— Ну что, мой селюковский народ, воду пить можно! Только пусть сначала полчасика отстоится — и можно наливать в кадушки. А нести туда, где печь — воду для теста беру только живую, без тины и прочей зелени!

Баюн шепнул Гниляю:

— Я говорил — не баба, а магистр какого-то загадочного клана. Может, у неё диплом есть… по колдовству медицинскому?

— Или, не дай Триглав, ведьма-госслужащая! — прошептал Гниляй, с ужасом крестясь на ведро.

Раиса, не оборачиваясь, бросила:

— Домовому к вечеру приготовить тряпку и золу — камин чистить будем. А коту — овсянки не давать. Он от неё умничает.

Баюн фыркнул:

— Она нас слышит!

— Всё, Баюн, теперь точно женюсь. Или прячусь. Одно из двух!

Глава 3. Где баня — там и Родина

Утро выдалось ясным. Солнце, вынырнув из-за леса, окрасило вершины домов в золотистый, а двор — в тёплый медовый свет. Воздух был свеж, с запахом влажной земли, и в нём чувствовалась та особая, первородная тишина, которая рождается только в местах, где ещё не всё сказано людьми и слишком многое помнит сама земля.

Раиса вышла на крыльцо, стянув с плеч тонкий плед. Под ногами шуршали не то прошлогодние листья, не то сны, забытые за зиму. Она постояла, глядя, как дым из соседних труб поднимается прямо в небо, и впервые за долгое время почувствовала… не страх, не тревогу, а то тихое, простое: я жива.

— Так. — Она потянулась, хрустнув плечами. — Если уж жить, то как человек, а не как пень. С чего у нас, у людей, всегда начиналось? С бани. И огорода. Но огород — потом. А вот без бани — нету ни мира, ни тепла, ни Бога.

Из-за двери показалась заспанная Мирослава, щурясь и путаясь в рукавах.

— Княжна… — пробормотала она, — вы уж простите, но не положено вам самой по двору шастать. Вдруг кто увидит. Слуги вот-вот подойдут…

— Пускай подходят. А если кто увидит — пущай и завидует. — Раиса усмехнулась. — В прежней жизни я двадцать лет водилась с инфекциями и кровищей, а потом ещё десять — с администрацией и журналами. Так что тут, на свежем воздухе, я как на курорте. Пошли-ка, Мирослава, глянем, где бы нам баню поставить.

— Баню? — переспросила та с такой интонацией, будто Раиса предложила построить храм.

— А что? Неужто вы тут не паритесь?

— У нас только бояре. Раз в шесть недель. По календарю. А крестьяне и вовсе в речке…

Раиса замерла, приподняв брови.

— Ох вы, батюшки-светы. Так, значит, мы сейчас не просто баню ставим — мы цивилизацию возвращаем. Прямо сейчас. Где тут ближайшая колода? И подскажешь, у кого можно жердей наскрести. Охапку камней я сама выклянчу. Или выкопаю.

Из-под крыши, посапывая, вылетел домовой. Маленький, круглый, весь в паутинке и пыли. Глаза — как две угольные бусинки. Увидев Раису, застыл в воздухе.

— Что ты тут учудить надумала, хозяйка новопришлая? — проскрипел он.

— Баню. А ты кто?

— Я — Гниляй. Дом стережу. И глупости предупреждаю. Ты бы сначала у князя спросила, можно ли печку ставить. А то ещё кого закоптишь.

— Я, милый, двадцать лет санитарные журналы вела. У меня печь сама угли выдувает. А тебя, смотрю, давно никто не парил. Гляди, весь серый и трясётся. Ничего, и до тебя дойдёт очередь.

Домовой что-то буркнул, исчез в тени.

Раиса, хмыкнув, кивнула Мирославе:

— Видишь? Уже появился первый клиент.

---

К обеду во дворе кипела работа. Раиса, завязав волосы в платок, распоряжалась как опытный прораб. Подростки — из тех, кто недавно прибыл в поселение, — тянули жерди, женщины очищали площадку от старой травы. Где-то уже выложили камни под печь, заготовили ведра, собрали мох на прокладку между брёвнами. Всё шло по-человечески, как в доброй деревне, где каждый знает, зачем он встал сегодня.

— Печь, — объясняла Раиса, — мы ставим сюда. Вон там будет полок. Вот сюда мыло повесим, на верёвку. А воду вон с того колодца — только очистим его сначала.

— Да кто ж его чистил, — пробормотала Мирослава, — он, сказывают, с той весны затянут.

— Ага, и сидите вы тут, как во мху. — Раиса закатала рукава. — У нас в городах колодцы, как младенцев, моют. Червей вычерпывают, стенки щёткой, потом — кипяток, зола, марганец. И только потом воду пить. А вы…

— А вы — кто? — раздался голос сверху.

На заборе, лениво свесив лапы, сидел кот. Большой, с мохнатым хвостом и лукавыми глазами, будто у старого вора.

— Баюн, — представился он. — Я тут вольнослушатель. Иногда советы даю. А ты, я гляжу, колодцы лечишь?

— Колодцы, людей, собак, бывала и чиновников. Всё одно: если гниёт — надо чистить. А ты, значит, местный критик?

— Я — наблюдатель. И кстати, не все тут так легко к тебе относятся. Домовой уже три раза по потолку бегал. Говорит, у тебя руки ведьминские.

— Не ведьминские. Медицинские. Но тебе, кот, проще считать, что я колдунья. Тогда проще мирится с тем, что женщина с мылом изменила половину округа.

Кот хмыкнул:

— Мне-то что. Я только слушаю. Но скажу тебе по секрету… — Он наклонился ближе. — Домовой после вчерашней воды твой портрет золу поставил. Говорит, чтобы лучше варилось.

---

К вечеру баня стояла. Простенькая, но теплая, с паром и душистыми веничками из липы и крапивы. Раиса велела растопить печь, развесила пучки сушёных трав, а из припрятанных припасов сварила отвар для волос — хмель, мята и зола. Очередь на мытьё выстроилась длинная. Даже вояки, сперва бурчащие, теперь радостно выдыхали, выходя распаренные и добрые, словно дети после сказки.

Гниляй же, ночью, когда все разошлись, тайком пробрался внутрь. Выскочил минут через десять — с веником в лапах, с розовыми щеками и округлыми глазами.

— Всё. Женюсь, — выдохнул он, свесившись с порога.

— Думаешь, она тебя возьмёт? — фыркнул Баюн, валяющийся в золе.

— А ты найди мне хоть одну бабу, у которой из глаз — свет, из рук — порядок, а из баньки — чистая магия.

Баюн лениво потянулся:

— Видать, у нас тут начнётся новая эра. Эра Раисы Великой и Водопроводной.

— И чтоб с веником!

Глава 4. Где Раиса — там и порядок

С утра всё было не так. Птицы орали громче, трава — гуще, а солнце — подозрительно приветливым. Даже Баюн, прячась в тени под телегой, ворчал:

— Клянусь последней селёдкой, сегодня что-то будет. Прям в ушах звенит. Прям в усах чешется.

А всё потому, что Раиса, выспавшись, умывшись берёзовым отваром и напаяв всех девчат шалфеем, принялась за главное — будущее. Причём всерьёз.

— Значит, слушайте меня внимательно, — сказала она, поставив на лавку кувшин и махнув руками, как училка у доски. — У нас теперь есть баня. Это уже цивилизация. Но! Мы не в санатории. Мы на краю света, где нас бы и жаба не нашла, если бы не корабль, рухнувший с небес. Так?

— Так, — пискнула Мирослава.

— А значит, нам нужны: пища, запасы, семена, ткань, соль, лекарственные травы, инструменты, посуда, свечи, иголки, нити, сапоги, тёплая одежда, оружие и место, где всё это хранить.

Баюн на всякий случай сел и вытащил лапкой бересту:

— Погоди, я записываю. Хозяюшка, ты ли это? Или тебя подменили?

— Подменили, — ответила Раиса. — Подменили той женщиной, что прожила семьдесят лет, прошла две реорганизации и три войны в инфекционке, и каждый раз всё равно готовила детям компот.

— Молитвы начались, — прошептал домовой Гниляй, выглядывая из кадки.

— Вот именно, — кивнула Раиса. — А теперь — главное. Князь дал нам день на раздумье. Ну, мы и подумаем. Только думать будем не о том, как бы клан понаряднее выбрать, а как бы построить своё, чтобы и жить было можно, и род был свой, и чтоб никто, извините, задницу клеймить не смел.

Мирослава села, как прибитая.

— Свой… род?

— Да. — Раиса в упор посмотрела на неё. — Своё поселение. Своё имя. Своё право. Мы не товар. И не припасы для чужих кланов. Мы — первородные на новой земле. А это значит, что имеем право стать родоначальниками. Главное — правильно это подать.