— Я читала об убийстве Питера Пэна, которое вы раскрыли в прошлом году, и о том, как вы вскрыли полицейскую коррупцию, стоявшую за этим.

Звучало это правдоподобно.

— Как вы узнали, где меня искать?

Взгляд оленя в свете фар вернулся. Он понял: правду она сказать не может, а лгать — не станет. Реакция честного человека, загнанного обстоятельствами.

— Хорошо, — сказал он. — Оставим этот вопрос. Чего вы хотите от меня?

Она ответила без малейшей паузы:

— Я хочу, чтобы вы нашли того, кто убил моего мужа.

Пока Ким Стил дожидалась во внутреннем дворике, Гурни успел перегнать свой трактор с места раскопок, вытащил её машину из обвалившейся норы сурка и поставил носом в нужную сторону. Он пообещал выяснить все возможное с ситуацией в Уайт-Ривер. На прощание они пожали друг другу руки, и на пару мгновений улыбка на её лице растопила безнадёжность во взгляде.

Как только она благополучно выехала на шоссе, он вернулся в дом, открыл на компьютере новый документ и по памяти набрал текст сообщения с телефона её мужа. Затем позвонил Джеку Хардвику, оставил на голосовой почте краткое содержание его беседы с Ким, и попросил через свои связи разузнать прошлое Делла Бекерта и его правой руки, Джадда Терлока. Для надёжности тут же продублировал Хардвику текст сообщения по электронной почте.

После этого он вышел с мобильным во двор — там сигнал ловился лучше всего, — включил запись разговора и набрал личный номер Шеридана Клайна.

Тот ответил на втором гудке. В голосе — дружелюбие, за которым угадывалось напряжение:

— Дэйв! Рад тебя слышать. Итак, на чём мы остановились?

— Зависит от того, верно ли я понял ваше предложение. Позвольте уточнить, на что именно я соглашаюсь: полный статус сотрудника прокуратуры — полномочия и защита как у сотрудника вашего следственного подразделения; автономия следователя с подчинением лично вам; оплата по стандартной почасовой ставке контрактного старшего следователя. Контракт бессрочный, расторгается любой стороной в любой момент. Я правильно понял?

— Ты это записываешь?

— У вас с этим какие-то трудности?

— Никаких. Я подготовлю договор. Сегодня днём в управлении полиции Уайт-Ривер совещание CSMT — Команды по управлению критическими ситуациями. В три тридцать. Встретимся на парковке в три пятнадцать. Подпишешь контракт, зайдёшь на встречу и приступишь к работе.

— Увидимся.

Звонок закончился, и тут курица в вольере у спаржевой грядки, громко закудахтала. Этот звук всё ещё действовал на него как тревожный сигнал, хотя за год ухода за птицей он усвоил: громкие звуки у них редко соотносятся с чем-то, что поддаётся разумной расшифровке.

И всё же он подошёл к загону — убедиться, что всё в порядке.

Крупный рыжий род-айлендский цыплёнок стоял, как на картинке, — классический профиль, будто сошедший с деревенской вывески. Это напомнило Гурни, что пора вымести курятник, сменить воду и пополнить корм.

Если Мадлен радовало разнообразие её жизненных ролей, то его собственная реакция на множество обязанностей была куда сдержаннее. Давным-давно психотерапевт советовал ему оставаться каждым из тех, кем он является: мужем для жены, отцом для сына, сыном для родителей, коллегой для коллег, другом для друзей. Истинное равновесие и мир в душе возможны только тогда, когда человек присутствует и активно действует во всех своих жизненных проявлениях. Логика казалась безупречной. В качестве принципа — верно. Но на практике он её отверг. При всех ужасающих сторонах профессии именно работа детектива давалась ему легче всего. Быть мужем, отцом, сыном, другом — требовало особых усилий, возможно даже особой отваги — иной, чем та, что нужна, чтобы выслеживать убийц.

Разумеется, в глубине души он понимал: быть мужчиной — больше, чем быть полицейским; жить достойно часто означает идти против течения собственных склонностей. И в памяти всплывала любимая фраза психотерапевта: правильно поступить можно лишь сейчас. С этой мыслью, вооружившись чувством долга и целеустремлённостью, он взял в прихожей хозяйственную метлу и отправился к курятнику.

Справившись с подстилкой, водой и кормом, он почувствовал бодрящее удовлетворение и решил перейти к следующей заданию — скосить широкую полосу, опоясывающую высокогорное пастбище. Это занятие, в отличие от многих других, сулило и удовольствие: душистые волны от дикой мяты, вид на нетронутые зелёные хребты с вершины, сладкий воздух, лазурное небо.

В конце пастбищной дорожки он вышел на тропу над прудом — она вела к его раскопкам. В тени трава росла медленнее, но он всё равно решил пройтись и там, продвигаясь под раскидистыми вишнями, пока не дошёл до самого раскопа. Тут он остановился, представив себе найденные артефакты, и вспомнил странную ремарку Трэшера о зубах. Интуиция подсказала: гнать эту мысль прочь и довести косьбу до конца. Но другая мысль взяла верх: уделить ещё несколько минут, углубить фундамент на пару дюймов — вдруг попадётся что-нибудь любопытное.

Мини-экскаватор на тракторе стоял у дома, зато рядом с раскопом лежала лопата. Он спустился по лесенке и принялся аккуратно выбирать землю от основания каменной стенки, которую щупал Трэшер. Продвигаясь вдоль, он находил лишь грунт; поймав себя на навязчивости, уже собирался вернуться к косьбе. Но, сгребая последнюю кучу, наткнулся на что-то твёрдое. Сначала показалось — просто залежалый кусок красновато-коричневой глины. Когда он поднял находку и повертел в руках, из глины показался ржавый железный фрагмент — толстый, изогнутый. Убрав ещё немного слипшейся земли, он разглядел железное кольцо диаметром примерно три дюйма, к которому крепилось массивное звено цепи.

Применений у такой вещи могло быть много, но одна ассоциация бросалась в глаза. Это походило на разновидность кандалов — будто половина примитивных наручников.

Дорога на запад, к Уайт-Ривер, превратилась в плавный спуск: с невысоких гор и пологих лугов — через холмистые гряды и широкие долины — в зону обшарпанных торговых центров. Символом местной депрессии торчал заброшенный каменный карьер Уайт-Ривер — прославившийся после сенсационного репортажа: взрыв унёс жизни шестерых проезжавших автомобилистов, компания обанкротилась, а затем вскрылась пропажа более сотни шашек динамита.

Навигатор довёл Гурни до центра унылого городка, на проспект у границы с частично сожжённым и разграбленным районом Гринтон. В конце проспекта высилось управление полиции Уайт-Ривер. Прямоугольная коробка серо-бежевого кирпича в стиле шестидесятых смотрелась резким контрастом к живописно обветшавшим амбарам и покосившимся силосным башням Уолнат-Кроссинга. Территория без деревьев и травы была столь же стерильна, как алюминиевые оконные рамы и автостоянка цвета пыли.

Возле въезда на парковку мимо него прокатился мужчина на чём-то вроде малой мебельной тележки, отталкиваясь от тротуара руками в рукавицах. На нём — замызганная армейская куртка и бейсболка. Присмотревшись, Гурни понял: ниже колен у него не было ног, а «перчатками» служили кухонные прихватки. С древка старой метлы, приделанной к задку тележки, вяло свисал американский флаг. Каждый взмах рук он сопровождал голосом, скрипучим, как ржавая петля:

— Солнце... солнце... солнце...

Заехав на стоянку, Гурни сразу отметил сверкающий чёрный Navigator Клайна. В ряду с табличкой «Зарезервировано» он стоял ближе всех к входной двери. Гурни припарковался рядом, вышел — и его накрыл запах дыма, палёного пластика, мокрого пепла.

Тонированное заднее стекло Navigator опустилось, Клайн взглянул — сначала удовлетворённо, затем с тревогой:

— Всё в порядке?

— Неприятный запах.

— Поджог. Бессмысленная дурь. Садись. У меня твой контракт.

Гурни скользнул на заднее сиденье рядом с Клайном — всё вокруг дышало роскошью: мягкая кожа, деликатный свет.

— Машина что надо, — заметил Гурни.