблему руля под рукой Тревора: Ferrari.

Атмосфера была напряженной до того, как мы попали в небольшое движение.

— Ты вернулась.

— Что? — Я отвлеклась, разглядывая чистый салон машины.

Тревор повернулся, чтобы посмотреть на меня, его голова откинулась на подголовник сиденья. От его взгляда между нами возникает напряженный гул, соответствующий звуку мощного двигателя автомобиля. — Ты пропустила всю прошлую неделю. Что случилось с "Мисс идеальная ученица"?"

Несмотря на его непринужденный вид, его вопрос показался мне ловушкой.

— Верно. Э-э... — Я прочистила горло. — Меня тошнило. — Заткнись.

— Именно так и сказала Кали.