Гэллоу разражается смехом и вытирает рукой сопли.

— Иди нахуй, нарк! Я ни хрена тебе не скажу! Эти пиздюки пришли ко мне в поисках приятного времяпрепровождения. Они хотели оттянуться, и мы, блядь, оттянулись. Жестко. Черт, я всего лишь бизнесмен, выполняющий свою работу. Я дал им только то, за что они заплатили. А что касается похода к свиньям? Иди. Это ни хрена не изменит. У моего старика на банковском счете больше нулей, чем ты, наверное, можешь сосчитать. В итоге я получу еще один дружеский шлепок по руке. Может быть, несколько месяцев условно, прежде чем прокурор закроет дело. Как в прошлый раз. Как и в следующий.

Едва не смеюсь ему в лицо, испытывая искушение сказать, что папочка ничем не сможет помочь, а мамочкина сиська совсем, блядь, высохла. Когда тянусь за рюкзаком, колено сводит судорогой — старая авария со скейтбордом дает о себе знать в самый неподходящий момент. Черт возьми, я едва не падаю на землю, и край лыжной маски приподнимается с одной стороны, открывая лицо.

На лице ублюдка появляется ухмылка: — Ну, трахни меня! Как тебе это? Я так и знал, ты показался мне знакомым, — говорит таким злобным тоном, что мне хочется вырвать чертов язык из его рта, отрезать лезвием и скормить ему. — Ты симпатичный миллионер, на которого все дамочки пускают слюни. У тебя что, так мало денег в карманах? Автомобильный бизнес приносит не тот доход, на который ты рассчитывал, стукач?

Рывком опускаю маску на лицо, затем достаю из рюкзака Gorilla на случай необходимости, и полный шприц, который перекатываю между пальцами в перчатках перед его глазами.

— Слышал когда-нибудь о коктейле со стрихнином, ублюдок? — наклоняюсь к его уху. — Пройдут всего десять-двадцать минут, прежде чем начнутся спазмы. А спустя еще несколько минут, каждая мышца в твоем теле будет биться в конвульсиях, пока позвоночник не выгнется дугой. Затем судороги приведут к так называемому лактоацидозу, что в просторечии означает гипертермию или перегрев. Далее, Гэллоу, наступает распад скелетных мышц, постиктальная депрессия и паралич дыхательных путей. И вот, наконец, самое интересное, вишенка на торте. Сладкая, болезненная асфиксия и медленная, мучительная смерть. Ты когда-нибудь задумывался, как долго можешь задерживать дыхание под водой? Я слышал, что большинство людей выдерживают около двух минут.

— Ты, блядь, заплатишь за это.

— Сомнительно. Но, эй, давай-ка мы с тобой не будем торопиться, ладно? Первым делом, — достаю зеркальце и сую ему под нос, — давай, блядь, оттянемся. Жестко. Все, ублюдок. Вдыхай хорошенько и глубоко. Тебе это понадобится.

Гэллоу дрожит, у него выступает холодный пот.

— Нет, чувак. Я не хочу этого прямо сейчас. Мне... мне это не нужно.

Откладываю зеркало в сторону, испытывая сильное искушение вонзить клинок ему в почку и посмотреть, как он истекает кровью.

— Поверь мне. Тебе это нужно, — мое колено снова врезается в яйца этого никчемного паразита, гораздо сильнее, чем раньше. Его мучительный всхлип заставляет меня усмехнуться. Сжимая пах в страдании — сладком, болезненном страдании, — он сгибается пополам, пытаясь отдышаться и удержаться от рвоты.

— Иди нахуй, чувак! Моя семья тебя уничтожит.

Его слова только разжигают во мне огонь. Задыхаясь от смеха, тянусь к его члену, затем выкручиваю и сжимаю его.

— Здесь есть только один человек, который в итоге будет уничтожен, тупой ублюдок. И это ты, Гэллоу. От своей же дерьмовой дури, а также от специального коктейля, приготовленного специально для тебя, — ухмыляюсь, а затем сжимаю снова. Он кричит от боли. — Выбор за тобой, чувак, хотя ты, когда кричишь, больше похож на маленькую сучку. Я могу остаться здесь на всю долбаную ночь и затягивать вечеринку сколько угодно, или ты можешь сделать то, что я сказал, и нюхнуть эту чертову дурь.

— Ты, блядь, собираешься убить меня из-за какой-то тупой шлюхи, которая настолько безмозглой, что не знала, когда нужно остановиться? Блядь, чувак. Я не нянька. Я не могу предотвратить глупые ошибки, которые совершают дети. Я такой же человек, как и все остальные. Пытаюсь оплачивать счета. Пытаюсь выжить. Пожалуйста, не делай этого, — он поднимает глаза, словно находится в нескольких секундах от потери сознания, и я с силой бью его ладонью по лицу, а затем достаю из рюкзака беспроводную полудюймовую дрель-шуруповерт.

— Скажи мне, где я могу найти ШД, или назови его полное имя. Тогда, быть может, я воздержусь от использования этой милой маленькой драгоценности и, возможно, даже позволю тебе сохранить большую часть зубов. И язык. Возможно, даже яйца.

— Я не могу этого сделать, чувак. Я не могу предавать кого-то таким образом. Просто убей меня, — говорит он, нижняя губа дрожит. — Мне уже все равно.

— Да будет так. Мы сыграем по-твоему. Сначала удели несколько секунд. Примирись с Иисусом, — отбрасываю дрель в сторону, вместо нее достаю из рюкзака плоскогубцы с игольчатыми наконечниками и прижимаю их к его губе. — Последний шанс, Гэллоу. Имена! Немедленно! Пока мое терпение не иссякло. Обещаю, ты этого не хочешь, — после того как сжимаю плоскогубцами центральный резец, его зубы окрашиваются красным, и он злобно смотрит на меня, когда показываю ему окровавленный зуб. Он сплевывает мне под ноги сгусток крови, смешанный с кусочками фиброзных связок, и я снова сильно бью его коленом в пах. Он жалобно воет, а из носа течет струйка соплей, смешанных с кровью.

Прекрасно. Идеально. Точно в цель.

Кокаин может вызвать потерю обоняния, носовые кровотечения и общее воспаление носовой перегородки. У Гэллоу заложенность, в основном с правой стороны, и он, вероятно, даже не осознает, что у него идет кровь из носа.

Раздраженно хмыкнув, достаю зеркальце и сую его обратно под сопливый нос.

— Нюхай, ублюдок. Все. Каждую. Белую. Песчинку. Или я медленно и болезненно удалю все твои зубы с помощью этой симпатичной маленькой бормашины, лежащей рядом со мной. Потом я буду джентльменом и позволю тебе вынуть язык изо рта, прежде чем скормить его тебе по кусочкам.

— Хорошо! Блядь! — всхлипывает он с ужасом в глазах. — Делай, что хочешь. Перережь мне чертову шею. Вырви мои долбаные зубы. Впрысни в меня свой яд. Только перестань пинать по яйцам!

Скручивающаяся, непрекращающаяся ярость закипает во мне бушующим огнем. Все они одинаковы, эти мелкие наркоторковцы. Сожалеют, когда приходит время сожалений. Жадные до денег ублюдочные трусы, полагающиеся на маленьких детей, чтобы пополнить свои банковские счета. Из-за знакомой, врожденной, глубокой потребности избавиться от каждого мелкого дилера, с которым могу справиться, монстр внутри меня оживает.

Очевидно, я делаю это не ради денег. На моем банковском счете и в трастовом фонде больше нулей, чем я когда-либо смогу потратить. Деньги, на которые мне наплевать, и которые с радостью бы бросил в огненную яму, лишь бы вернуться в тот день и обрести свою семью.

Это личное. Это необходимо.

Судебная система этой страны, основанная на вопиющей халатности, подводит народ. Она не является ни справедливой, ни равноправной и занимает лишь двадцатое место по качеству уголовного правосудия. Мой брат, двоюродная племянница Шона и сотни других жертв терпят поражение из-за несостоявшегося наказания этих жалких негодяев-неудачников, особенно из богатых семей, таких, как Гэллоу. К сожалению, их число растет, а не сокращается. Так что, брать дело в свои руки неправильно? Это непростительный грех, как гласит Библия? Мгновенная лестница в Чистилище? Полагаю, блядь, по многим стандартам так и есть.

Но где же справедливость для этих невинных детей? Для разрушенных семей?

Где их отмщение?

Где их будущее?

Почему мой брат лежит в чертовой могиле?

Почему моя мать умерла от проклятого разбитого сердца?

Всхлипывая и дрожа, Гэллоу вдыхает кокаин глубоко в пазухи, а я решаю, что с меня хватит, и ввожу шприц в яремную вену.

— Спокойной ночи, Гэллоу. Смотри, чтобы клопы тебя не покусали.