Он взял мобильный и набрал Ким.
— Да? — её голос звучал глухо.
— Ким, это Дэйв Гурни.
— Да?
— Завтра у меня встреча в Уайт‑Ривер. Я хотел спросить, могу ли заехать к вам по пути и поговорить.
— Завтра?
— Вероятно, утром. Это удобно?
— Удобно. Я буду дома.
Он задумался, связано ли её монотонное «да» с изнурённостью горем или с действием успокоительных, приглушающих эмоции.
— Спасибо, Ким. Увидимся утром.
В ту ночь ему впервые за год приснился сон — ужасное, бессвязное повторение давней аварии, в которой погиб его четырёхлетний сын.
Солнечный день. Они идут на детскую площадку.
Дэнни шагает впереди.
Он следует за голубем по тротуару.
Сам Гурни присутствует как будто наполовину.
Обдумывая резкий поворот в деле об убийстве, над которым он работал, он внезапно отвлёкся: блеснула мысль — дерзкая, ослепительная, почти готовое решение.
Голубь спрыгнул с тротуара на проезжую часть. Дэнни последовал за голубем. Тошнотворный, заставляющий замирать сердце удар. Тело Дэнни взметнулось в воздух, глухо ударилось о тротуар и покатилось. Красный BMW мчится прочь. С визгом уходит за угол. Исчезает.
Гурни проснулся в серых предрассветных сумерках. Мадлен держала его за руку. Она знала этот сон. Он возвращался к нему время от времени почти двадцать лет.
Когда навязчивые образы рассеялись, и ощущение горя отступило, он поднялся, принял душ и оделся.
В семь утра, как и было обещано, приехал человек Клайна, забрал сотовый телефон Стила и, не сказав ни слова, уехал. В 7:45 Джеральдин Миркл подъехала, чтобы забрать Мадлен на работу в клинике. В 8:30 Гурни отправился на встречу с Ким Стил.
Навигатор подсказал, где свернуть с автострады: съезд Ларватон—Бадминтон, затем Фишерс-Роуд, уходящая на север, в сторону Ангайны. Через несколько миль он велел повернуть на Драй-Брук-Лейн — гравийную дорогу, что серией S-образных изгибов поднималась через старый лиственный лес. На подъездной дорожке, отмеченной ярко раскрашенным почтовым ящиком, навигатор объявил о прибытии. Подъездная дорожка вывел его на поляну, в центре — небольшой фермерский домик, опоясанный цветочными клумбами и сочной весенней травой. На краю поляны — красный сарай с металлической крышей. Маленькая белая машина Ким Стил стояла у дома, он припарковался рядом.
Гурни постучал в боковую дверь и подождал. Постучал ещё раз. После третьей попытки обошёл дом к задней двери — с тем же результатом. Размышляя, он взглянул на заднее поле в сторону сарая и заметил у дверей газонокосилку.
Пока он шёл через поле, Ким Стил вышла из сарая, неся большую красную канистру с бензином. Она отнесла её к газонокосилке и как раз открывала бензобак, когда увидела его. Посмотрела, как он приближается, затем вернулась к занятию: подняла канистру, втиснула тугой носик в горловину бака. Заговорила, не поднимая глаз:
— Нужно что-то делать.
— Могу я чем-нибудь помочь?
Она, казалось, не услышала. Выглядела чуть более собранной, чем в прошлый раз; на ней была та же рубашка, но теперь пуговицы застёгнуты ровно. Волосы — аккуратно причёсаны, блестят.
— Его вызвали в выходной, — сказала она, стараясь удержать тяжёлую канистру над баком. — Он хотел скосить это поле. Говорил, важно проходить его хотя бы раз в неделю. Иначе трава забьёт косилку. Как только она засорится…
— Давай я помогу с этим, — он потянулся за канистрой.
— Нет! Это моя работа.
— Хорошо, — он остановился. — Вы говорили, что его вызвали на службу?
Она кивнула.
— Из-за демонстрации?
— Они звонили всем подряд.
— Он сказал, кто из отдела ему звонил?
Она покачала головой.
— Вы не помните, были ли ему ещё какие-нибудь звонки в тот день?
— В тот день, когда его убили? — это прозвучало не как вопрос, а как вспышка гнева.
Он снова сделал паузу:
— Я понимаю, думать об этом ужасно…
Она перебила:
— Это всё, о чём я думаю. Ни о чём другом думать не могу. Так что спрашивайте, что хотите.
Он кивнул:
— Мне просто интересно, получал ли Джон в тот день какие-то другие звонки, кроме того сообщения, которое вы нашли в его телефоне.
— Чёрт!
Бак газонокосилки переполнился. Она дёрнула канистру и уронила её на землю. Казалось, она вот-вот расплачется. Ситуация тронула его так, что говорить стало трудно. Сильный запах топлива наполнил неподвижный воздух.
— Со мной это постоянно случается, — смущённо сказал Гурни.
Она не ответила.
— Можно я покошу поле за вас?
— Что?
— Я много времени провожу, подстригая газоны у своего дома. Мне это нравится. Вам пришлось бы меньше этим заниматься. Я был бы рад вам помочь.
Она смотрела на него, моргая, словно пытаясь прояснить зрение:
— Это очень любезно с вашей стороны. Но я должна всё делать сама.
Между ними повисло молчание.
Он спросил:
— Друзья Джона из департамента приходили навестить вас?
— Приходили какие-то люди. Я сказала им уйти.
— Вы не хотели, чтобы они были здесь?
— Я не могу даже на них смотреть, пока не узнаю, что произошло.
— Вы никому в отделе не доверяете?
— Нет. Только Рику Лумису.
— Он отличается от других?
— Рик и Джон были друзьями. Союзники.
— Союзники подразумевают, что у них были враги.
— Да. Были враги.
— Вы знаете их имена?
— Молюсь Богу, чтобы узнать. Но Джон не любил приносить домой неприятные детали работы. Уверена, он думал, что облегчает мне жизнь, держа всё в тайне.
— Вы не знаете, разделял ли Рик Лумис подозрения вашего мужа насчёт того, что происходило в отделе?
— Думаю, да.
— Он помогал ему с расследованием старых дел?
— Они над чем-то работали вместе. Я знаю, звучит безнадёжно туманно, — она вздохнула, опустила крышку бензобака и закрутила её. — Если хотите на минутку зайти, я могла бы сварить кофе.
— Я был бы рад. И хотел бы узнать о вашем муже больше — всё, чем вы готовы поделиться. Хочу понять, каким он был, — произнеся это, он уловил в её глазах боль от глагола прошедшего времени «был» и пожалел, что не нашёл иных слов.
Она кивнула, вытерла руки о джинсы и направилась через поле к дому.
Задняя дверь вела в узкий коридор, оттуда — в кухню-столовую. На полу у раковины валялась разбитая тарелка. Куртка цвета хаки, в котором она была во время первого визита в дом Гурни, лежал поперёк сиденья стула. Стол был завален беспорядочной кучей бумаг. Она растерянно огляделась:
— Я и не подозревала… что здесь такой беспорядок. Позвольте я только…
Голос её угас.
Она собрала бумаги и отнесла их в соседнюю комнату. Вернувшись, взяла куртку и тоже унесла. Казалось, разбитой тарелки она не замечала. Указала на один из стульев у стола, и Гурни сел. Рассеянно принялась настраивать кофеварку.
Пока варился кофе, она стояла, глядя в окно. Когда было готово, налила в кружку и поставила на стол.
Она села напротив и улыбнулась так, что ему стало невыносимо грустно.
— Что вы хотите узнать о Джоне? — спросила она.
— Что для него было важно. Его амбиции. Почему он пришёл в полицию. Когда ему стало там не по себе. Любые намёки на неприятности до того текстового сообщения — всё, что могло иметь отношение к случившемуся.
Она посмотрела на него долго, задумчиво:
— Интересные вопросы.
— В каком смысле?
— Они не имеют ничего общего с теорией местной полиции о том, что нападение было политическим актом чёрных радикалов.
Он улыбнулся её проницательности:
— Теория полиции поддерживается людьми из полиции. Мне нет смысла идти по тому же пути.
— То есть к тому же тупику?
— Пока рано говорить, — он отхлебнул кофе. — Расскажите мне о Джоне.
— Он был самым добрым и умным человеком на свете. Мы познакомились в колледже, в Итаке. Джон изучал психологию. Очень серьёзный. Очень красивый. Мы поженились сразу после выпуска. Он уже сдал экзамен в полицию штата и через несколько месяцев поступил на службу. К тому времени я была беременна. Казалось, всё идёт прекрасно. Он окончил академию первым в классе. Жизнь была прекрасной. А потом, через месяц после рождения нашей девочки, случилась автокатастрофа. Она не выжила, — Ким замолчала, прикусила нижнюю губу и отвернулась к окну. Через несколько мгновений глубоко вздохнула, выпрямилась на стуле и продолжила: — Следующие три года он служил в полиции штата. В свободное время закончил магистратуру по криминологии. Примерно тогда же Делла Бекерта пригласили навести порядок в полицейском управлении Уайт-Ривера. Он произвёл сильное впечатление, вынудив многих уйти в отставку из-за подозрений в коррупции, привлекая новых сотрудников.