Твою ж мать!

— Знаю, что это звучит плохо, Дерек, но, по сути, Кинли может быть нашим путем к поиску ШД. Велика вероятность, что она когда-то встречалась с ним или хотя бы вспомнит его настоящее имя, — Шон задумчиво смотрит на меня, пока делаю глоток воды и надеюсь, что тошнота в груди не выплеснется на стол. — Я спрошу еще раз. Ты влюбился в эту женщину? И под «влюбился» подразумеваю не просто пару ночей траха.

— Не имеет значения, что я чувствую. Я не планирую встречаться с ней снова. В моей жизни нет места для женщины, и уж точно не для этой. Не сейчас.

— Ты трахал ее?

Я мог бы уйти, и должен был. Должен был игнорировать мягкость ее кожи и аромат. Должен был забыть, как она пробудила во мне каждое нервное окончание, как ее тело расслаблялось, как прикасался к ней, или как естественно было целовать ее. Я совершал ужасные вещи. Чудовищные поступки. Пытал, убивал, улыбался, глядя, как мертвые тела превращаются в пепел, и я мог бы сломить дух этой маленькой злючки меньше чем за две секунды.

Я чертов дурак.

— И почему это так важно, Шон?

— Я так и думал, — отвечает, глубоко вздыхая. — Послушай, чувак, у меня нет ответов на все вопросы. Хотел бы я, чтобы они были. Но ясно одно. Она небезразлична тебе больше, чем ты признаешь. Это видно по твоим глазам, голосу и всей твоей уродливой роже, — в глазах Шона мелькает юмор, но лишь на мгновение. — Но если говорить серьезно, тебе нужно хорошенько подумать. Она может обратиться в полицию. Господи, да она практически работает на юридическую систему. Избавься от досье, Дерек. Выпотроши сарай, если понадобится. И последнее: никогда не позволяй члену контролировать мозг.

Прерывисто вздохнув, взъерошиваю волосы.

— Я уничтожил файлы через тридцать минут после ее ухода, как раз перед звонком тебе. У нее нет доказательств.

— У нее достаточно доказательств, чтобы рассказать одному из своих боссов, бывшему копу, что у тебя есть маленькая квартирка на заднем дворе, в которой воняет горелой плотью и лежат папки с файлами мертвых мужчин. Она видела имена и фотографии. Она зарабатывает на жизнь проверкой личных данных, черт возьми. Она легко может выяснить, что эти двое мужчин пропали без вести и считаются погибшими. Возможно, она уже это сделала.

— Господи, — говорю с такой злобой, что изо рта вылетают слюни. — Это то же самое дерьмо, что и раньше. По той же причине я поклялся никогда не сближаться с другой женщиной. Но вот я снова облажался и повел себя безответственно.

— Это уже совсем не то, что было раньше, Дерек. Линн Мартин была всего лишь жадной до денег шлюхой. Ее интересовало только одно — твой банковский счет.

— Ты так думаешь? — сердито спрашиваю я.

— К черту эту женщину и ее хищную киску. Я возненавидел ее, как только увидел.

— Уверен, она знала об этом, — саркастически говорю я. — Ты не был особо приветливым, когда она была рядом.

— Забудь об этой жадной сучке. Давай просто сосредоточимся на том, как ты хочешь разобраться с Кинли. Если мы сможем выйти на ШД и покончить с этим делом раз и навсегда, ты наконец-то сможешь успокоиться.

— Я никогда не успокоюсь, Шон.

Мои руки продолжают теребить волосы.

Я так чертовски зол на себя. Я никогда не терял бдительности, никогда не шел на такой нелепый риск. Да, я приглашал женщин в дом и устраивал корпоративные посиделки во внутреннем дворике. Но лишь немногим я позволял пройти через сарай, но при этом никогда не уходил, оставляя чертову дверь незапертой.

Насколько, блядь, бестолковым может быть человек? Я управляю автомобильной империей, ради всего святого!

— Но да, она мне небезразлична. Она стала мне небезразлична, как только я увидел ее. Влюбляюсь ли я? У меня нет ответа. Знаю только, что впервые за всю свою взрослую жизнь не могу выбросить женщину из головы.

— Это все, что я хотел услышать, Дерек.

— На что ты намекаешь, Шон?

— Я намекаю на то, что только один раз я не смог выбросить женщину из головы. И я женился на ней.

— Нахуй меня, — отвечаю сквозь стиснутые зубы. Почти два десятилетия я был сосредоточен только на одном — мести, но теперь могу размышлять лишь о том, как хочу целовать эту женщину, трахать эту женщину, любить эту женщину и заботиться о ней. Я хочу, чтобы она была беспомощна подо мной. Хочу, чтобы она задыхалась и робела, умоляя позволить ей кончить. Хочу, чтобы мой член был в каждом отверстии ее прекрасного тела. Хочу видеть, как она улыбается мне каждое утро и в промежутках между ними. Впервые я хочу большего, но сама мысль об этом выходит за рамки возможного. Я заключил соглашение с братом, с матерью и с самим собой. Я не могу и не прекращу эту почти двадцатилетнюю охоту на человека.

Даже если это означает угрозу женщине, в которую влюбляюсь.

Провожу рукой по волосам.

— Я не буду преследовать Кинли в романтических целях, несмотря ни на какие чувства. Не стану подталкивать того, кто мне дорог, к такому образу жизни. Но я выясню, что она знает о ШД, и где мы можем его найти. Чего бы это ни стоило. Только дай мне слово, Шон. Если я окажусь за решеткой или что похуже, позаботься о моем отце.

— Дерек, мы этого не допустим. У меня даже есть идея. Не уверен, что она хорошая, но это может стать началом, если ты позволишь мне разобраться с этим.

— Слушаю.

— Ладно, сначала мы предложим Кинли деньги, чтобы она замолчала, а потом, возможно, поселим ее расточительную мать в хорошей квартире и будем выплачивать ей приличную ежемесячную зарплату.

Разражаюсь смехом: — Деньги? Кинли Хант плевать на деньги и квартиры, как и мне. Предложив наличные, ты только еще больше разозлишь ее.

— Ты уверен в этом?

— Безусловно.

Шон кивает: — Что ж, в этой жизни я усвоил одну вещь — если что и заставит человека замолчать, так это всемогущий доллар. Кинли, может, и плевать на деньги, но ее матери, черт возьми, нет.

— Не обольщайся, Шон. Я абсолютно не знал, кто она такая. Если бы знал, и пальцем бы ее не тронул. Но, Господи, меня убивает осознание того, что я причинил ей боль и что могу причинить еще больше.

— Неважно. Теперь уже слишком поздно. Мы просто должны предложить деньги, а затем перейти ко второму шагу.

Во мне закипает отчаяние.

— Второй шаг? Предложить ей пачку денег за сладким чаем с пышками и при этом рассказать, что я с гордостью пытал ее дядю, а потом сжег его тело и отправил в озеро Уайт-Рок? А потом угрожать ей? Заставить выдать информацию о ШД? И ожидать, что она будет держать рот на замке? Уверен, она будет очень отзывчива.

— Послушай меня, Дерек. Ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Позволь мне разобраться с этим. Результат может быть не из приятных, но мы сделаем все, что в наших силах. Несмотря ни на что, приятель.

Тошнотворный страх пробирает меня до костей.

— Боюсь спросить, но в чем именно заключается второй шаг?

— Рейчел, — смело отвечает он, — эта женщина умеет вести чертовы переговоры. Она может даже с козла надоить молока. Разве ты не говорил, что мать Кинли безработная?

— Говорил.

— Отлично. Тогда пусть Рейчел пригласит Кинли на ужин, заявив, что хочет обсудить возможности трудоустройства ее матери. Если мать к тому времени уже найдет работу, Рейчел будет настаивать на том, чтобы найти что-нибудь получше. А пока Кинли будет щебетать как птичка, Рейчел займется тем, что делает со мной на протяжении девяти лет, — выебет ей мозги, — Шон сурово смотрит на меня. — Мы закончим вечер, заронив в ее сознание хотя бы маленькую толику страха.

— Не знаю, Шон. Мне это не нравится.

— Послушай, я не говорю, что мы будем угрожать телесными повреждениями. Я просто хочу, чтобы она держала увиденное при себе.

— Это полное дерьмо. Ничего этого не было бы, если бы я только...

— Не надо! Даже не произноси этих слов. Ты прекрасно знаешь, что я тоже любил Далтона. Возможно, даже больше, чем ты думаешь. В течение нескольких недель после его смерти я много раз думал о самоубийстве. Как и ты, я винил себя за то, что не понял, насколько глубоко он увяз в белом порошке, и не сделал больше, чтобы помочь ему. Но я знаю, — говорит, ударяя себя в грудь, — что Далтон Киннард не желал бы никому из нас ничего, кроме счастья.