Она так закатывает глаза, что я удивляюсь, как они до сих пор не вывалились из орбит. Моей матери хоть и за пятьдесят, но ее мастерству закатывания глаз позавидует любой подросток. Отставив баночку с детским питанием, она разворачивается, ее внимание приковано ко мне – и все из-за моего дерзкого ответа. Я безнадежно откидываюсь на спинку стула, понимая, что просто так мне не отделаться.

Отлично сыграно, Финн. Ну ты и идиот.

— Парень, ты, может, и крупнее меня вдвое, но не думай, что я не перепрыгну через этот стол, чтобы оттаскать тебя за ухо, – грозится она. — А теперь расскажи своей мамочке то, что она хочет услышать. Как прошло свидание?

— Нормально.

— Просто "нормально"?

— Да, мам. Мы поужинали, было неплохо. Потом я отвез ее в общежитие. Как я уже сказал, все было нормально.

— Если все было "нормально", то почему у тебя такой вид, будто кто-то переехал твоего щенка?

— Щенок! – восторженно орет Ноа, озираясь по сторонам в поисках животного. — Щенок! Щенок!

— Господи, Шарлин! Уйми ребенка! Неужели человек не может спокойно позавтракать в собственном доме? – взрывается отец, швыряя свою драгоценную газету на стол. — И если парень не хочет рассказывать матери все пикантные подробности своего свидания – уважай его право на личное пространство! Финну сейчас не до девчонок. Начался сезон, и ему нужно сосредоточиться на игре. Единственное, за чем он должен гнаться, – это чемпионский титул, а не юбки.

— Не все в жизни вертится вокруг футбола, Хэнк. Финн тоже имеет право на личную жизнь.

— Личная жизнь у него появится после драфта, не раньше, – сухо заявляет отец, пристально глядя на меня, словно проверяя, на месте ли у меня голова.

Я бросаю взгляд на маму: она опустила голову, уткнувшись в кофейную кружку, и не может поднять на меня глаза. Даже маленький Ноа засунул кулачок в рот, будто почувствовал напряженную атмосферу. Завтрак продолжается в неловком молчании, пока отец наконец не откланивается и не уходит по своим делам.

Как только он исчезает за дверью, я упираюсь локтями в стол и сжимаю голову руками, чувствуя, как подступает мигрень.

— Не обращай внимания на своего отца, Финн, – тихо утешает мама, чтобы он не услышал ее мятежных слов.

— Сложно не обращать, когда его голос навеки врезался в мой мозг, – признаюсь я, тряхнув головой, будто надеясь, что его слова вывалятся оттуда и перестанут меня мучать.

— Я знаю. Твой отец… трудный человек. Но он любит тебя, Финн. Он просто хочет, чтобы ты был счастлив.

— Нет, мам. Он хочет, чтобы ему было чем хвастаться перед друзьями. Мои потребности тут ни при чем.

Ее губы поджимаются, пока она изучает мое поникшее, разбитое выражение лица, но не опровергает мои слова. Она понимает – так же, как и я, – что Хэнк Уокер на самом деле хочет только одного: чтобы его сыновья стали футбольными богами, каким был он в период своего расцвета. Он хочет купаться в их славе, надеясь, что это утолит его ностальгию по тем временам, когда он выбегал на поле под крики толпы, скандирующей фамилию Уокер.

Бо сильно разочаровал его, когда бросил футбол и стал школьным учителем физкультуры. Мы все видели, чем закончилось это дерьмовое шоу. Кэлвину повезло чуть больше – он повредил колено на первом курсе колледжа, похоронив все шансы на профессиональную карьеру. Но, в отличие от Бо, маме не пришлось выдумывать для отца приемлемую альтернативу: в том же году Кэлвин перевелся на факультет спортивной журналистики. Теперь его лицо любят в каждом доме Северной Каролины – он ведет вечерние выпуски новостей, берет интервью у игроков и комментирует спортивные моменты. Отец вполне доволен: Кэлвин избежал его гнева. Но это также значит, что все его надежды теперь завязаны на одном человеке – на мне.

Мне суждено стать профессионалом. Сойти с этого пути – не вариант. Если бы я сказал отцу, что мечтаю об астрономии, мне пришлось бы навсегда попрощаться с семьей. Да, они иногда действуют на нервы, лезут не в свое дело… но это мои родные.

Я смотрю на маленького Ноа, которого мама сейчас переодевает, и думаю о всех своих племянниках. Представляю, каково это – не видеть, как они растут, не быть частью их жизни. И что-то во мне надламывается. Я готов на все ради своей мечты… но жизнь без семьи для меня немыслима.

Так что выбора нет. Буду кидать мяч, сколько потребуется и радовать старика. А когда карьера закончится, – если повезет, лет в тридцать – займусь тем, о чем всегда мечтал. Тогда уж никто не посмеет возразить. Максимум десять лет. Я уже отдал ему двадцать два – что значат еще десять?

— Эта девушка, с которой ты встречаешься… как там ее зовут? – мама явно пытается сменить тему на что-то более приятное.

Она и не подозревает, что разговор о Стоун для меня не менее болезнен, чем об отце и его требованиях насчет футбола.

— Стоун, мам. Я уже говорил.

— Ах да… Странное имя для девушки, тебе не кажется?

— Не для нее, – фыркаю я. — Когда познакомишься с ней, увидишь, как идеально оно ей подходит.

— И когда же я с ней познакомлюсь? – в ее голубых глазах вспыхивает любопытство. Лучше бы его там не было.

— Хм?

— Я спрашиваю, когда ты познакомишь ее с семьей? И не притворяйся, что не понял. Я знаю, она для тебя важна. Иначе ты бы не устроил сцену, чтобы я забронировала вам столик в "Альфонсо". Ну что, ей понравилось? Наверное, она была в восторге, когда узнала, что ты ведешь ее в самый пафосный ресторан города.

Я лишь киваю. Как сказать маме, что Стоун предпочла фудтрак тому ужину? Хотя внесенные в последнюю минуту изменения были приятными. Ненавижу эти чопорные места – столько столовых приборов, что не поймешь, какой для чего. Шесть вилок, серьезно? Да они все одно и то же делают! Сочный бургер из забегаловки у дороги гораздо лучше…

Несмотря на то, чем все закончилось, мне было хорошо. Хотя, с ней мне всегда хорошо.

— Думаю, тебе стоит привести Стоун на шестидесятилетие отца в субботу. Я бы с удовольствием познакомилась с девушкой, которая заставляет моего сына так глупо улыбаться. – Весело хихикает мама.

И я тут же даюсь в кашель, резко давясь слюной. Мама усаживает Ноа в стульчик и хлопает меня по спине, чтобы я не задохнулся от собственной глупости.

— Марта, будь добра, принеси нам апельсинового сока, – просит она нашу домработницу, которая с головой погружена в готовку, изо всех сил стараясь не рассмеяться надо мной.

— Конечно, мэм, – напевает та, лукаво поглядывая на меня.

Марта приносит сок, наливает в мой стакан и бросает на меня взгляд, в котором ясно читается: "Ну и влип же ты, дружок" – а ее всезнающая ухмылка не требует перевода.

Даже Марта понимает, что я сам себя загнал в угол. Привести девушку на мероприятие Уокеров – это перебор в любых отношениях. Все равно что вывесить гигантский билборд на весь Эшвилл: "Внимание! Этот парень занят, а девушка в его объятиях – та самая".

Бо и Кэлвин специально не приводили своих подружек на родительские вечеринки, пока не купили обручальные кольца. Вот насколько это серьезно. А мама предлагает мне притащить Стоун на день рождения отца, будто это пустяк? Полный бред!

Дерьмо! Как, черт возьми, мне теперь из этого выкрутиться?

— Я подумаю. Мы со Стоун только узнаем друг друга, и еще не дошли до стадии "знакомство с родителями".

— А ты уже знаком с ее семьей? – не унимается мама.

— С мамой, – честно отвечаю.

— Вот видишь! Если Стоун не против того, чтобы ты познакомился с ее родными, почему ты переживаешь о том, что она познакомится с твоими? Ты ведь не стесняешься нас, правда?

— Мам, честный ответ точно не добавит мне очков, – вздыхаю я.

С другого конца кухни доносится громкий хохот Марты. Даже малыш Ноа хихикает, слюнявя пеленку.

Предатели.

Мама вместо ответа дает мне подзатыльник – ее коронный прием, когда мы дерзим. Затем она возвращается к Ноа и берет его на руки.