— Я… я не знаю.

Кот прыгает на кровать и тычется носом в рану:

— Интересно. Твоя кровь… она что-то помнит или это совпадение?

За окном громыхает гром, хотя небо было ясным. Где-то в глубине больницы падает что-то тяжёлое, а потом раздаётся звук, будто кто-то сорвал огромный засов.

Незнакомец открывает глаза. На этот раз ясные.

— Ты… — он хватает меня за запястье, и его пальцы обжигающе горячие. — Ты должна бежать. Он идёт за тобой. Джонатан… он никогда не оставит тебя.

Сердце пропускает удар.

— Что? — мои руки сжимаются на крепком мужском запястье. Его сердце бьется размеренно, словно он наконец-то расслабился и его больше ничего не беспокоит.

— Бегите, — хрипит он.

— О чем вы говорите? — спрашиваю я, но он уже снова теряет сознание, а за окном, в ночи, раздаётся знакомый рёв разгневанного дракона.

Амелия

Я замираю у окна, когда знакомый силуэт появляется в лунном свете. Джонатан. Но не тот холодный аристократ, что разбил мне сердце, причинив нестерпимую боль. Нет. Сейчас его одежда в беспорядке, волосы растрепаны ветром, а в глазах… не ярость, а какое-то странное отчаяние.

— Он нас всех убьёт! — шипит кот, задом пятясь под кровать.

— Будто это возможно, — фыркает Альберт, занимая место рядом со мной и внимательно всматриваясь вдаль. — Или же ты вновь решил считать себя не кем-то иным, а самым живым из всех живых?

— Лучше уж так, чем вечно ныть, что не можешь проверить пульс.

— Он пришел не убивать, — шепчу я сама себе, чувствуя, как бешеный стук сердца постепенно утихает.

Кот фыркает, заползая под кровать так, что остаются торчать одни усы.

— Ага, просто на чай заглянул. Жаль, только что у нас печенья нет для такого повода.

Незнакомец на кровати внезапно приходит в себя, и его пальцы тут же впиваются в моё запястье.

— Не впускай его! Он… он не понимает…

Грохот распахнувшейся входной двери прерывает его. Я выскакиваю в коридор, чувствуя, как больница вокруг меня напрягается. Стены под пальцами становятся теплее, недавно развешанные лампы начинают моргать.

Джонатан стоит посреди холла, его плечи тяжело вздымаются. Он медленно поднимает на меня глаза, и я вижу в них не ненависть, а… нечто другое. Более глубокое.

— Амелия, — его голос надламывается. — Ты здесь…

— Здесь.

— Вот почему я не смог тебя найти. Больница. Она скрывала тебя от меня, потому что… — его взгляд скользит по стенам, потом перекидывается на мои руки, которые внезапно начинают гореть, и в конечном итоге он останавливается на мне. — Ты хотела, чтобы я тебя не нашел. Хотела спрятаться, укрыться, потому что…

— Я все еще мечтаю о том, чтобы ты исчез, Джонатан. Уходи и оставь это место в покое. Ты пугаешь… — оглядываюсь, стараясь подобрать правильное слово. — Местных жителей.

— Амелия, но ты должна отдать моего брата.

Я скрещиваю руки на груди, чувствуя странную уверенность в собственных силах.

— Ты пришёл в мой дом и отдаёшь приказы? Это не похоже на тебя, Джонатан. Куда делась вся твоя сдержанность?

Он делает шаг вперёд, и я замечаю, как его руки дрожат.

— Амелия, ты не понимаешь. Серафим… мой брат… он опасен. Не для меня. Для тебя. Ему нельзя доверять. Он лжец и…

— А ты? Разве ты не лжец? — сердце больно сжимается в груди. Перед глазами вспыхивают картинки, как он и моя сестра… как они в той беседке… и его слова… — Ты никогда не любил меня, Джонатан.

— Я… Нам нужно с тобой поговорить обо всем случившемся, но позже. Сейчас мне нужен мой брат, — в его голосе вновь слышится сталь.

— Этого не произойдет. Пока он в больнице, он мой пациент, а я не позволю кому бы то ни было вредить моим пациентам.

— Ох, что сейчас будет, — доносится из палаты скрипучий голос Альберта, но кажется, что слышу его только я.

За моей спиной раздаётся шорох. Я оборачиваюсь. Мой пациент. Незнакомец, который едва находился в сознании, сейчас стоит посреди коридора и держится за стену, словно в ней его единственная опора. Он бледный, как смерть, но на его губах играет странная улыбка.

— О, братец, — его голос звучит как скрип несмазанных дверей. — Ты нашел меня довольно быстро, учитывая, что я использовал заклинание пустоты и замел все свои следы.

— Ты должен немедленно вернуться в замок! — рычит Джонатан, и его глаза вспыхивают пугающей злостью.

— Прости, но это не входило в мои планы, пока я в… — он обводит одной рукой свое тело, — в таком состоянии.

— Я не позволю тебе остаться здесь.

— Ты всё ещё веришь, что можешь её защитить? От меня? От правды? Единственный, от кого ее стоит защищать — это ты, Джонатан.

Джонатан внезапно выглядит таким молодым, каким я никогда его не видела.

— Амелия, пожалуйста… Он хочет использовать тебя. Твою силу. Больница открылась тебе не просто так, и он знает почему.

Я смотрю то на одного, то на другого, чувствуя, как в груди разгорается то самое странное тепло. Как что-то в моих венах начинает пульсировать. Как силы наполняют меня изнутри. Это магия. Еще такая непривычная, но уже моя.

— Может, хватит говорить обо мне в третьем лице? Кто-нибудь объяснит, что происходит?

Серафим делает неуверенный шаг вперед. Его колени слегка подкашиваются, но он не позволяет себе упасть, держась из последних сил.

— Милая Амелия, — его голос внезапно становится тёплым, почти ласковым. — Мой брат так и не рассказал тебе, почему на самом деле так хотел жениться на тебе? Не из-за договора. Не из-за политики.

Джонатан делает резкое движение, но больница реагирует мгновенно. Лозы с потолка опутывают его руки.

— Замолчи! — его рёв наполнен настоящей болью.

Серафим улыбается, и что-то в этой улыбке заставляет меня отступить на шаг назад.

— Он хотел жениться на тебе, потому что знал, что однажды твой дар проснётся. И он хотел быть рядом, когда это случится. Чтобы контролировать. Чтобы управлять твоей силой. Чтобы стать тем, кто будет неуязвим даже в самой опасной схватке.

Я поворачиваюсь к Джонатану, и в его глазах вижу не отрицание, а… стыд?

— Это… не совсем так, — шепчет он.

Внезапно осмелевший кот выходит из своего убежища и трётся о мои ноги:

— Ну вот и началось. Семейные разборки.

А в груди у меня разгорается тот самый странный жар, и я понимаю, что сегодня я наконец могу получить ответы на все свои вопросы. На все. До последнего.

Амелия

Я стою перед Джонатаном, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони, а в груди бушует настоящая буря. Ярость и боль сплетаются в тугой узел, который душит меня изнутри. Солнечный свет, пробивающийся через разбитое окно, падает на его лицо, и я вижу каждую черточку, каждый мускул, которые когда-то знала так хорошо.

— Джонатан, уходи! — мой голос звучит хрипло, будто я бежала несколько миль без остановки. — Ты осмелился прийти сюда после того, как…

Я не могу договорить. Картинка снова всплывает перед глазами. Она преследует меня, стоит мне только подумать о том, что я видела в день собственной свадьбы, и в горле встает ком.

— Амелия… — Джонатан делает шаг вперед, но я резко отступаю.

— Не подходи ближе! Ты предал меня! В день, который должен был стать самым счастливым в моей жизни, ты… — я задыхаюсь, чувствуя, как в глазах начинает щипать от подступающих слез. — А теперь ты стоишь здесь и просишь поверить тебе⁈

Кот, до этого тихо сидящий в стороне, поднимает голову.

— Ну наконец-то! Я думал, что ты будешь сюсюкаться с ним еще час.

Джонатан не обращает на него ни малейшего внимания. Его золотые глаза темнеют, становясь почти янтарными.

— Ты не понимаешь всей ситуации, Амелия! Я…

— Что я должна понимать? — перебиваю я, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. — Что ты целовал мою сестру из жалости? Что это был какой-то благотворительный поцелуй⁈ Что ночь, проведенная в ее покоях, это лишь случайность?