Эрик и Алан шли следом, не отставая ни на шаг. Моя решимость найти Дрейка и убедиться, что он жив, теперь стала единственным, что имело значение.

— Мы здесь, любимая, — тихо сказал Эрик, сжимая мою руку так, будто хотел передать мне свою уверенность. — Давай узнаем, где Дрейк.

Его голос звучал спокойно, но я видела в его глазах напряжение, которое он пытался скрыть. Алан шагнул вперёд, уверенно направляясь к главному входу лечебницы, чтобы поговорить с лекарями. Его серьёзный вид выдавал концентрацию на задаче.

Я осталась с Эриком, стараясь не показывать своих эмоций, но сердце билось так громко, что, казалось, весь мир может это слышать. Спустя несколько минут Алан вернулся. Его лицо было сосредоточенным, но в голосе звучала нотка обнадёживания.

— Лекарь сказал, что Дрейк находится в палате, но он без сознания, — сообщил он. — Мы можем пойти к нему.

Мы направились внутрь, и первое, что меня поразило, — это тишина, наполненная звуками работы лекарей и приглушёнными голосами. Всё вокруг было организовано до мелочей: врачи двигались быстро, но без суеты, пациенты получали внимание, а в воздухе витал тонкий запах лекарств и чистоты.

Когда мы подошли к нужной палате, нас встретил высокий мужчина в белом халате. Его взгляд пробежался по нам, как будто он старался понять, кто мы и зачем пришли.

— Здравствуйте, — сказал он, слегка нахмурившись. — Чем могу помочь?

— Мы пришли навестить Дрейка, — ответила я, стараясь держать голос ровным, но сама чувствовала, как внутри всё дрожит. — Как он?

Лекарь нахмурился ещё сильнее, прежде чем тяжело вздохнуть.

— Дрейк без сознания, — медленно начал он. — Его состояние стабильное, но травмы серьёзные. Потребуется время для полного восстановления. Вы можете увидеть его, но ненадолго.

Я поблагодарила его, кивнув, и мы вошли в палату. Мои шаги казались невероятно тяжёлыми, словно с каждым шагом воздух вокруг становился гуще.

Дрейк лежал на кровати, его тело казалось хрупким и безжизненным. Лицо было бледным, дыхание — ровным, но тихим. Даже в этом состоянии он всё ещё оставался сильным, но вид его ран заставил меня сжать кулаки.

На груди у него была большая зашитая рана, выглядевшая так, будто ему пришлось выдержать что-то невыносимое. Живот был покрыт мелкими царапинами и ссадинами, но больше всего меня поразило его лицо. На лбу красовался огромный синяк, а два длинных шрама, тянущихся от глаз к щекам, выглядели зловеще. Это не было случайностью. Это было намеренное изуродование.

Я стояла, пытаясь осмыслить увиденное. Всё в голове закрутилось вокруг одной мысли: это сделал Каллем. Кто ещё мог бы пойти на такое? Почему? Чтобы проучить его? Чтобы показать свою силу? Или… приревновал? Скорее всё и сразу…

Гнев вспыхнул во мне внезапно.

— Как он мог… — прошептала я, стиснув зубы. Моё лицо покраснело от нахлынувших эмоций.

— Анриэль… — начал Эрик, заметив моё состояние, но я прервала его.

— Какого хрена он вообще сделал ⁈ — резко сказала я, чувствуя, как в голосе звучит отчаяние.

Алан тихо подошёл ко мне, положив руку на плечо.

— У нас нет доказательств, — спокойно напомнил он. — Я знаю, что ты злишься. Я тоже. Но сначала мы должны разобраться.

Я глубоко вдохнула, стараясь вернуть себе контроль. Но это оказалось невероятно сложно, когда перед глазами был Дрейк, лежащий без сознания, изуродованный человеком, который мне когда-то нравился. Гнев не отпускал, но вместе с ним росло чувство решимости.

Каллем должен был ответить за всё.

Я подошла к нему и осторожно взяла его холодную, неподвижную руку в свою. Тёплое прикосновение казалось сейчас единственным, что я могла ему дать. Эрик и Алан стояли рядом, их лица выражали смесь тревоги и грусти. Каждый из нас хотел быть полезным, но никто не мог изменить того, что Дрейк лежал без сознания.

— Дрейк, мы здесь, — сказала я тихо, глядя на его бледное лицо. — Ты должен поправиться. Мы ждём тебя.

Эрик положил руку мне на плечо, а Алан тихо вздохнул, словно тоже искал слова, которые могли бы помочь. В тишине палаты мы просто стояли рядом, и это было единственным, что мы могли сделать в тот момент.

Так прошли два дня. Мы приходили в лечебницу утром и вечером, стараясь быть рядом с Дрейком. Лекари разрешали нам помогать: мы поили его водой, кормили бульоном и следили за состоянием. Это стало нашим ежедневным ритуалом — пытаться хоть как-то облегчить его выздоровление. Но время шло, а он всё не приходил в себя.

Каждое утро я просыпалась раньше всех, почти бежала в палату и садилась рядом с его кроватью. Держала его руку, шептала слова поддержки, надеясь, что он слышит меня, что его сознание где-то рядом.

— Дрейк, пожалуйста, проснись, — говорила я тихо, почти не дыша. — Мы все ждём тебя. Ты сильный, ты справишься.

Эрик и Алан не оставляли меня без поддержки. Они заботились обо мне, пытались отвлечь от мрачных мыслей.

— Ему нужно время, — говорил Эрик, присаживаясь рядом. — Мы должны быть терпеливыми.

— Он сильнее, чем кажется, — добавлял Алан, кладя мне руку на плечо. — Дай ему шанс.

Я кивала, соглашалась, но тревога оставалась. Видеть его в таком состоянии было мучительно. Больше всего я ненавидела своё бессилие, то, что не могла помочь ему быстрее вернуться.

На третий день я снова была у его кровати с самого утра. Держа его холодную руку в своей, я машинально гладила её большим пальцем, шепча что-то, что едва слышала сама. Лекари заходили и выходили, проверяли его состояние, а я всё сидела, не отрывая глаз от его лица.

И вдруг я почувствовала это. Едва заметное движение его пальцев. На мгновение я замерла, решив, что мне просто показалось. Но движение повторилось. Моё сердце забилось быстрее.

— Дрейк, ты слышишь меня? — прошептала я, с трудом сдерживая подступающие слёзы.

Его пальцы снова сжались вокруг моей руки, на этот раз чуть сильнее. Слёзы сами собой выступили на глазах. Я обернулась и громко позвала:

— Эрик, Алан, идите сюда!

Они бросились к кровати, их лица светились надеждой. Мы замерли вокруг него, затаив дыхание, когда его веки чуть дрогнули.

— Он просыпается, — сказал Эрик, и в его голосе звучало облегчение.

— Дрейк, мы здесь, — тихо добавил Алан, взяв его другую руку.

Через несколько секунд его веки приоткрылись, и он наконец посмотрел на нас. Его взгляд был слабым, но в нём читалось тепло.

— Анриэль… Эрик… Алан… — прошептал он. Его голос был едва слышен, но в нём звучала радость. — Вы… здесь. Я… скучал.

Мы переглянулись, улыбаясь сквозь слёзы. В этот момент все страхи и тревоги, накопленные за эти дни, исчезли. Дрейк вернулся к нам, и это было единственное, что имело значение.

Парни сразу позвали лекаря, как только Дрейк начал приходить в себя. После недолгого осмотра нам пришлось покинуть палату — врач настаивал, что ему нужен покой и настойки для восстановления. Наше присутствие, хоть и доброе, могло помешать. Мы покинули комнату с тяжёлым сердцем, договорившись вернуться вечером.

Весь день прошёл в томительном ожидании. Мы находились в съёмном домике, пытаясь отвлечься от тревожных мыслей. Но, как бы мы ни старались, всё возвращалось к Дрейку. Разговоры сбивались на догадки о том, как он себя чувствует, а тишина заполнялась звуками шагов и нервного дыхания.

— Он сильный, — снова и снова повторял Эрик, будто это была мантра. — Он справится. Ему просто нужно время.

Алан кивал, соглашаясь, но в его голосе при каждом замечании сквозило напряжение.

— Конечно, справится, — добавлял он. — Просто надо дождаться.

Мы пробовали отвлечься: разговаривали о планах, готовили обед, даже доставали книги, но всё это не помогало. Часы тянулись бесконечно, и казалось, что время специально замедлилось, чтобы испытать наше терпение.

Наконец наступил вечер, и мы поспешили обратно в лечебницу.

Когда мы вошли в его палату, первое, что бросилось в глаза, — Дрейк сидел на кровати. Бледный, ослабленный, но всё же сидел. Это было облегчением. Его глаза сразу встретились с моими, в них читались грусть и едва сдерживаемая злость. Я знала, почему у него были такие эмоции и чувства. Не только из-за того, что преступник остался на свободе, но и из-за шрамов, которые теперь пересекали его лицо.