Мгновение спустя её глаза наполнились тенью, и она обернулась. Это было как одно мгновение, один взгляд, но в нём было всё — и пепел, и жар, и дым. Всё в одном образе, стоявшем перед ними.

Она была одета в тёмно-красные одежды, которые походили на выжженную землю, словно сама одежда впитывала её душу. Волосы, заплетённые в причудливые косы, будто светились, и в них играла угроза и свет. Женщина стояла в полной тишине, её взгляд был отстранённым, но проницательным. Когда она заговорила, её голос был как раскат грома, тихий, но глубокий и проникающий.

— Я Жарена, — сказала она. — Я пришла по зову. Но не для того, чтобы приносить счастье. Я пришла, чтобы осветить ваш путь.

Баюн вздрогнул и отступил на шаг, он ощущал в ней что-то древнее и разрушительное, что напоминало о его прошлом. А Кикимора, стоявшая немного поодаль, замерла. Она чувствовала, как душа её восстала, вспомнив старые песни, забытые заклинания.

В этот момент Жарена подняла руку, и все молчали, словно земля прекратила своё движение. И вот, перед ними, она расправила свои крылья — огромные, пылающие, переливающиеся ярким огнём. Она была фениксом, не сгоревшим и не возродившимся, не перерождённым, но и не уставшим. Она была просто тем, что осталось после горя.

— Я потеряла свой род, — её слова повисли в воздухе. — Я не желаю быть вечно горящей, но я не могу отказаться от своей сути.

Раиса наблюдала, и её сердце сжалось. Этот феникс был вечно одиноким, с огнём, который горел, но не давал света. И что-то в её душе откликнулось на это.

— Тебе не нужно жить в одиночестве, — сказала Раиса, подходя ближе. — Ты пришла не случайно. Судьба твоего рода теперь будет частью моей.

С каждым её словом Жарена становилась всё более реальной, её пламя становилось теплее. И вот, когда её крылья закрылись, Раиса почувствовала запах жареного хлеба, костров и трав, запах родного праздника. Так, под тенью деревьев, начался их праздник.

Баюн стоял, всё ещё не веря своим глазам.

— Ты не знаешь, что именно ты сделала. Она ведь не просто феникс, а целая легенда.

Кикимора, стоявшая рядом, смотрела с подозрением.

— Баюн, ты ещё не понял, кто она? Это ведь сама Жарена. Я помню её имя с тех времён, когда бабушка мне об этом говорила.

Раиса посмотрела на них, и её лицо расплылось в улыбке.

— Тогда мы все должны поучаствовать в празднике. Пусть она почувствует, что не одна. Этот мир полон тепла, если только мы не боимся его принять.

Праздник разгорелся, и огонь весело танцевал в их глазах, освещая каждый уголок, пока пепел не встал перед ними, как бы заключая мир в своих крыльях.

Глава 44 — "Загадка пламени и тени"

Посёлок ещё дремал, когда первые отблески зарева прокатились по небу, как будто кто-то огромный махнул крыльями над землёй. Раиса стояла на веранде больнички, попивая чай с мёдом, и смотрела, как медленно поднимается солнце, краснея от стыда перед холодным утром. Возле калитки уже суетился Баюн, гоняя ворон и ворча:

— Не рано ли тебе, каркать, чернохвостая братва? У нас тут режим, между прочим!

Появление Жарены изменило многое. С тех пор, как женщина-феникс осталась в посёлке, воздух стал насыщен лёгким запахом золы и корицы. Она редко говорила, но её взгляд, глубокий и горячий, как угли в очаге, давал понять — видит она гораздо больше, чем кажется. Жарена поселилась неподалёку, в старом кузнечном доме, и по ночам оттуда виднелось слабое пламя — не огонь, а память, разгорающаяся в её груди.

Раиса, впрочем, не стала давить с расспросами. Она чувствовала: каждая душа, пришедшая в этот мир из пепла, заслуживает тишины. Но кое-кто интерес проявил. Молодой феникс, прибывший ещё во времена перерождения посёлка, теперь частенько заглядывал к Жарене под видом того, что "помочь дрова поколоть". Как бы не так. Он даже пёрышки перед встречей приглаживал и дёгтем подкрашивал крылья.

Баюн, наблюдая это, закатывал глаза: — Вот начнётся у нас теперь семейная сага с яйцом огненным…

Тем временем Раиса занялась подготовкой к очередной ярмарке. Торговля шла бойко: изумруды, соли, копчёная рыбка, вязанки сушёных трав. Люди с соседних поселений приходили за чудо-мазями, "лечебной настойкой от укусов неведомых зверей" и жареным хрустом — картошкой, обжаренной по старому земному рецепту.

— Пенициллин с девясилом! — кричал травник Сенька. — Только у нас, без побочных, зато с пощипыванием!

В больнице Раиса показывала ученикам, как собирать грибы для новых лекарств. Даже кикимора, перебинтованная и в шапочке с бубенцами, стала завладелицей местной лаборатории. Её горшочки булькали, парили и взрывались строго по графику.

— Если б не ты, хозяйка, я бы всё в болотце ушла, а теперь — при деле! — гордо произнесла она, ковыряя в пробирке ложечкой.

И только ночью, устав от суеты, Раиса снова увидела сон.

Лада появилась в новой форме. Высокая, строгая, в чёрной кожаной куртке и с кофе в руке. Над головой у неё светился золотой логотип: арка в форме буквы «М».

— Сварог тебя простил, — сказала она без прелюдий. — Но путь твой не окончен. Я приду к тебе. Только не в этом обличии. Узнаешь меня по слову, которое звучит, как заклинание для желудка.

Раиса хмыкнула: — McDonald’s?

— Именно, — Лада усмехнулась. — И да… приготовь стол. С гостями придём.

Проснулась Раиса с полным ощущением, что скоро в их деревеньке начнётся нечто, чего даже Баюн не прокомментирует без перекрестия и настойки валерианы.

Она встала, натянула тёплую рубаху, и, выходя из избы, крикнула:

— Баюн! А у нас духовное развитие намечается. С картошкой!

— С хрустящей корочкой?!

— Ага.

И над посёлком снова заклубился дымок — но не беды. Домашний. Тёплый. С запахом огня, трав и чего-то очень, очень земного.

Глава 45. "Картошка фри и следы богов"

С самого утра Раиса чувствовала, что день выдастся странным. В воздухе витал аромат дыма, картофельной кожуры и чуда. Она проснулась по привычке рано, нащупала босыми ступнями тёплый деревянный пол, накинула шерстяной жилет и, едва пригладив волосы, пошла на кухню. Сбоку на поясе звякнули амулеты — защитные, целительские, и один — в виде жареной картошки. Баюн, зевая, потянулся на подоконнике и вежливо не стал комментировать внешний вид хозяйки.

— А я говорила, что картошкой народ поднимать будем, — пробормотала Раиса, вытаскивая ведро с клубнями. — Не зря мои бабки по ночам рецепты диктовали.

Из подвала доносился тонкий аромат копчёной рыбы, а у входа уже собирались несколько гостей — новые, пришлые, с разных окраин. Кто-то прибыл ради изумрудов, кто-то слышал про целительницу, а кто-то просто хотел вкусно поесть.

На центральной площади кипела работа. С вечера там установили магически-самогреющиеся сковороды, обложенные берёзовыми ветками, и конструкцию из остатков кристаллов, усиливающих жар. Раиса ласково называла её "Жарка-ладушка". Именно на ней она и собиралась готовить первую в мире фэнтезийную картошку фри.

Кикимора, на удивление, предложила помощь: — Ты только скажи, Раюшка, какой жир использовать — бобровый, барсучий или вот этот — драконий? У него послевкусие, правда, как у горелых кедров.

— Лучше масло подсолнечное, — вздохнула Раиса, — но сойдёт и бобровый. Зато аромат родной.

Пока Раиса жарила картошку, рядом угощали копчёной рыбой и хлебом с солью. Люди смеялись, пробовали новинки, восхищались "золотыми палочками", как прозвали фри. Один из гномов, жирный и важный, прицокнул языком: — Соль у тебя будто из звёзд выварена. Крепкая. Мы бы с тобой договор составили… Добываем, ты продаёшь. Тридцать процентов тебе — и за угощение ещё ящик руды.

Раиса, вытерев руки о фартук, пожала плечами: — Ладно. Только если соль пойдёт и в мои лекарства.