— Во-первых, пошел ты. Конечно, я знаю, как пользоваться своими чертовыми руками. А во-вторых, я знаю, когда девушка притворяется, а когда нет. И Стоун определенно не притворялась.

— У тебя большой опыт с девушками, которые притворялись, не так ли? – шутит он, вызывая приглушенный смешок у Линка, сидящего рядом со мной.

— Еще раз, пошел ты! – шиплю я на него сквозь зубы, но этот ублюдок просто смеется над моими страданиями. — Я знал, что это плохая идея, – стону я, откидываясь на спинку сиденья и отодвигая тарелку с маффинами.

Этим засранцам удалось лишить меня аппетита, а это о многом говорит. Я крупный парень, поэтому всегда не прочь перекусить. Эти идиоты только что отбили у меня всякую тягу к сладкому.

Засранцы.

— Вы оба, прекратите! – одергивает Кеннеди, сжимая мои напряженные кулаки в своих руках. — Не слушай этих идиотов. Ты же сам сказал, что вы со Стоун хорошо провели время, верно? Может, она просто спешила, потому что утром у нее были дела. Или, может, ты ее так вымотал, здоровяк, что она просто напросто устала. – Она отчаянно пытается смягчить удар по моему самолюбию.

— Она и впрямь говорила, что у нее с утра работа, – бормочу я, все еще не убежденный.

— Вот видишь? Она просто ответственная. Не принимай это на свой счет. Вы оба хорошо провели время – вот на чем стоит сосредоточиться.

— Наверное.

Черт, кажется, я даже надулся. Что, черт возьми, со мной не так? Неужели я внезапно превратился в киску? Я опускаю взгляд вниз – вроде все на месте, но ощущение, будто мои яица отправились в отпуск вместе с членом, бросив меня одного.

Кеннеди склоняет голову набок, пристально меня разглядывая, и спрашивает:

— Она тебе нравится, да?

Я морщу лоб и непроизвольно подергиваю носом от этого вопроса, но прежде чем успеваю собраться с мыслями и ответить честно, Истон вклинивается вместо меня:

— Не лепи ерунду, Кен, и пока что не начинай планировать двойную свадьбу. Финн просто получил по самолюбию, вместо того, чтобы его потешили. Вот и все.

— Я так не думаю, – напевает она.

— Ты ошибаешься, – сухо парирует он.

— Нет, я права.

— Не в этот раз, Кен.

— Боже, ты меня бесишь!

— Ист прав? Это все? – тихо спрашивает Линкольн рядом со мной, пока Кеннеди и Истон продолжают препираться друг с другом.

Я поворачиваюсь к нему. И хотя черты его лица по-прежнему беззаботны и светлы, в глубине его голубых, как океан, глаз зарождается буря, вызванная тревогой и сожалением. Он, так же как и я, знает об угрозе, нависшей над нами. Стоун – всего лишь цель для Общества. Не больше, не меньше. Ради всех нас, мне стоит помнить об этом.

Я коротко киваю, что, кажется, облегчает тяжесть на его плечах, пусть даже на самую малость. Но его мгновенное облегчение оборачивается тяжестью в моей груди, заставляя все внутри скручиваться от неожиданного удара.

Почему у меня такое чувство, будто я только что солгал своему лучшему другу?

— Ага, я на это не куплюсь, – продолжает Кеннеди спорить с Истом. — Я думаю, Финн заинтересован в ней гораздо больше, чем вы думаете. Иначе с чего бы ему расстраиваться из-за того, что она так быстро ушла с их первого свидания?

— Это было не свидание! – отвечаем мы все трое в унисон.

— Боже, ребята, вы такие чудики. В чем проблема, если Финну нравится эта девушка?

— Кто нравится Финну? – спрашивает глубокий бархатистый голос, возвещая о непрошеном присутствии.

Дерьмо.

Мы все одновременно поднимаем глаза и сталкиваемся с двумя другими мужчинами в жизни Кеннеди: Томасом, ее женихом, и Джефферсоном, ее братом-близнецом – двумя придурками, которые, как мне хотелось бы, не подслушали наш личный разговор.

Я не так уж сильно возражаю против Джеффа, хотя он и может быть ведомым, когда захочет. Но он просто лапочка по сравнению с сыном сенатора. Вот этого засранца я терпеть не могу. Может, это моя преданность Линку делает меня предвзятым, но в этом парне есть что-то такое, что не дает мне покоя. И это никак не связано с тем, что ему нравится играть за обе команды. Мне плевать, куда он любит совать свой член. Я просто не совсем уверен, что он перестанет получать отсос от представителей всех полов, как только наденет на палец кольцо. Его папаша известен своими пристрастиями, так что, что-то мне подсказывает, что яблоко от яблони недалеко упало, когда речь заходит о Томми-бое.

— Итак? Не оставляйте нас в неведении. На кого запал Уокер? – шутит Джефф, взъерошивая мне волосы. Я шлепаю его по руке, но этот ублюдок принимает это за приглашение сесть рядом со мной.

— У Железного дровосека есть сердце? Я думал, ты сделан из стали, а не из соплей, – шутит Томми, посылая воздушный поцелуй Кеннеди.

Томми предпочитает стоять, а не сидеть рядом с Истом. Если мне он просто не нравится, то Истон ненавидит его с силой тысячи солнц, о чем Томми-бой прекрасно знает.

— Не будь придурком, Том. Тебе это не идет, – ехидно вставляет Кеннеди в мою защиту, что она обычно и делает, когда ее жених пристает к кому-то из нас.

— Остынь, детка. Я просто прикалываюсь. Так кто же эта счастливица, привлекшая внимание юного Уокера?

Никто из моих друзей не открывает рта, но, поскольку я не хочу, чтобы он подумал, что мне стыдно или что-то в этом роде, я называю имя, которое он хочет услышать.

— Стоун Беннетт.

— Ты серьезно? – шепчет Джефф.

Я слышу беспокойство в его тоне, но у меня нет времени ответить ему, потому что Томми ведет себя так, будто я только что рассказал самую смешную шутку в мире.

— Господи, так это правда? – он продолжает смеяться, хлопая ладонями по столу с такой силой, что это пугает нескольких посетителей. — Ты был в трущобах Саутсайда. До меня доходили слухи, но я думал, что это фейк, как и большинство сплетен Ричфилда. Ну, и как тебе, Уокер?

— Ничего не вышло, – отвечаю я, стиснув зубы.

Хотел бы я врезать этому засранцу по его гребаной самодовольной роже, но тогда мне пришлось бы иметь дело с разъяренной Кеннеди. Хотите верьте, хотите нет, но то, что Том ведет себя как придурок, для меня меньшее из двух зол.

— Может, это и к лучшему, – парирует он после того, как перестает хохотать, как гребаная гиена. — Некоторым людям просто нужно оставаться в своей полосе. Понимаешь, о чем я? – вздергивает он бровь.

— Нет, придурок, не понимает. Объясни ему, – выпаливает Истон.

Томми поворачивается в сторону Истона, выдавая элитарную ухмылку, от которой просто воротит.

— О, думаю, ты недооцениваешь Уокера. Некоторым людям не стоит смешиваться, и твой друг об этом знает. Белый мусор – это просто мусор. Какой бы красивой ни была обертка, некоторые вещи должны оставаться в сточной канаве, где им и место, – объясняет он с презрением, явно адресованным как маме Истона, так и Стоун. Затем он наклоняет голову в мою сторону, и мне приходится сжать руки в кулаки под столом, чтобы сохранить спокойствие. — Ты хорошо понял, что я имею в виду, не так ли, Уокер?

— Да, я понял.

Я знаю, что этот ублюдок умирает от желания сказать что-то еще, но его прерывает насмешливый свист Линкольна, который отвлекает его и привлекает внимание всех нас.

— Да ты, мать твою, полон дерьма, Томми. Фу. Я чувствую эту вонь каждый раз, когда ты открываешь свой рот. Почему бы тебе не оказать нам всем услугу и не подавиться им, вместо того чтобы извергать его в нашу сторону? А теперь давай, Томми-бой. Проваливай, – приказывает Линк, отмахиваясь от Томми, как от нашкодившего щенка.

Том становится всех оттенков красного, какие только можно увидеть в коробке с цветными мелками, но молчит, зная, что ему ни за что не справиться с Линкольном. Томми, может, и единственный сын великого сенатора Максвелла, но Линкольну принадлежит большая часть Каролины. Во всем Эшвилле нельзя бросить камень, чтобы он не попал в какой-нибудь памятник с его фамилией. Сенатор Максвелл знает, что если он хочет быть переизбранным, ему понадобится поддержка последних наследников династии Ричфилд – Линкольна Гамильтона и Кольта Тернера, двух парней, которым Томми-бой не может сказать ни слова, если не хочет попасть в неприятную ситуацию со своим отцом.