Содержимое статей добавляло немногое к тому, что уже кричали заголовки. Беглый просмотр разделов с комментариями под каждым материалом лишь укрепил его в мысли: подобные «инструменты вовлечения» — чаще всего приглашение к глупости.

Главным же оставалось другое — нарастающее беспокойство из‑за стремления Клайна втянуть его в надвигающуюся бурю.

Когда Мадлен вернулась с прогулки — сияя тем самым удовлетворением и воодушевлением, которое ей неизменно дарили вылазки на свежий воздух, — Гурни все еще сидел в своей «берлоге», согнувшись над экраном компьютера. Отставив в сторону интернет-новости, он изучал город Уайт-Ривер в Google Street View.

Хотя город находился всего в часе езды от Уолнат-Кроссинга, ему еще ни разу не доводилось туда по-настоящему собраться — не было весомого повода. В его представлении это место было квинтэссенцией упадка крупных городов северной части штата Нью-Йорк, пораженных промышленным коллапсом, исчерпанием сельскохозяйственных возможностей, сокращением среднего класса, просчетами политического руководства, расползающейся героиновой эпидемией, неблагополучными школами, ветшающей инфраструктурой и натянутыми отношениями полиции с заметной частью местной общины меньшинств — проблемой, которая особенно остро вскрылась теперь.

По иронии судьбы, репутация Уайт-Ривер омрачалась еще и нависающим присутствием крупнейшего работодателя округа и главного источника его экономической подпитки — исправительного учреждения Уайт-Ривер. Или, как говорили местные, Ривкор.

То, что открылось Гурни при виртуальной прогулке по главным улицам, только подкрепило его мрачные ожидания. Даже железнодорожные пути имелись — тот самый привычный рубеж, отделяющий «хорошую» часть города от «плохой».

Мадлен встала рядом, нахмурившись, и уставилась в экран.

— Что это за город?

— Уайт-Ривер.

— Тот, где сейчас все проблемы?

— Да.

Она нахмурилась еще сильнее.

— Из-за той истории, где в прошлом году на остановке застрелили чернокожего водителя?

— Да.

— И еще памятник какой-то, который хотят снести?

Гурни поднял на нее глаза.

— Какой памятник?

— В клинике на днях несколько человек обсуждали: памятник человеку, связанному с первыми годами существования тюрьмы.

— Об этом я не знала.

Она чуть склонила голову набок, с любопытством.

— Это как-то связано с твоим звонком от Шеридана Клайна?

— На самом деле, звонок превратился в визит. Пришел он сам, собственной персоной.

— О?

— Сказал, мол, живет относительно недалеко и предпочитает общаться лично. Но подозреваю, он изначально планировал явиться.

— Почему не сказал об этом сразу?

— Зная его склонность к манипуляциям и паранойе, предположу: хотел застать меня врасплох, чтобы я не стал записывать разговор.

— Тема настолько щекотливая?

Гурни пожал плечами.

— Мне так не показалось. Но трудно судить наверняка, не понимая, чего именно он от меня добивается.

— Он проделал весь путь и так и не объяснил, чего хочет?

— И да, и нет. Он уверяет, будто ему нужна моя помощь в расследовании смертельной стрельбы. Говорит, не хватает людей, время поджимает, город на грани Армагеддона и прочее в том же духе.

— Но…

— Но не сходится. По процедуре расследование убийства — исключительная компетенция полиции. Если требуются дополнительные силы, это решает руководство департамента — через установленные каналы. Окружной прокурор и его люди, ведущие свою линию, не вправе туда влезать… разве что он что-то от меня скрывает.

— Ты сказал — стрельба со смертельным исходом. Кто погиб?

Гурни запнулся. Смерть сотрудников правоохранительных органов всегда была болезненной темой для Мадлен, особенно после того, как два года назад он сам получил ранение во время дела Джиллиан Перри.

— Прошлой ночью снайпер застрелил полицейского из Уайт-Ривер на демонстрации Альянса защиты чернокожих.

Ее лицо застыло.

— Он хочет, чтобы ты нашел снайпера?

— Так он говорит.

— Но ты ему не веришь?

— Есть ощущение, что я еще не все понял.

— Что же ты собираешься делать?

— Пока не решил.

Она одарила его одним из тех испытующих, почти пронизывающих взглядов, от которых ему всегда казалось, будто душа выставлена напоказ, — и резко переключилась:

— Помнишь, что сегодня вечером мы идем на большой благотворительный вечер для «LORA» у Гелтеров?

— Это сегодня?

— Возможно, тебе даже понравится. Говорят, дом Гелтеров стоит увидеть.

— Я предпочел бы посмотреть его, когда там не будет толпы идиотов.

— Почему ты так зол?

— Я не злюсь. Просто не горю желанием проводить время с этой публикой.

— Некоторые из них очень даже милые.

— Вся эта затея с «LORA» кажется мне слегка безумной. Их логотип на бланках… Чертова сурчина на задних лапах, да еще с костылем. Господи.

— Это центр реабилитации пострадавших животных. Как ты думаешь, каким должен быть их логотип?

— Вопрос лучше: почему мы вообще должны присутствовать на сборе средств для «хромающих сурков»?

— Когда нас зовут участвовать в общественных делах, иногда приятно согласиться. И не уверяй меня, будто не злишься. Ты явно раздражен, и точно не из-за сурков.

Он вздохнул и уставился в окно кабинета.

Лицо Мадлен внезапно просветлело — одна из тех быстрых метаморфоз, что были частью ее эмоционального склада.

— Хочешь пройтись со мной по пастбищу? — спросила она, подразумевая заросшую травой дорожку, которую они регулярно подкашивали по периметру поля на склоне над домом.

Он недоверчиво поморщился.

— Ты только что вернулась с двухчасовой прогулки по хребту и снова хочешь гулять?

— Ты слишком много времени проводишь, уткнувшись в экран. Как тебе такая альтернатива?

Первая реакция у него так и осталась невысказанной. Нет, ему не хотелось тратить время на бесцельное брожение по старому пастбищу. В голове теснились неотложные мысли: протесты, грозящие перейти в массовые беспорядки, убийство полицейского, сомнительная история Клайна.

А потом он передумал, вспомнив, что всякий раз, когда принимал одно из ее «раздражающих» предложений, итог неизменно оказывался лучше ожидаемого.

— Можно пройтись один кружок по полю.

— Отлично! Может, даже найдем маленькое хромое созданьице, которого ты сможешь привести на вечеринку.

Дойдя до конца тропы, Гурни предложил заглянуть в его археологический уголок — в вишневом леске над прудом.

Добравшись до частично обнаженного фундамента, он стал показывать, где находил разные артефакты из железа и стекла, которые заносил в каталог на компьютере. Когда он указал место, где обнаружил зубы, Мадлен резко воскликнула:

— Боже мой, только посмотри на это!

Он проследил за ее взглядом, устремленным к верхушкам деревьев.

— Что ты видишь?

— Листья… солнце, просвечивающее сквозь них… сияющую зелень. Этот свет!

Он кивнул, стараясь не показать раздражения.

— То, чем я тут занимаюсь, тебя тревожит, да?

— Думаю, меня это не радует так, как тебя.

— Дело не только в этом. Что именно в моих раскопках тебя так задевает?

Она промолчала.

— Мэдди?

— Ты хочешь разгадать тайну.

— В каком смысле?

— Тайну о том, кто жил здесь, когда они здесь жили, почему. Верно?

— Примерно так.

— Ты хочешь добраться до тайны того, что их сюда привело, что держало их здесь.

— Полагаю, да.

— Вот это меня и беспокоит.

— Не понимаю.

— Не все нужно выяснять… выкапывать, разбирать по частям, оценивать. Некоторые вещи стоит оставить в покое — с уважением к ним.

Он задумался над ее словами.

— Ты полагаешь, остатки этого старого дома попадают в такую категорию?

— Да, — ответила она. — Это похоже на могилу.

В 17:35 они сели в машину и направились на благотворительный вечер «LORA», устроенный в знаменитой, единственной в своем роде резиденции Марва и Триш Гелтер, что стояла на вершине холма в нарядной деревушке Локенберри.