— Друзья мои, — сказал Флинн, — сегодняшний выпуск войдёт в учебники истории. Сегодня утром мне сообщили новость, которая буквально потрясла меня. Она заставила меня сделать то, чего я не делал никогда: отменить встречу с приглашённым гостем, чтобы освободить место для человека, сидящего сейчас напротив. Его зовут Делл Бекерт. Он — шеф полиции Уайт-Ривер, штат Нью-Йорк, города, где за последние несколько дней были убиты двое белых полицейских. Когда его город балансирует на грани межрасовой войны и улицы захлёбываются беззаконием, стойкость этого человека останавливает волну хаоса. Его стремление к справедливости и порядку берёт верх. И делает он это ценой тяжелейших личных потерь — к ним мы ещё вернёмся. Но сперва, шеф Бекерт, не могли бы вы сообщить нам последние данные по расследованию смертельных нападений на ваших офицеров?

Бекерт мрачно кивнул.

— С тех пор, как трусливый снайпер атаковал наших храбрых офицеров, наш департамент быстро провел расследование. Снайпер опознан: Кори Пэйн, двадцатидвухлетний белый, приверженец радикальной черной идеологии. Сегодня поздно утром я получил неопровержимые улики, связывающие его с обоими нападениями. В час пятнадцать пополудни я издал официальный ордер на его арест. В час тридцать я подал в отставку.

Флинн подался вперёд.

— Вы подали в отставку?

— Да. — Голос Бекерта звучал твёрдо и отчётливо.

— Зачем вы это сделали?

— Чтобы обезопасить целостность системы и беспристрастное применение закона.

Мадлен бросила на Гурни вопросительный взгляд.

— О чём он?

— Думаю, понимаю, — сказал Гурни. — Но давай дослушаем.

Флинн, очевидно знавший обо всём заранее — именно потому Бекерт и оказался в студии, — изобразил недоумение:

— Почему для этого нужна ваша отставка?

— Кори Пэйн — мой сын. — Слова прозвучали удивительно спокойно.

— Кори Пэйн… ваш сын? — повторил Флинн, как будто желая усилить драматический эффект откровения.

— Да.

Мадлен, не веря глазам, уставилась в экран.

— Кори Пэйн убил Джона Стила и Рика Лумиса? И Кори Пэйн — сын начальника полиции? Неужели это правда?

— Возможно, наполовину, — произнёс Гурни.

Флинн положил ладони на стол.

— Позвольте задать очевидный вопрос.

Но Бекерт опередил его:

— Как я мог так обмануться? Как опытный полицейский мог не заметить признаки, которые должны были быть налицо? Этого вы хотите спросить?

— Думаю, этого хотим мы все.

— Скажу, как умею. Кори Пэйн — мой сын, но мы много лет почти не общались. Подростком он вёл себя отвязно. Не раз нарушал закон. В качестве альтернативы ювенальной тюрьме я добился, чтобы его отправили в школу-интернат строгого режима. Когда он окончил её в восемнадцать, я возлагал на него большие надежды. Когда он взял фамилию Пэйн — девичью фамилию его матери — я решил, что это очередной акт бунта, который пройдёт. Когда в прошлом году он переехал в Уайт-Ривер, я подумал: может, у нас всё-таки получится наладить отношения. Оглядываясь назад, понимаю: это было глупо. Отчаянное родительское заблуждение. Оно на время заставило меня забыть глубину его враждебности ко всему, что связано с законом, порядком, дисциплиной.

Флинн понимающе кивнул.

— Кто-то в Уайт-Ривер знал, что настоящая фамилия Кори Пэйна — Бекерт?

— Он сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь знал о нашем родстве, и я это уважил. Если он кому-то о чём-нибудь рассказывал по своим причинам, я об этом не знал.

— Как часто вы с ним виделись?

— Я предоставил это на его усмотрение. Время от времени он навещал меня. Иногда мы обедали вместе — обычно в местах, где нас не узнавали.

— Что вы думали о его расовой риторике, о критике полиции?

— Я говорил себе, что это пустые слова. Подростковая поза. Перевёрнутый поиск внимания. Ощущение силы, которое даёт критика влиятельных. Думал, образумится. Очевидно, случилось обратное.

Флинн откинулся и задержал на Бекерте долгий, сочувствующий взгляд.

— Вам, должно быть, невероятно больно.

Бекерт коротко сжал губы, словно пытаясь изобразить улыбку.

— Боль — часть жизни. Важно не бежать от неё. И не позволять ей толкать вас на неправильные поступки.

— Неправильные поступки? — Флинн принял задумчивый вид. — В данном случае это что?

— Скрывать улики. Просить об одолжениях. Выкручивать руки. Влиять на исход. Скрывать, что мы — отец и сын. Всё это было бы неправильно. Это подорвало бы закон — идеал справедливости, служению которому я посвятил жизнь.

— Значит, поэтому вы уходите — добровольно завершаете одну из самых выдающихся карьер в правоохранительных органах Америки?

— Уважение к закону держится на доверии общества. Дело против Кори Пэйна должно вестись энергично и прозрачно, без тени подозрения во вмешательстве. Если для этого нужно моё отстранение — это цена, которую стоит заплатить.

— Ого, — одобрительно кивнул Флинн. — Хорошо сказано. Итак, раз вы подали в отставку, каковы ваши дальнейшие шаги?

— С одобрения городского совета Уайт-Ривер мэр Дуэйн Шакер назначит нового начальника полиции. Жизнь пойдёт своим чередом.

— Есть мудрые слова на прощание?

— Да свершится правосудие. Пусть семьи погибших обретут покой. И да будет непоколебимая святость закона выше любых иных соображений — какими бы важными, личными или болезненными они ни были. Боже, благослови Уайт-Ривер. Боже, благослови Америку.

Камера медленно взяла крупный план Флинна — суровый, но заметно растроганный.

— Что ж, друзья, разве я не предупреждал, что это войдёт в учебники? По-моему, далеко не скромному мнению, мы только что услышали одну из наиболее принципиальных и пронзительных речей об отставке, когда-либо прозвучавших в эфире. Счастливого пути, Делл Бекерт!

В финале, помахав рукой и обменявшись с Бекертом любезностями, Флинн повернулся к камере и, обретя свой обычный напор, обратился к миллионам преданных зрителей:

— Я — Карлтон Флинн, и вот как вижу это я. Вернусь после важнейших сообщений.

Гурни вышел с сайта RAM-TV и захлопнул крышку ноутбука.

Мадлен растерянно покачала головой.

— Что ты имел в виду, говоря, что это может быть правдой лишь наполовину? Что Пэйн — сын Бекерта и что он — снайпер?

— В том, что он его сын, я не сомневаюсь. А вот насчёт снайпера всё значительно туманнее.

— Скользкому мистеру Флинну эта речь, безусловно, пришлась по вкусу.

— У меня сложилось то же впечатление. Хотя на деле это была вовсе не «речь об отставке».

— Ты думаешь, он и не уйдёт?

— Уйдёт. Он действительно уходит — из полицейского управления Уайт-Ривер. Чтобы баллотироваться в генеральные прокуроры штата Нью-Йорк. Если не ошибаюсь, только что мы слушали его предвыборную речь.

— Ты серьёзно? В тот самый день, когда Рик…

Её перебил звонок.

Гурни посмотрел на экран:

— Это Хардвик. Я предложил ему послушать «Шоу Флинна».

Он нажал «Принять».

— Итак, Джек, как тебе это зрелище?

— Этот грёбаный манипулятор снова за своё, — рявкнул Хардвик.

Гурни думал, что понял, но переспросил:

— Что именно «снова»?

— Превращение катастроф в триумф. Сначала — подростковые выходки его сынка. Потом — передоз его жены. Теперь, мать его, двойное убийство, устроенное тем же поехавшим сыном. И вся эта дрянь в волшебных руках Делла вдруг становится витриной его благородства. Самоотверженный рыцарь высших идеалов. Этот тип каждый новый семейный кошмар оборачивает трамплином для собственного высокомерного бреда. Пусть провалится.

Отключившись, Гурни надолго застыл в напряжённой тишине. За окном кабинета сгущались сумерки.

— Ну? Что сказал Хардвик? — спросила Мадлен.

— О Бекерте? Что он корыстный, лживый, склонный к манипуляциям ублюдок.

— Ты согласен?

— По меньшей мере — да.

— «По меньшей мере»?

Гурни медленно кивнул:

— Плохое у меня предчувствие. За этими обыкновенными пороками может скрываться нечто куда худшее.