Она бросает взгляд через мое плечо – туда, где сидит мисс Косички с жвачкой. Очевидно, они не в восторге друг от друга.

"Не знаю ни какую Стоун" – ага, конечно, как же!

— Не здесь, – тихо шепчет она, и мой позвоночник мгновенно реагирует, выпрямляясь. Я уже на взводе.

Не теряя ни секунды, я беру ее за руку и вывожу из здания, чтобы усадить на пассажирское сиденье своего Порше. Открываю перед ней дверь, хотя знаю, как она ненавидит эту показную галантность. Но не могу удержаться. То ли она снисходительно позволяет мне это, не упрекая, то ли слишком погружена в свои мысли, чтобы заметить. Я бегу к другой стороне машины, хлопаю дверью и с нетерпением жду, когда же она наконец выложит, что ее так беспокоит. Но в тот момент, когда я готов услышать ее признание, у меня в животе скручивается узел.

Черт! Неужели дело в Обществе? Должно быть, так оно и есть. Что еще могло заставить Стоун покраснеть и так расстроиться?

— Не слышу ни слова из этих прекрасных губ, Стоун. Говори, пока я не перекинул тебя через колено и не заставил силой.

— Какой ты очаровашка, – фальшиво возмущается она.

Я знаю, что одна только мысль о порке на моих коленях уже заставляет ее ерзать на сиденье. Но это придется отложить. Сейчас меня куда больше интересует, какое дерьмо ее так взволновало.

— Стоун!

— Ладно, ладно! Господи, ты невыносим, когда чего-то хочешь.

— Не делай вид, что удивлена. Ты же меня знаешь.

— Да, знаю, – хрипло отвечает эта чертовка с южным акцентом.

— И не пытайся смягчить меня. Просто скажи, в чем дело, – искренне прошу я, сжимая ее руки в своих.

После долгой паузы ее плечи бессильно опускаются, а голова склоняется – она не хочет смотреть мне в глаза, признаваясь в своих тревогах.

— Это моя мама, – бормочет она.

— Твоя мама? – удивляюсь я.

Я ожидал услышать что-то про Общество, но уж точно не про ее мать.

— Стоун? Что с твоей мамой?

Она тяжело вздыхает, откидываясь на подголовник.

— Вчера она снова впустила в трейлер своего придурка бывшего. Наверное, для последнего "прощай", для перепиха из ненависти… Не знаю и не хочу знать. Но проснувшись сегодня утром, она обнаружила, что он рылся в ее вещах и украл те жалкие деньги, что она припрятала. – Раздраженно объясняет она. — А раз сегодня я не работаю, то не получу чаевых, чтобы дать ей. Я и так осталась без гроша после того, как отдала ей почти всю прошлую зарплату.

— Ты отдаешь матери свою зарплату? Почему? Она не может работать?

— Все не так просто, – Стоун качает головой. — В этом городе трудно найти работу, если у тебя инвалидность. А пособий едва хватает. Те жалкие талоны на еду не покрывают все расходы.

— Где она живет? – спрашиваю я, застегивая ее ремень безопасности.

— Зачем тебе это? – подозрительно хмурится она.

— Потому что прямо сейчас мы едем к ней. Разберемся с этим, и начнем наш вечер.

Она хлопает ладонями по своим обнаженным коленям и бросает на меня злобный взгляд.

— Финн, я же только что тебе сказала. У меня нет лишних денег, чтобы дать ей.

— У тебя нет, но к частью для тебя, у меня есть, – язвительно отвечаю я, заводя двигатель.

— Мне не нужна твоя благотворительность! – резко отвечает она.

Я глушу мотор, отстегиваюсь и нависаю над ней.

— Посмотри на меня, Стоун. Посмотри на меня внимательно. – Приказываю я, беря ее за подбородок. — Я похож на парня, который занимается благотворительностью? Черта с два. Я эгоистичный ублюдок, и я это признаю. Это не имеет ничего общего с помощью твоей матери. Это гарантия того, что ее дочь через пару часов будет скакать на моем члене, как на батуте. Вот и все. – Вру я, сохраняя невозмутимое выражение лица.

Она закусывает губу, сверля меня взглядом, но, поняв, что я не отступлю, в ее глазах вновь появляется игривый блеск.

— Неужели ты так возбужден, что готов не только познакомиться с моей мамой на первом свидании, но и оплатить ее счет за электричество?

Я хватаю ее руку и прижимаю к своей ширинке, и мой член тут же вздрагивает от одного ее прикосновения.

— Достаточно возбужден для тебя, малышка?

Она сужает глаза, но игривая усмешка, играющая на ее губах, – все, что мне нужно, чтобы понять: она проглотила наживку. Неважно, считает ли она меня эгоистичным и самовлюбленным. Лишь бы Стоун была в порядке – больше мне ничего не нужно. Рано или поздно именно я причиню ей боль. Общество позаботится об этом. Так что, если сейчас я могу заботиться о ней – сколько она еще позволит, – то неважно, как именно я это делаю. Неважно и то, какие мотивы она мне приписывает.

Ничто не важно.

Главное – как можно дольше видеть ее ослепительную улыбку.

По крайней мере, пока Общество не положит этому конец.

Стоун

Черт побери. Она пьяна в стельку.

Я должна была догадаться. Черт!

Лучше бы Финн не лез не в свое дело. Зачем он настоял на этой поездке? И почему я так легко согласилась? Я не врала, когда сказала, что не нуждаюсь в его благотворительности. Я бы придумала, как достать деньги. Просто... мне нужно было увидеть ее. Ее истеричный голос в трубке, долгие попытки успокоиться – все это задело меня за живое. Но такова уж моя мать. В одну минуту все хорошо, а в следующую – все плохо.

Я прочитала кучу статей о том, как люди с ее диагнозом могут вести совершенно нормальную жить – главное, подобрать правильные лекарства. Вот только в этих статьях забывают упомянуть, сколько стоит игра в "угадай, какие препараты подойдут миссис Беннетт". Когда растешь в нищете, даже лекарства от простуды – роскошь. А уж экспериментировать с таблетками от биполярного расстройства... Мы не могли позволить себе перебирать варианты, если хотели иметь крышу над головой и еду в холодильнике.

— Доченька! Ты пришла! – счастливо растягивает она слова.

Я оглядываю пустые бутылки из-под виски и банки от пива – похоже, она успела купить выпивку до того, как ее придурок бывший стащил все деньги.

— Просто решила проведать тебя.

— Всегда такая заботливая. Как мне повезло с такой хорошей девочкой? – она широко улыбается и заканчивает речь пьяной икотой. Ее шаги неуверенны, зрачки расширены, и когда она начинает раскачиваться, будто на палубе, я понимаю: дело не только в алкоголе. Она еще и под кайфом. Следовало бы догадаться, что таблетки и выпивка не сочетаются. Прежде чем она рухнет на пол, я подхватываю ее.

— Перебрала, мамуль?

— Совсем чуть-чуть, крошка. Просто чтобы нервы успокоить, – ухмыляется она.

Моя мать невероятно красива, когда улыбается. В свои хорошие дни она улыбается постоянно. Пока папа был рядом, он заботился о ней и всегда находил повод рассмешить ее. Он знал, как сохранить ее настроение, как удержать от крайности. А когда ее накрывало, он хотя бы приглушал шторм – ради меня.

Все изменилось, когда его посадили. Именно тогда мама сорвалась в пропасть, так и не выбравшись. Ее улыбка уже не такая, как при нем. Но последние двенадцать лет это я присматриваю за ней, изо всех сил стараясь, чтобы у нее оставались поводы улыбаться.

— А это кто такой статный? – с любопытством тянет мама, заглядывая мне за плечо.

— Эм... – я запинаюсь, заметив, что Финн стоит в дверях, а не сидит в машине, как я велела.

— Я Финн Уокер, мэм. Друг Стоун, – представляется он, делая шаг внутрь трейлера.

— Друг, говоришь? Больше похож на сердцееда. Ты же не собираешься разбить моей малышке сердце, правда, Финн? – она смотрит ему в глаза, полувшутку-полувсерьез воркуя.

Финн нервно проводит рукой по волосам, явно спущенный.

— Мам...

— Тихо, крошка. У него есть язык – пусть сам отвечает. – Она хихикает.

— Нет, мэм. Я не собираюсь причинять Стоун вред, – тихо говорит Финн, опуская глаза.