---

К вечеру кот Баюн всё-таки уговорил жар-птицу вернуться "домой", пообещав ей личное гнездо из лепестков, хвоста белки и пуха лунного зайца. Хотя зайцы были против.

— Он опять хочет меня лысым сделать! — возмущённо орал один из них.

— Это всё ради священной птицы! — театрально воскликнул Баюн. — Служите во славу рода!

— А может, ты служи?! — огрызнулся заяц и запустил в него морковкой.

Так день завершился смехом, ужином и новой традицией: вечером в таверне читались истории и легенды, и в этот раз старик Эйлен рассказывал о том, как однажды сам Сварог выковал первый солнцеворот — и спрятал его в кованом медовом прянике. Дети слушали, затаив дыхание, взрослые ели, и весь зал дышал одним сердцем.

Раиса смотрела на них, на свой дом, свою общину, и чувствовала, как земля под её ногами пульсирует: будто признаёт её, принимает.

А в небе жар-птица тихо пролетела, уронив одно перо — золотое, тёплое, как солнце.

ГЛАВА 65

«Тени Памяти и Дар Мары»

…Ночь опустилась на поселение особенная — безветренная, полная пряного дыма от трав, что жгли на перекрёстках для очищения. Жар-птица приглушённо светилась в детской, баюкала своим пером, убаюкивая новорождённых, а кот Баюн смачно ругался на зайца, опять утащившего пирожок с полки. Но сердце Раисы было не здесь…

Во сне к ней пришла Лада. Бледная, в венке из полевых цветов, грустно улыбалась:

— Ты создала храм. Ты держишь слово. А теперь пришло моё время сдержать своё.С её ладоней упало три искры: одна — золотая, две — белых, почти прозрачных.— Твои дети будут от них. Но в этом мире ты забудешь их, как забудет весь род. Только я буду помнить. И ты — на краю мира, перед смертью — вспомнишь. Но до тех пор — ты будешь счастлива. Это дар и плата. Мара попросила у Сварога стражей — ей были нужны двое. Твои фениксы ей подойдут. Сварог не отказывает жене…

И Раиса проснулась в слезах.

Но вместо печали она поднялась и пошла к ним. Последняя ночь… не в слезах, а в жарком поцелуе, в том, как руки касаются друг друга в темноте, как каждый из троих знает, что рассвет всё изменит, но не отступает. Один шепчет:— Ты всегда будешь для меня жарким пламенем,а второй:— А ты — моим полётом, которого я не забуду даже в новом теле…

На рассвете храм озарился белым светом. Внутри — статуя Сварога, и у её подножия — открывшийся портал.

Двое мужчин шагнули в него, не оглядываясь. Раиса стояла, как камень, хотя уже не знала, кто они. В памяти осталась только боль… и пульс двух жизней под сердцем.

А фиолетовоглазый спутник обнял её, укрыл крылом и сказал:

— Всё хорошо. Это наш путь. Мы с тобой — род. И ты не одна.

И в этот миг род фениксов начал новую страницу.

---ГЛАВА 65

«Тени Памяти и Дар Мары»

…Ночь опустилась на поселение особенная — безветренная, полная пряного дыма от трав, что жгли на перекрёстках для очищения. Жар-птица приглушённо светилась в детской, баюкала своим пером, убаюкивая новорождённых, а кот Баюн смачно ругался на зайца, опять утащившего пирожок с полки. Но сердце Раисы было не здесь…

Во сне к ней пришла Лада. Бледная, в венке из полевых цветов, грустно улыбалась:

— Ты создала храм. Ты держишь слово. А теперь пришло моё время сдержать своё.С её ладоней упало три искры: одна — золотая, две — белых, почти прозрачных.— Твои дети будут от них. Но в этом мире ты забудешь их, как забудет весь род. Только я буду помнить. И ты — на краю мира, перед смертью — вспомнишь. Но до тех пор — ты будешь счастлива. Это дар и плата. Мара попросила у Сварога стражей — ей были нужны двое. Твои фениксы ей подойдут. Сварог не отказывает жене…

И Раиса проснулась в слезах.

Но вместо печали она поднялась и пошла к ним. Последняя ночь… не в слезах, а в жарком поцелуе, в том, как руки касаются друг друга в темноте, как каждый из троих знает, что рассвет всё изменит, но не отступает. Один шепчет:— Ты всегда будешь для меня жарким пламенем,а второй:— А ты — моим полётом, которого я не забуду даже в новом теле…

На рассвете храм озарился белым светом. Внутри — статуя Сварога, и у её подножия — открывшийся портал.

Двое мужчин шагнули в него, не оглядываясь. Раиса стояла, как камень, хотя уже не знала, кто они. В памяти осталась только боль… и пульс двух жизней под сердцем.

А фиолетовоглазый спутник обнял её, укрыл крылом и сказал:

— Всё хорошо. Это наш путь. Мы с тобой — род. И ты не одна.

И в этот миг род фениксов начал новую страницу.

Глава 66. Под крылом Марфы

Покой в новом доме Раисы длился недолго. Хотя снаружи всё выглядело идиллически — цветущие грядки, играющие дети, неспешные разговоры у очага — внутри неё зрела мощь. Два огонька — две души, тёплые, сильные и яркие — уже жили под её сердцем. Она чувствовала их даже во сне.

Почти одновременно с этим в дом буквально ввалилась Жар-птица по имени Марфа, распушив хвост и заявив:

— Всё. Я тут. Теперь я главная за безопасность и морально-магическую стабильность беременной женщины!

Кот Баюн чуть не выронил свою вечернюю кружку с травами.

— Главное — не сожги тут всё своим птичьим темпераментом, Мадам-Перышко, — буркнул он и спрятался за подушками.

— А ты бы лучше перья мне пригладил, — прошипела Марфа, подмигивая Домовому, — или лапы свои не в мои гнёзда совал, ты ж барсук без хвоста, а не кот.

— Я кот-бард! Сказочник, учёный, философ... — пробормотал Баюн с достоинством, но был перебит Домовым:

— Философ? Ты вчера философствовал с кикиморой до рассвета — весь подоконник в хвостах и пыли!

Раиса, стоя у окна, прислушивалась, едва сдерживая смех. С каждым днём её дом наполнялся жизнью, волшебной, теплой, иногда нелепой, но настоящей.

Марфа с первых минут взяла под свою перьевую опеку её и детей. Порой она садилась на крышу дома и начинала громко распевать старославянские баллады, так что даже зайцы в округе присаживались послушать.

— Это ритуал! Они должны слышать красоту до того, как увидят свет! — комментировала птица с важностью.

А вот зайцы, коих недавно Баюн научил залезать в корзины с пирожками, теперь ловко таскали у Марфы блестящие перья. Однажды они попытались украсить её гнездо, и после небольшой драки Кот Баюн вынес им "официальное предупреждение" в виде хлёсткой баллады:

«Ох, зайцы, зайцы, лихие ушастики,Перьев не хватит — будут вам сластики!Но Марфа вернёт и перья, и честь,Так что бегите, пока вам есть где сесть!»

Раиса в эти дни была спокойна, как никогда. Её тело сияло мягким внутренним светом, лицо порозовело, а движения стали мягкими и плавными, как у жрицы в танце.

Она часто сидела на камне у порога, потирая живот, и смотрела, как идёт строительство храма. Он был прост, как завещали Боги: каменный круг, в центре — дубовый идол Сварога, вырезанный руками старого мастера-гнома, которого давно приютили. Дуб стоял, опоясанный железными кольцами с рунами, а вокруг лежали дары — первые плоды, хлеб, украшения и ткань.

— Всё будет хорошо, — говорила себе Раиса, и внутри неё что-то тихо пело в ответ.

В тот же вечер Марфа улеглась на подоконнике рядом с Баюном.

— А всё-таки ты не так уж плох. Только вот если ещё раз клюну, не обижайся, это... профилактика.

— Пф-ф, хоть клюй, хоть пой. Главное — не съешь. Я к тебе привык, Пернатая, — фыркнул он, потягиваясь. — А детей я им свои сказки расскажу. Чтобы знали, кто такие были их отцы...

Птица вздохнула.

— Только ты и будешь помнить, Баюн. Только ты. А это — тоже подарок, и тоже тяжесть.

Он кивнул, и в этот момент ни один из них не усмехался. Только огонь лампы колыхался в темноте, освещая женщину, спящую в объятиях будущего, и дом, где начиналась новая история.