— Вот только это вряд ли, Стоун, – бормочу я себе под нос, лениво пнув воздух, и чувствуя себя дерьмово, бреду к машине.

По дороге домой ощущение, что я последний придурок, только усиливается.

Может, это и к лучшему. Дистанция поможет взглянуть на все трезво. Даст время остудить эти непонятные чувства, пока я не разберусь в них. Пока не обуздаю их до уровня того, что испытывает Стоун. Возможно, между нами просто секс. И что в этом плохого? Она ведь все равно уезжает в конце года, так что вариант секса без обязательств – самое то. Большинство придурков продали бы родную бабушку, чтобы оказаться на моем месте.

Думаю, я должен быть счастлив, верно?

Но нет. Я чертовски несчастен.

И поскольку жизнь просто обожает издеваться надо мной, едва я переступаю порог дома, как меня встречает новый виток полного пиздеца. В прихожей, будто ждало момента вогнать мне каленое железо в задницу – и даже без смазки, заметьте, – лежит очередное письмо с приказом от Общества, напоминающее, кто здесь чертов хозяин.

На хрен эту ночь!

Я так чертовски устал от всего этого.

Финн

После вчерашних событий я ворочаюсь в постели, пытаясь придумать, как выпутаться из этой дерьмовой передряги. Но сколько ни бьюсь – ничего в голову не приходит. В итоге я просто смотрю в потолок, снова и снова прокручивая в памяти тот майский вечер, ставший роковой точкой отсчета для всего, что происходит сейчас.

Из-за одного единственного момента – одной ошибки – моя жизнь рассыпалась в прах.

Мало того, что меня шантажирует сам воплощенный Бугимен, так из-за него же я и встретил единственную девушку на этом богохульном свете, которая для меня хоть что-то значит. Как бы там ни было, незнание – действительно блаженство. Если бы эта дерзкая южанка не попала в поле моего зрения, если бы она как-то не умудрилась перейти дорогу Обществу, мне бы сейчас не пришлось чувствовать себя загнанным в угол, вынужденным выбирать между ее жизнью и своей.

Когда наступает рассвет, и первые лучи солнца касаются моего лица, я тут же проклинаю его. Ненавижу, что в Эшвилле снова будет солнечный день, когда внутри меня – лишь мрак и опустошение. Черт возьми, ведь на дворе уже сентябрь. Пора, когда деревья должны сбрасывать пожелтевшие листья, напоминая, что ничто не вечно. Хотя, если честно, я не нуждаюсь в напоминании.

Я прикрываю рукой глаза, пытаясь защититься от света, но в этом нет толка – мой разум уже вовсю работает. Черт! Кого я обманываю? Хаос в моей голове не стихал ни на минуту. Он работает на пределе, без передышки, с того самого момента, как я вернулся домой после провального первого свидания со Стоун.

Не то чтобы все прошло плохо. На самом деле, большую часть времени было чертовски здорово. Вот только финал оказался… сокрушительным.

Черт!

Если продолжу об этом думать, то окончательно свихнусь.

Я сажусь, крепко сжимаю край матраса и опускаю босые ноги на дубовый пол, уставившись на очередной "подарок" судьбы – маленькую черную коробку на тумбочке, которую любезно прислало мне Общество.

Как истинный мазохист, я беру ее и открываю крышку. Внутри – новенький телефон. Если бы кто-то сейчас вошел, то подумал бы, что я его только что купил и еще не успел распаковать. Но это не так. Я даже не хочу к нему прикасаться. Будь моя воля, я бы закопал эту штуковину в дубовых лесах Оукли и забыл бы о ней как о страшном сне. Но мне не так повезло.

Внутри черной коробки, рядом с телефоном, лежит третье письмо от Общества. И если я подчинюсь их требованию, возможно, оно станет для меня последним.

Мазохист во мне сжимает черную бумагу, и золотые буквы сообщают мне их окончательный приговор.



Ублюдки!

Клянусь, когда Линк и Кольт наконец вычислят, кто стоит за всем этим дерьмом с Обществом, я скручу из них фарш, живьем сдеру кожу и заставлю проглотить каждое из тех писем, что они слали, пытаясь уничтожить Стоун. Я остановлюсь только тогда, когда они почувствуют такую же беспомощность, в которую вогнали меня.

Ублюдки. Все они!

Швыряю письмо обратно в коробку – даже держать его в руках больше не могу – и иду к шкафу. Я приседаю на корточки и засовываю ее в самый дальний угол, прикрыв старыми футбольными щитками на случай, если кто-то будет рыться.

— Вот так , – хрипло бормочу я, вытирая ладони о спортивные штаны. Даже прикосновение к этой дряни оставляет ощущение грязи.

Эти сволочи дали мне неделю. Именно столько времени есть у Линка и Кольта, чтобы собраться с силами и найти хоть что-то, что поможет раздавить этих ублюдков раз и навсегда. Я даже готов помочь с поисками, если это ускорит дело. Но если мы так и не выйдем на след членов Общества, то, думаю, мне точно крышка.

Хотя сейчас я слишком измотан, чтобы заглядывать так далеко вперед. Мой взбалмошный разум пытается справиться с израненным сердцем. Дайте мне хотя бы пару дней, чтобы зализать раны, прежде чем я буду вынужден принять решение, которое повлияет либо на мою жизнь, либо на жизнь парней, либо на жизнь Стоун.

Быстро приняв душ, я спускаюсь вниз позавтракать, но на секунду замираю в дверном проеме, увидев отца за кухонным столом с газетой. Мама пытается накормить годовалого сына моего брата Кэлвина, но на ее шелковой блузке оранжевого пюре больше, чем во рту у маленького Ноа.

— Доброе утро, – бормочу я, набравшись смелости войти.

— М-м, – не отрываясь от спортивного раздела, бурчит в ответ отец.

Я подхожу к маме, целую ее в щуку и накладываю себе еду.

— За вчерашним воскресным ужином все скучали без тебя, – говорит мама, чередуя слова со звуками самолетика, пытаясь уговорить Ноа открыть рот для тыквенного пюре.

— Прости, – отвечаю я, садясь за стол и набивая рот хрустящим беконом.

— Почему ты не смог прийти? Совсем вылетело из головы, – допытывается она, делая вид, будто понятия не имеет о причине моего отсутствия.

Она изображает беспамятство и отстраненность – две черты, абсолютно не свойственные моей матери. От Шарлин Уокер ничего не ускользает, в том числе и причина моего отсутствия прошлым вечером.

Воскресные ужины в доме Уокеров – святое дело. Вся семья собирается за столом, чтобы отведать лучшие блюда южной кухни, которые обычно готовят мама и наша домработница Марта. Это единственный день недели, когда все оказываются под одной крышей – едят, пьют и с упоением лезут в дела друг друга.

Поверьте, я ничего не потерял, пропустив вчерашний ужин. За свои двадцать два года я уже сполна хлебнул "Уокеровских" драм. Если и пропустил вчерашнее представление, то на следующей неделе мне все равно перескажут самые сочные моменты – хотя для меня эти ужины давно превратились в повторяющийся сериал.

Я запихиваю в рот еще одну вилку еды, надеясь, что она отстанет. Но даже если мама и поняла намек, сдаваться не собирается.

— Финн, милый, не торопись. Ну же, расскажи, как прошел твой вечер?

— Нормально, – отвечаю я с равнодушной улыбкой.

— Просто "нормально"? Уверена, ты можешь рассказать подробнее. Все-таки не каждый день мой младшенький начинает ухаживать за девушкой.

— Я ни за кем не ухаживаю. И, кстати, кто вообще сейчас говорит "ухаживать"? Мы же не в театральной постановке "Унесенных ветром", мам. Не надо подражать Скарлетт О’Хара²⁵. Да и вообще, ты же говорила, что не помнишь, чем я вчера занимался. Врать – это грех, мама, – подкалываю я, указывая на нее вилкой.