— Значит, скороварка разогревается?

— К несчастью для Бекерта, негодование, которое никак нельзя было выразить в защиту наркоторговцев, нашло идеальный выход в деле Лэкстона Джонса. Разница между Джонсом и Тагглом в том, что Джонс был не один. У него была девушка — свидетельница случившегося, одержимая желанием что‑то предпринять. Блейз, чудесная Джексон.

— Я видел её сегодня вечером в программе «Поле битвы РЭМА». Сказал бы, что это злая женщина.

— До безумия злая. Но одновременно — очень умная. Так что Бекерта ждут чертовски непростые дни: сплошные ловушки, которых ему придётся избегать, если он намерен добраться туда, куда стремится.

— Ты имеешь в виду кресло генпрокурора?

— И не только. Этот ублюдок, глядишь, однажды и себя в Белом доме вообразит.

— Звучит, конечно, натянуто. Но кто знает? Вид у него действительно соответствующий — куда приличнее, чем у многих мерзких выскочек, метящих на верхнюю ступеньку служебной лестницы. Лицо у него и правда точёное — хоть на гору Рашмор помещай.

— Тем временем, — сказал Гурни, — в нашей истории появился снайпер. Узнали что‑нибудь про Стила?

Хардвик пожал плечами: — Прямой лист. Всё по уставу. Голова на плечах. Выпускник колледжа. В свободное время грызёт гранит юриспруденции. Хочешь, копну глубже?

После короткой задумчивой паузы Гурни покачал головой: — Пока нет.

Хардвик посмотрел с любопытством: — И что дальше? Ты записался на охоту за снайперами?

— Не думаю. Если Клайна тревожат методы Бекерта — это его забота, не моя.

— Значит, откажешься от участия?

— Похоже на самый разумный вариант.

Хардвик сверкнул жёсткой улыбкой: — То есть у тебя нет охоты трахаться в тёмном чулане? Чёрт, Гурни, ты благоразумнее, чем я думал.

Всю дорогу от «Абеляра» до дома Гурни перебирал в голове всё, что рассказал ему Хардвик о Бекерте, и убеждал себя: отступление — в сущности, лучший возможный шаг.

Когда он выбрался из машины у крыльца, в доме зазвонил городской телефон. Он с усилием дёрнул дверь прихожей, которую в тёплую погоду то и дело заклинивало, и к тому моменту, как добрался до аппарата, мрачный женский голос уже заканчивал сообщение, диктуя номер для обратного звонка.

Он снял трубку:

— Гурни слушает.

— О… мистер Гурни?

— Да?

— Это Ким Стил. Жена Джона Стила.

Он поморщился, мгновенно представив телевизионный сюжет: полицейский падает лицом на тротуар.

— Мне ужасно жаль, миссис Стил. Правда, очень жаль.

Повисла длинная пауза.

— Я могу чем‑нибудь помочь? — спросил он.

— Можно я приеду и поговорю с вами? Не хочу говорить по телефону, — снова тишина, за которой последовало то, что Гурни принял за сдавленное рыдание. — Я знаю, где вы живёте. Смогу быть у вас минут через двадцать пять. Это вас устроит?

Он помедлил:

— Да. Всё в порядке.

Он повесил трубку — и тут же придумал три веские причины, почему «нет» было бы куда разумнее.

Думая о том, зачем вдове убитого полицейского понадобился разговор именно с ним и откуда она вообще узнала о его существовании, он решил использовать оставшееся время, чтобы порыться в интернете: вдруг найдутся публикации о перестрелке, где есть хоть что‑то сверх той пустой сводки, которую он уже видел.

Он подошёл к столику в уголке для завтраков, где оставил ноутбук. Комбинация «Стил» и «Уайт‑Ривер» выдала ссылки на пресс‑конференцию Бекерта, медийные репортажи об инциденте и мнения представителей всех политических лагерей — каждое с претензией на окончательную истину. Нигде — ни строки о жизни Джона Стила, кроме сухого: «женат, оставил вдову».

Он попробовал вбить имена «Джон Стил» и «Ким Стил» на разных платформах соцсетей. Сначала зашёл в Facebook. Пока страница грузилась, его отвлёк звук за французскими дверями — на низком пастбище. Он поднялся как раз вовремя, чтобы увидеть, как три белохвостых оленя выскакивают из пролома в древней каменной стене, отделявшей пастбище от леса. Решив, что их что‑то спугнуло, он глянул в сторону сарая и пруда. И тут, у конца просёлочной дороги, глаз зацепился за вспышку — будто от зеркала, возможно, от машины или пикапа. Что бы это ни было, его скрывал крупный куст форзиции у угла амбара.

Он открыл дверь и вышел во внутренний дворик. Ясности это не добавило. Он уже собрался спуститься к сараю, чтобы утолить любопытство, как зазвонил стационарный. Он вернулся и бросил взгляд на экран определителя. Шеридан Клайн.

— Привет, Дэйв, — голос Клайна переливался маслянистой искренностью. — Отвечаю на твоё сообщение. Правда в том, что тут есть тонкости, о которых мне не хотелось бы говорить ни с кем, кто не входит в официальный круг правоохранителей. Думаю, ты понимаешь. Но если решишь войти в команду, уже в первый день я позабочусь, чтобы ты знал всё, что знаю я. Получишь лучшее из обоих миров — официальный статус плюс независимость от бюрократии. Отчитываться будешь только мне.

Последнюю фразу он произнёс так, словно обещал драгоценную привилегию.

Гурни промолчал.

— Дэйв?

— Перевариваю сказанное.

— Хорошо. Хорошо. Оставим всё как есть. Чем скорее дашь ответ, тем больше у нас шансов спасти пару жизней.

— Я на связи.

— С нетерпением жду.

Гурни опустил трубку, понимая, что упустил удобный момент сказать Клайну о своём решении не ввязываться. Едва он начал оправдывать себе собственную медлительность, как вспомнил о возможном транспортном средстве у сарая.

Он вышел через застеклённую дверь и направился к пастбищу. У дальнего куста форзиции его поджидали два сюрприза. Первый — автомобиль: элегантная Audi A7, редкий зверь в краях, где «роскошная машина» обычно означает пикап с двойной кабиной и чудовищными шинами. Второй — в машине никого.

Он огляделся. Никого.

— Эй! — окликнул он.

Ответа не было.

Он обошёл сарай. Сочная весенняя трава, укрытая тенью старых яблонь, была влажна от росы — но никаких следов.

Вернувшись к Ауди, он снова оглядел окрест: пастбище, пруд, расчищенную полосу вдоль опушки леса. Ни души.

Пока он раздумывал, что делать дальше, послышался слабый скребущий звук. Ещё раз — теперь отчётливее, и, казалось, из зарослей над прудом. Единственное, что там бросалось в глаза, не относясь к флоре, — трактор, которым он пользовался для расчистки своего маленького археологического участка.

Подогретый любопытством, он пошёл по тропинке, ведущей к раскопу. Скрежет усилился. Завернув за поворот, он увидел широкое прямоугольное отверстие, но источник звука обнаружил лишь у самого края.

Мужчина, с головой ушедший в работу, ручным шпателем вычищал щель между двумя камнями фундамента. На нём были бежевые брюки, дорогие коричневые мокасины и спортивная рубашка в тропическом стиле — яркий принт с пальмовыми листьями и туканами.

Не поднимая глаз от земли, мужчина произнёс:

— Я бы датировал это семнадцатым веком. Плюс‑минус двадцать лет. Может, даже тысяча шестьсот восьмидесятый. Здесь интересные очаги коррозии.

Он постучал кончиком шпателя по поверхности перед собой — и Гурни узнал инструмент: тот самый, что он держал на месте раскопок.

— Четыре отдельных слоя, с интервалом примерно в три фута.

Теперь он распрямился — долговязый, журавлиного сложения, с редеющими волосами цвета своих бежевых брюк. Когда он взглянул на Гурни, линзы роговой оправы увеличили глаза.

— Те остатки цепей, о которых вы упоминали в сообщении? Они тянулись вдоль основания этой стены, верно?

Кого‑то могло оттолкнуть, что доктор Уолтер Трэшер — слегка аутичный — пренебрегает светскими приличиями, но Гурни, ценивший прямой переход к сути, считал это достоинством.

— Верно. Прямо под пятнами ржавчины, — подтвердил он, озадаченно нахмурившись. — Я думал, вы говорили, что приедете завтра. Я что, потерял день?

— Ничего вы не потеряли. Просто проезжал мимо. Ехал из Уайт‑Ривер в Олбани, подумал: вдруг вы дома. Подкатил к сараю, увидел ваш трактор и решил, что не ошибся местом. Интересно. Очень интересно.