— Мэдс, как ты сюда попала? — спросил он. — Не думаю, что это безопасно.

— Мне сказали, что всё в порядке, — ответила Мэдди. — Сказали, я могу просто пройти.

— Ты уверена? Это тебе специалист по ядерке сказал?

— Медсестра на ресепшене. А кто такой специалист по ядерке?

— Техник ядерной медицины, — пояснил Босх. — Это она втыкает иглу, вешает пакет, запускает процесс. Только, кажется, приходит сюда в свинцовом жилете.

— Наверное, потому что постоянно под радиацией, — сказала Мэдди. — Или хочет родить детей.

— Ей минимум за шестьдесят.

— О. Ну, я не собираюсь тут надолго задерживаться. Просто хотела хоть раз посмотреть, что они с тобой делают. И отвезти тебя домой.

— Я могу взять «Убер». Обычно так и делаю. Но я всё равно думаю, тебе не стоит здесь находиться. И нам не стоит ехать в одной машине. Возможно, ты когда‑нибудь захочешь детей.

— Папа, позволь мне сделать хотя бы это, хорошо?

— Ладно, ладно. Спасибо, что пришла. Спросим у врача, всё ли в порядке.

— Как скажешь.

Она кивнула на пакет капельницы:

— Так вот в чём всё дело, — сказала она. — И что там на самом деле?

— Это просто физраствор, — ответил Босх. — По нему мне вводят радиоактивный изотоп. Предполагается, что дозы хватает, чтобы убить рак, но не хватит, чтобы убить пациента — то есть меня. Весь фокус в этом балансе.

Мэдди, казалось, колебалась, прежде чем задать главный вопрос:

— Они уже знают, что это работает?

— Пока нет, — сказал Босх. — Это последний укол, а через пару месяцев сделают анализы и посмотрят, что происходит.

— Прости, папа, что я тебя на это толкаю, — сказала она. — Я знаю, ты не… очень хотел.

— Нет, это было моё решение, — возразил он. — И слушай, если я смогу ещё немного задержаться здесь, то увижу, какой ты станешь полицейской, и, может, и сам ещё немного поработаю.

Он кивнул на столик у кровати и папку с делом.

— Это одно из дел проекта «Невиновность»? — спросила она.

— Да, — сказал Босх. — Только так его называть нельзя — настоящий «Проект «Невиновность»» может обидеться.

— Поняла. И как вы тогда это называете?

— Хороший вопрос. Не знаю, придумал ли Микки уже название.

— Что у вас за дело? — спросила она.

— Парня осудили за то, что нанял киллера, — сказал он. — Тот должен был убрать его делового партнёра. Парень утверждает, что не нанимал. Что это сделал кто‑то другой. Проблема в том, что киллер дал против него показания в суде.

— Тогда зачем вы это дело изучаете?

— Сам не знаю до конца, — сказал он. — Что‑то в его письме Микки зацепило. Возможно, я и не прав. Я вытащил всё дело из архива суда, дочитаю и решу, копаться дальше или нет. В конце концов, что мне ещё здесь делать? Играть в видеоигры на телефоне?

— Вот уж день, — усмехнулась Мэдди. — А как насчёт другого дела? С той женщиной из…

— Чино? Микки готовит ходатайство о пересмотре дела, и мы над этим работаем вовсю. Ещё много дыр, которые нужно закрыть. Следователь Микки, Циско, только что нашёл ключевого свидетеля, с которым мне надо поговорить.

Мэдди снова кивнула на капельницу:

— Но это же выбьет тебя из колеи на пару дней, да?

— Может, на день, — сказал он. — Не уверен. Каждый раз дозу повышают, так что да, это немного меня уложит. По крайней мере до вечера.

— Тебе нужно перестать работать на Микки и сосредоточиться на здоровье. Полностью.

— Слушай, со мной всё будет в норме через…

— Я серьёзно, папа, — перебила она. — Твоё здоровье должно быть на первом месте.

— А я считаю, что работа и вовлечённость — часть общей картины, — сказал он. — Когда я этим занимаюсь, мне лучше. Иначе чувствую себя бесполезным и скатываюсь в депрессию.

— Я только говорю, что тебе надо притормозить, — сказала она. — Если лечение сработает, ты сможешь вернуться ко всем этим делам. Эти люди никуда не денутся…

Она осеклась, когда дверь открылась, и вошёл мужчина в светло-голубом лабораторном халате. Телосложение у него было подтянутое, на носу — очки, волосы уже редели, но на вид ему едва перевалило за тридцать. Свинцового жилета под халатом, судя по всему, не было.

— О, не знал, что у вас гости, Гарри, — сказал он.

— Это моя дочь, Мэдди, — ответил Босх. — Она отвезёт меня домой, если вы скажете, что для неё это безопасно.

Мужчина протянул ей руку:

— Остин Феррас, — представился он. — Врач вашего отца.

— О, — сказала Мэдди.

— Что‑то не так? — спросил Феррас. — Могу выйти и вернуться позже.

— Нет, всё в порядке, — сказала Мэдди. — Просто… я ожидала кого‑нибудь постарше.

— Я сам до сих пор к этому привыкаю, — улыбнулся Феррас. — Но не переживайте, ваш отец в надёжных руках. У него есть я и ещё целая команда людей, которые за ним следят. И вы можете без опаски его везти. Гарри, конечно, вспыльчивый парень, но радиоактивностью особо не светится.

Феррас повернулся к Босху:

— Как вы себя сегодня чувствуете, Гарри?

— Скучаю, — ответил Босх.

Феррас подошёл к стойке с капельницей и оглядел пакет. Поднял руку и щёлкнул пальцем по пластику.

— Почти закончили, — сказал он. — Сейчас Глория вас отключит, и вы скоро будете дома.

В специальном кармане на стойке лежал планшет. Феррас достал его и просмотрел записи, сделанные техником ядерной медицины. Спросил:

— Итак, побочные эффекты?

— Как обычно, — сказал Босх. — Лёгкая тошнота. Кажется, вот‑вот вырвет, но этого не происходит. Вставать я с момента, как сюда приехал, не пробовал, но уверен, это будет приключение.

— Головокружение — обычный побочный эффект, — кивнул Феррас. — Долго длиться не должно, но мы хотим, чтобы вы побыли здесь, пока не убедимся, что всё в норме. Как насчёт шума в ушах?

— Есть, если о нём подумать, — ответил Босх. — Или если его кто‑то упоминает.

— Прости, Гарри, но я обязан спрашивать, — сказал Феррас.

— Если вы не против, я хочу уйти, как только меня отключат, — сказал Босх. — Вести не буду, Мэдди отвезёт.

Феррас посмотрел на Мэдди, ожидая подтверждения.

— Я отвезу его, — сказала она.

— Отлично, — сказал Феррас.

Он сделал пару пометок в планшете, убрал его в карман и повернулся к выходу:

— Рад был познакомиться, Мэдди. Присматривайте за ним.

— Хорошо, — сказала она. — Но прежде, чем вы уйдёте… Вы, наверное, уже заметили, что у моего отца не лучшие навыки коммуникации. Объясните мне, пожалуйста, простым языком, что вы с ним делаете и в чём суть этого клинического исследования. Он мне толком ничего не сказал…

— Я не хотел, чтобы ты волновалась, — вставил Босх.

— С удовольствием, — сказал Феррас. — Как вы, вероятно, знаете, рак у вашего отца в костном мозге. В рамках исследования мы берём терапию, показавшую эффективность при других видах рака, и проверяем её в его случае.

— Терапию? — переспросила Мэдди. — Что это значит?

— Это изотоп, — ответил Феррас. — Технически — лютеций‑177. В последние годы он успешно применяется против рака предстательной железы и других опухолей. Наше исследование и клиническое испытание как раз и нацелены на то, чтобы понять, даст ли терапия лютецием‑177 похожие результаты при раке у Гарри. Скоро мы это увидим.

— А как вы поймёте, сработало или нет? — спросила Мэдди.

— Через четыре–шесть недель мы сделаем Гарри биопсию, — сказал Феррас. — Он придет на процедуру, потом вернётся домой, а результаты покажут нам картину.

— Какую биопсию? — уточнила Мэдди.

— Мы войдём в кость и возьмём костный мозг, — сказал Феррас. — Так мы получим самые точные данные. Это инвазивная процедура, сразу скажу: будет дискомфорт. Придётся войти в одну из крупных костей, скорее всего бедренную.

— Может, хватит об этом? — сказал Босх. — Не то, о чём я хочу сейчас думать.

— Простите, Гарри, — сказал Феррас.

— Последний вопрос, — сказала Мэдди. — Сколько времени пройдёт после биопсии, прежде чем будут результаты?

— Не так уж и много, — ответил Феррас. — В зависимости от картины, возможно, через три месяца сделаем вторую биопсию.