Она глубоко вдыхает, сжимает руки в кулаки и поднимает на меня взгляд.

— Я скажу, — тихо, но четко произносит она. — Я все вам расскажу, лорд Джонатан. Все, что видела.

Амелия

Боль — это первое, что приходит ко мне. Тупая, ноющая боль в виске, в боку, в каждой мышце. Я пытаюсь пошевелиться, и тело отвечает пронзительным протестом. Я лежу на чем-то мягком. Запах… не больницы. Не пыли, трав и старого дерева. Здесь пахнет воском, мылом и чем-то чужим, мужским.

Память возвращается обрывками, как удары кинжала. Повозка. Грубые руки. Удушающая ткань мешка на лице. Голос Мартина, полный отчаяния. И… его голос. Джонатана. Громовый, яростный, полный такой животной силы, что сквозь толщу страха и паники она достигла меня.

Я медленно открываю глаза. Потолок над головой незнакомый, низкий, из темных балок. Я в маленькой, но уютной комнате. Камин потрескивает в углу, отбрасывая теплые блики на стены. Я укутана в тяжелое шерстяное одеяло.

И рядом он. Джонатан.

Он сидит в кресле у камина, неподвижный, как изваяние. Его локти упираются в колени, длинные пальцы сцеплены, а взгляд устремлен в пламя, но, кажется, он не видит его. Его лицо… оно выглядит таким усталым. Темные круги под глазами, напряженные линии вокруг рта. Он кажется старше. И беззащитнее. Эта мысль настолько неожиданна, что на мгновение перебивает боль.

Я шевелюсь, и скрип кровати заставляет его вздрогнуть. Он резко поворачивает голову, и золотые глаза, казалось, выцветшие от усталости, вспыхивают, натыкаясь на мой взгляд.

— Ты пришла в себя, — его голос хриплый, будто он не спал несколько ночей.

Он не бросается ко мне, не пытается прикоснуться. Он просто сидит и смотрит, и в его взгляде такая буря из облегчения, вины, тревоги, что мне становится трудно дышать.

Я пытаюсь сесть, но боль в боку заставляет меня резко выдохнуть. Джонатан делает порывистое движение, как будто хочет помочь, но останавливает себя, сжимая кулаки.

— Здесь был лекарь, — говорит он тихо. — У тебя ушиблены ребра, скорее всего сотрясение, множество ссадин. Но ничего… ничего серьезного. Ты будешь жива.

«Будешь жива». От этих слов по спине пробегает холодок. Значит, все было действительно серьезно.

— Где я? — мой собственный голос звучит слабо и хрипло.

— В моем охотничьем поместье. Здесь безопасно. О нем почти никто не знает.

Безопасно. После того, что случилось, это слово кажется насмешкой. Я оглядываю комнату, ища знакомые очертания, запах полыни, призрачное мерцание Альберта. Но здесь только камень, дерево и он.

— Они… те люди? — спрашиваю я, и воспоминания о грубых руках и удушье заставляют меня содрогнуться.

— Они под стражей, — в его голосе появляется стальная нотка. — Я с ними еще поговорю. Особенно с тем… Мартином.

Мартин. Его имя отзывается в груди тупой болью. Он был приманкой. Он привел их ко мне. Но в его глазах был ужас. Он не хотел этого. Я знаю, что он не хотел. Потому что он не такой. Он добрый, отзывчивый, порой чересчур наивный, но это Мартин.

— Он не виноват, — вырывается у меня. — Его заставили.

Джонатан смотрит на меня с каким-то странным, невыносимым выражением.

— Ты всегда ищешь оправдания другим, даже когда сама едва не погибла, — он качает головой. — Амелия… мы должны поговорить.

— Это не оправдание! Он не виноват. Немедленно отпусти его из-под стражи.

— Амелия…

Я отворачиваюсь к окну. За ним темный лес. Не такой, как вокруг больницы. Чужой. Я знаю, о чем он хочет поговорить. О Эмме. О той ночи. О лжи, которая сломала нас обоих. Но я так устала. Устала от боли, от недоверия, от этой постоянной войны внутри себя.

— Я не хочу, — шепчу я. — Не сейчас. Сначала отпусти его. Ему и так нелегко.

— Хорошо. Я отпущу его, и я все понимаю. Но наш разговор нельзя откладывать, — он делает паузу, и я слышу, как тяжело он дышит. — Астра была здесь. Она рассказала мне… что видела в ту ночь.

Я замираю. Сердце заходится где-то в горле. Я медленно поворачиваю к нему голову.

— Что?

— Она видела, как я зашел к Эмме. И видела, как я вышел. Я был там совсем недолго, Амелия. Очень недолго. И вышел… сам.

В груди что-то сжимается, холодное и тяжелое. Ледяной ком. Я не хочу это слышать. Не хочу, потому что тогда рухнет вся моя защита, вся стена из гнева и обиды, что держала меня на плаву все эти недели.

— Она могла солгать, — говорю я, но в моем голосе нет уверенности.

— Зачем? Ранее ей угрожала твоя сестра. Она боялась. После того, как ты сбежала со свадьбы, Астра скрылась вслед за тобой. Она просто исчезла, а обнаружил я ее здесь. Потому что она одна из немногих, кто знает об этом месте. И сейчас, увидев тебя… она не смогла молчать.

Я закрываю глаза. В голове снова всплывает та картина. Беседка. Его руки на талии Эммы. Ее торжествующий взгляд. Его слова… Его слова, которые резали, как нож.

— Я видел то же, что и ты, — его голос звучит прямо надо мной. Я открываю глаза. Он встает у кровати, но по-прежнему не решается прикоснуться. — Но я видел это через пелену какого-то дурмана. Я помню запах ее духов, удушливый, сладкий. Помню, как мир поплыл. А потом… провал. Я очнулся в ее покоях с чувством грязи и стыда, с синяками, которых я не оставлял. И с одной мыслью: «Я предал тебя». Мой самый страшный кошмар стал явью.

Он говорит, и я вижу боль в его глазах. Настоящую, неприкрытую боль. И часть меня, та, что все еще любит его, кричит, чтобы я поверила. Но другая, израненная и запуганная, сопротивляется.

— Почему ты не сказал мне тогда? — мой голос срывается на шепот. — Почему не объяснил?

— Потому что я был идиотом! — в его голосе прорывается отчаяние. — Я думал… я думал, что если ты возненавидишь меня, если я сам оттолкну тебя, то ты уедешь, найдешь кого-то лучше. А я… я останусь и буду разбираться с этим в одиночку. Я хотел найти доказательства, понять, что произошло. Это была трусость. Глупость. Я не прошу простить меня. Я прошу… дай мне возможность доказать.

Он опускается перед кроватью на одно колено, так что наши глаза оказываются на одном уровне. Он не умоляет. Он смотрит на меня с такой серьезностью, с такой надеждой и таким страхом, что у меня перехватывает дыхание.

— Дай мне возможность показать тебе правду. Не на словах. Не через чужие рассказы. А именно показать.

— Как? — вырывается у меня. — Вернешь время вспять?

Он глубоко вдыхает.

— Я слышал… я знаю, что существуют способы. Зелья. Ритуалы. Они позволяют увидеть прошлое. Увидеть воспоминания. Я прошу тебя… давай создадим такое зелье. Для меня. Я выпью его, и ты увидишь. Увидишь ту ночь моими глазами.

— Ты с ума сошел? — я пытаюсь встать, но боль приковывает меня к месту. — Я не алхимик! Я не колдунья! Я… я просто…

Я замолкаю. Я не «просто». Я та, чьи руки светились. Та, что спасла его брата силой, о которой даже не подозревала. Та, что нашла книгу, которая открывается кровью.

И меня осеняет. Больница. Книга бабушки.

Там были разделы, которые я даже не пыталась читать. Сложные схемы, странные ингредиенты. Зелья. Ритуалы.

Джонатан видит перемену в моем лице.

— Что? — тихо спрашивает он.

Я смотрю на него, на его напряженное лицо, на глаза, полные решимости и страха. Он готов пройти через это. Готов выпить неизвестное зелье, которое, возможно, убьет его, лишь бы я поверила.

И я понимаю, что тоже хочу ему верить. Отчаянно хочу.

— Я не умею, — повторяю я, но теперь в моем голосе уже нет отказа. Есть вызов. — У меня ничего нет. Ни ингредиентов, ни инструментов, ни знаний.

— Тогда скажи, что нужно. Я достану все. Любую книгу, любой корень, любую пылинку с Луны.

Я качаю головой, и слабая улыбка трогает мои губы.

— Нет. Не нужно ничего доставать, — я делаю глубокий вдох, чувствуя, как боль в боку отступает перед нахлынувшей решимостью. — Все, что мне нужно, уже есть. В одном месте.

Он смотрит на меня, не понимая.