— Ты не знаешь, милая. Ты ни черта не знаешь.

— Не будь дурой, — добавляет Шон, — скажи ему, где ты покупаешь наркотики.

— Хорошо. Хорошо. Только не трогайте моих малышек. Пожалуйста.

Игнорирую ее мольбу и ловлю взгляд Шона. Я киваю, а он берет телефон и набирает озвученный адрес сельской местности, которая находится всего в нескольких минутах езды.

— Теперь я могу идти? Я дала тебе то, что ты хотел.

— Можешь, но сначала мне нужно, чтобы ты слушала и слушала внимательно. Я предоставляю тебе несколько вариантов, ШД, — предупреждаю я. — Выбор, к которому тебе не стоит относиться легкомысленно.

— Выбор? — хрипло шепчет она, ее нижняя губа дрожит. — Какой выбор?

Наблюдая за тем, как корчатся эти наркоторговцы, я испытываю кайф. Не имеет значения это женщина или кто-то другой.

— Ты можешь уйти отсюда сегодня вечером, отправиться домой, сжечь свою заначку и никогда больше не торговать наркотиками. Или можешь проигнорировать мое предупреждение и продолжать делать то, что делаешь, но при этом до конца своих дней быть начеку. Или, наконец, мы можем встретиться в более подходящем месте и придумать, как упростить тебе жизнь, а также твоим дочерям. Выбор за тобой. На твоем месте я бы, пожалуй, исключил вариант номер два.

Она поступает именно так, как я ожидаю, и тянется к дверной ручке. Хватаю ее за длинные волосы и дергаю достаточно сильно, чтобы она поняла, что я не шучу.

— Я знаю, где ты живешь, Шанталь. Помни об этом, когда будешь целовать своих дочерей сегодня вечером. И когда твои глаза закроются, а пелена дремоты окутает твое тело.

Очевидно, она знает мое имя, поэтому не даю свой личный номер. Она может позвонить в любой из моих дилерских центров и передать сообщение.

— Спокойного сна, ШД. И подумай над моим предложением. Если ты решишь связаться со мной, уверен, ты знаешь, как это сделать.

Мой пульс такой частый, что отдается в ушах, я протягиваю руку и открываю дверь. Выйдя из внедорожника, она поворачивается ко мне: — Твой брат был добрым человеком. И если уж на то пошло, я не считаю, что он заслуживал смерти. Мне искренне жаль.

— Принято к сведению, — отвечаю, одаривая ее бесстрастным взглядом.

— Знаешь, когда я впервые встретила Далтона, он все время смотрел на это, — она жестом указывает на свою изуродованную руку. — Все так делают, и я не обижаюсь. Больше нет, — она пожимает плечами. — В конце концов, я сказала ему, он может пялиться, а он ответил, что смотрел не столько на руку, сколько на пальто, которое было поношенным и на размер меньше. Было не холодно, но шел дождь. Ливень стеной. Я боролась с простудой, меня постоянно знобило, поэтому я схватила первое, что попалось под руку. Твой брат сказал, что мне нужна одежда получше. Позже вечером я зашла в продуктовый магазин, так как у меня в кармане были деньги. И нашла две хрустящие стодолларовые купюры, которых там не должно было быть. Я знала, кто их туда положил. Понятия не имею, как ему это удалось, но он это сделал. И вскоре после этого я увидела его некролог. Еще раз, я искренне сожалею о твоем брате. Он был хорошим человеком. И заслуживал лучшего.

Поморщившись от ее слов, холодно смотрю на нее: — Подумай, что выберешь, ШД.

Адреналин разливается по моему телу, а сердце бешено колотится. Я чертовски взвинчен, пока мы следуем за Шанталь «ШД» Доусон и ее ржавым, полуразвалившимся минивэном к обветшалому жилому комплексу в нескольких милях дальше по дороге. Проследив за тем, как она заходит в свое жилище, мы возвращаемся в дом Шона, обсуждая адрес, который она нам дала. Мы обоюдно решаем, что Шон сделает анонимный звонок и сообщит о наркопритоне полиции Далласа.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Шон после долгого молчания.

Прямо сейчас я даже думать не хочу. В моей голове слишком много дерьма, чтобы даже думать о здравом смысле.

— О том, что я вымотался до чертиков.

Шон кивает, в то время как чувство вины пробирается по моему позвоночнику. За последние несколько лет я заставил этого человека пройти через настоящий ад. Он не напрашивался на такую дерьмовую жизнь. Когда Далтон умер, он был всего лишь трудолюбивым, добропорядочным гражданином, и в моей преступной жизни не должно было быть места для него.

— У меня в голове крутятся кое-какие идеи, но мне нужно выспаться, прежде чем принимать поспешные решения.

Шон не подвергает сомнению то, что я только что сказал, и вместо этого отвечает: — Мы в этом новом GT-R. Этот ублюдок просто умирает от желания, чтобы кто-нибудь сел за руль, — его брови приподнимаются, а на губах появляется легкая улыбка. — У Рейчел сейчас один из этих девичников с сестрой, и она вернется домой до позднего вечера... если ты понимаешь, о чем я.

Черт побери, понимаю.

Слегка киваю Шону, и он сворачивает на следующем съезде и петляет по эстакаде, направляясь на юг, в сторону Маккинни. Шон знает, что если что-то и может меня успокоить, так это быстрая езда на машине. Это проясняет беспорядок в моем мозгу. Это в некотором смысле медитация и место, где идеи иногда приходят ко мне даже без размышлений, а думать сейчас я как раз не хочу.

Полчаса спустя мы вдвоем в серебристом четырехдверном Nissan мчимся на запад по улице Джорджа Буша со скоростью 188 километров в час. Внимательно перестраиваюсь из среднего ряда в крайний левый, V6 с двойным турбонадувом — настоящая мечта водителя. Нажимаю на газ чуть сильнее, чтобы проверить теорию о том, что у модели этого года больше лошадиных сил и маневренности, чем у ее предшественницы. Спидометр показывает 206, и машина скользит по свежеуложенному асфальту как по шелку. Как будто мы, черт возьми, летим.

Мозг изо всех сил пытается превратить мысли в беспорядочный хаос, и я поступаю разумно, сбрасываю газ и съезжаю на обочину. Дыхание становится быстрым и прерывистым, пульс гулко отдается в ушах. Будь моя воля, и не будь у меня кого-то на пассажирском сиденье, я бы проехал на этой красавице по всему Метроплексу сегодня ночью. Но, опять же, я не могу позволить себе наматывать лишние мили. Покупатели редких спортивных автомобилей не ценят пробег. Эти GT-R, как правило, уже проданы еще до того, как поступят в продажу, и в большинстве случаев мы даже не разрешаем тест-драйвы. Слишком большой пробег может сорвать сделку. Делаю глубокий вдох и смотрю на Шона.

— Как это было? — спрашивает он, приподнимая брови.

— Охуенно круто. Она уже продана?

— Нет. Вчера звонили, но парень так и не явился. Думаешь оставить ее себе?

— Нет. Но она хороша. Наверное, мне стоит позвонить Дэмиену и сказать, что у нас в продаже появилась новая модель. Почему бы тебе не прокатиться на ней до дома и не опробовать ее самому? Ты сможешь вернуть ее в дилерский центр утром.

— Muy bien, amigo (Прим: — спасибо, друг).

Решение принято. Да, я хотел ненавидеть эту наркоторговку Шанталь «ШД». Она была и всегда будет той второй половиной, на которую возлагаю вину за наркоту, убившую моего брата. Она воплощает в себе все, что я ненавижу. Все, что не могу уважать. Я фантазировал о том, как подвешиваю ее за ноги, смотрю в ее испуганные глаза и злобно улыбаюсь в ответ на отчаянные всхлипы, медленно мучая ее в течение нескольких дней, пока она не потеряет сознание от боли и не превратится в дышащий труп. Но это было до того, как я узнал, что он — это она... и до того, как Кинли Хант украла мое сердце.

Теперь, как и тогда, когда впервые увидел ее, понимаю, что не смогу пройти через это. Как бы ни желал ей смерти, я не могу этого сделать. Не могу причинить вред этой женщине.

Единственное, что могу, — помочь ей изменить жизнь к лучшему.

Завтра я отправлюсь в Shatterproof и поговорю с Кеннетом Джонсоном о своей задумке. Если мы не придем к соглашению, придумаю что-нибудь еще для этой женщины и ее дочерей-инвалидов. Но сначала у меня есть кое-что более срочное.

Мне нужно кое о чем позаботиться для моей малышки.